Был вторник, восьмое августа двухтысячного года. Гэйб все еще не окончил медицинскую школу: он отложил экзамены на год. Поэтому он уже не мог ссылаться на то, что разговор с родителями помешает ему успешно сдать экзамены. А поскольку в календаре Розенов так и не нашлось свободного местечка для даты нашего бракосочетания, мы решили покончить с маскарадом и открыто сообщить им о том, что мы сделали. Когда мы подъезжали к дому его родителей, Гэйб снова заколебался:
– Кажется, я не смогу этого сделать, Стефани.
Я не могла его понять. Мой отец – мой лучший друг. Общение с родителями никогда не вызывало у меня затруднений. И я была не в силах понять, почему Гэйб так страшится людей, который дали ему жизнь. Поэтому мне было до ужаса легко принять его проблемы на свой счет и испугаться, что он не может с ними поговорить потому, что не так уж меня любит. «Если бы ты действительно меня любил, ты бы так не отпирался!» Стоило мне хорошенько задуматься, и становилось понятно, что проблема не в наших отношениях. Это была проблема самого Гэйба, и меня это мучило, потому что я никак не могла ему помочь. Я не могла изменить ситуацию, не могла его излечить, не могла совсем ничего! Но и оставить все как есть было мне не под силу. Мне следовало попытаться понять, что чувствовала Ром. Она тоже никогда не оставляла все как есть. Не случайно Гэйб в меня влюбился. Я очень походила на его мать.
– Может быть, ты хочешь, чтобы за тайным браком последовал тайный развод, Гэйб?
– Нет, конечно, нет. Я люблю тебя.
– Но, если ты меня любишь, почему тебе так трудно сказать родителям правду? – Мы пока еще ничего никому не сказали.
Обещав Гэйбу молчать, я ничего не сообщила ни сестре, ни отцу, ни матери.
– Стеф, я не сомневаюсь в моих чувствах к тебе. Я люблю тебя. Я в этом уверен. – Он взял мою руку. – Не так, как обычно говорят: «Она классная, я ее обожаю», нет, мои чувства к тебе глубже. Мне нравится любоваться тобой, когда ты, лежа в постели, хохочешь над телешоу. Мне нравится целовать тебя, когда ты спишь, пусть ты и не знаешь о том, что я тебя целую, вот так я тебя люблю.
– Так в чем тогда проблема? – Я отдернула руку.
– Я просто хочу все сделать правильно. Я не хочу еще одной стычки; предыдущие были сущим кошмаром. Я просто хочу обождать, пока не почувствую большую уверенность при мысли о том, чтобы им сказать. Разве это плохо?
– Да. Прости, но это так. Это плохо. Мы женаты, Гэйб. Раз ты решил на мне жениться, прекрати оплакивать свою участь и стань женатым мужчиной. Стань моим мужем.
Поверить не могу, что я была одной из тех двоих взрослых на вид людей, которые вели этот жалкий разговор в машине. Сейчас мне с трудом верится в то, что именно я, взрослая женщина, принимала участие в этой патетической дискуссии. После двух месяцев оправданий, экзаменов, «мама – то, милая – это», я так и не понимала, как впуталась в такую дурацкую ситуацию. Подходящий пункт для истории моей личной жизни: попытка убедить маленького мальчика вырасти.
Я вышла замуж за маменькиного сыночка. Впрочем, не знаю, что хуже: быть маменькиным сынком или женой маменькиного сынка. Как можно встречаться с подобным типом или сочетаться с ним браком? Никак. Надо его бросить. Купить беговые кроссовки получше, со всеми причиндалами; и бежать со всех ног. Уж никак не следует сидеть с ним в машине и уговаривать не прятаться. Не изображайте сочувствие, не говорите: «Бедняжка, я знаю, что ты чувствуешь». Убегайте к чертовой матери, потому что он никогда не вырастет. Мамочка и папочка всю жизнь помогали ему справиться со всеми неприятностями, а если мужчине никогда не приходилось рисковать, у него нет шансов развить в себе характер.
– Милая, мне так жаль, – сказал он. – Ты заслуживаешь лучшего, я знаю. Но мне кажется, сегодня я не смогу на это решиться. – Именно в этот момент вся моя жалость превратилась в раскаленную лавину гнева.
– Слушай, тебе плохо, потому что твои родители ясно показали: они против нашего брака. Знаешь, а ну и что? С какой стати это тебя так мучает? Я твоя жена. Тебе двадцать шесть. Ты вполне можешь принимать решения, не сверяясь с мамочкой и папочкой... – Я знала, что, ругая его за инфантилизм, я делу не помогу.
Гэйб начнет защищаться или выдумывать новые оправдания. Но я больше не могла его слушать. Я вошла в красную зону, как это называет мой отец.
Тахометр автомобиля показывает скорость вращения двигателя в оборотах в минуту. Таким образом, те, кто водит с ручной коробкой передач, могут переключать передачи, выбирая либо оптимальный режим экономии топлива, либо ускорение. Когда стрелка тахометра оказывается в красной зоне, возникает угроза для работы двигателя. Это предупреждение: дальше так нельзя. Добро пожаловать в мой мир!
В детстве, когда меня переполняли гнев и раздражение, отец спокойно предупреждал: «Стефани, сейчас все разговоры с тобой бессмысленны. Ты в красной зоне. Пока ты вне себя, мои слова на тебя не подействуют, ты только делаешь себе хуже». И он не разговаривал со мной до тех пор, пока я не успокаивалась настолько, чтобы изъясняться связными предложениями, которые не включали в себя слово «ненавижу».
– Но я же в бешенстве, немедленно выслушай меня!
– Сейчас ты во власти эмоций. Эмоции не дают вести диалог и рассуждать. – Отец не уступал мне, и я еще больше бесилась, но рано или поздно мой гнев затихал.
Но сейчас я не заглохну. Гэйб вцепился в руль автомобиля; костяшки его пальцев побелели. Я чувствовала себя матерью, которая впервые привела, ребенка в детский сад и уговаривает краснеющего сына отцепиться от ее ноги. Что мне приманить его сладким пирожком и бежать?
– Я вхожу в дом, Гэйб, с тобой или без тебя! Ты идешь? – Он тупо уставился на меня.
Мне захотелось оторвать Гэйба от машины и ввести в дом, держа руку на его макушке. Вот так. Хороший мальчик. Все у тебя получится.
– Ладно, – произнес он срывающимся голосом. – Теперь я готов.
Мы никогда не заезжали к родителям Гэйба без предварительного звонка по телефону, и поэтому наш нежданный визит должен был их смутить. Для объяснений требовалось время, поэтому мы сняли наши кольца. Гэйб нажал на кнопку звонка и отступил назад.
Я оправила свою юбку. Провела руками по бедрам. Выпрямилась. И потянулась к руке Гэйба, однако он ее отдернул. Многообещающее начало!
– Вот сюрприз так сюрприз, – произнесла Ром таким напряженным голосом, что казалось, он вот-вот сорвется.
Она бросила быстрый взгляд вначале на левую руку Гэйба, а потом на мою.
– Что же, что привело вас сюда? – Она чмокнула нас, приветствуя, как полагалось. – Марвин, это Стефани и Гэйб, у нас еще есть время, – прокричала она из прихожей. – Даймонды уже едут сюда. Мы собираемся пообедать в клубе.