виноград.
После вина немного перекусили, потому что какой добрый человек бранится на пустой желудок? Вот и Тито не стал. Откушав сыру, он утер губы и жестом попросил наполнить его опустевший кубок.
– Ваше Величество, дозвольте узнать – ужели вас все устраивает в текущем состоянии Вашего королевства?
Королева подчеркнуто холодно отложила приборы в сторону от тарелки, промокнула рот от виноградного сока и чуть повернулась к Тито.
– Разумеется, нет. Позвольте узнать, с какой целью вы держите моего благоверного живым? Калахану давно уже следовало отправиться к праотцам.
– И это все, что тревожит королевскую особу? – ошеломленно воскликнул викарий, не сдержавшись.
Вести подобные разговоры при дочери? Хотя, что взять с ребенка? Единственное порождение чресл Агаты родилось увечным – девчонка насилу воспринимала мир вокруг себя и только-только выучилась говорить к своим годам. Королева свою дочь бесконечно любила, это Тито знал. Как и то, что богомерзкие культисты считали несчастное дитя мессией и с неизмеримо большим трепетом расцеловывали края её одежд, ежели руки главы бринморской церкви. Что с них взять? Мельники да писари. Любители девочек помоложе.
– Поговорим о тревогах?
Тито не мог больше держать пальцы сплетенными, не надломив их, а самоистязание не имелось в его приоритете. Он опустил руки на подлокотники, стиснул их, однако ярость бурлила в нем. Удивительно, как его субтильное старческое тело могло порождать подобный сильный бас, но вскоре звук его голоса заполнил каждый уголок мраморной залы.
– Поговорим о договоренностях? О том, чего стоит слово королевы? Как было уговорено? Какими же дьявольскими заклинаниями вы одурманили нас! Что было обещано? Малой ценой и малой кровью – благоденствие, мир на земле, лишенный богомерзких малефиков! Как же вы могли допустить все произошедшее?
Спина у Агаты была такой прямой, будто она проглотила кол. На грациозно вытянутой шейке отчетливо пульсировала вена, быстро-быстро.
– Позвольте, Ваше Святейшество. Мы обещали возвращение богов.
– Есть только один бог!
– В числе прочих, верно, – она изогнула губы и расправила юбку на коленях, – но мы выполнили своё обещание. Мы открыли дверь в поднебесье.
– Эти существа… Это демоны! Как можете вы называть их богами? Звери и то разумнее! Это – не боги.
– Нет, конечно, не боги, – в спокойном голосе Агаты сочился яд, – но их дети.
Зал загудел, разнося информацию из уст в уши, шепоток был похож на сквозняк из приоткрытой в небеса двери. Потусторонний, леденящий кровь, нехороший.
– Ересь!
Агата внезапно сильным низким голосом перекрыла восклицание Тито:
– Да что вы знаете о своем боге?
Церковники на противоположном от идолопоклонников столе резко затихли, ибо как смела она? Греховный сосуд, проклятая ведьма, невежественная в высочайших материях баба с оскверненным лоном, так и не принесшим Бринмору наследника?
От этого вопроса Тито вспрыгнул с места и не заметил: презрел и былую сдержанность, и сковывающую боль в пояснице. Если бы его верные Всадники не дернулись следом, если бы не блеснули глазами слуги и пажи, прислуживающие в мраморной зале, он бы бросился вперед, и плевать, что она королева. Вырвать ногти! Растянуть на дыбе! Залить свинцом её нечестивый рот!
Тито в кресло опустился медленно, словно в прорубь. Глотнул подогретого вина. Невежество, вот что возмущало его. Семибожники жили своей правдой, где Святейший Малакий, пророк Доброго бога, стоял рука об руку с отвратным собакоголовым Марвидом. В их пантеоне было место уродам, они исказили само представление святости. В их мирке потомки апостолов, малочисленные наследники Великих Домов Бринмора, якобы вели свой род не от святых, а от неких хтонических порождений первородного хаоса, зверолюдей и монстров. Несчастные рабы иллюзий! Сколь убогой была их вера, если они были готовы считать божественными змееподобные порождения, что падали на их головы, аки клопы в молодом орешнике.
– Вы смеете меня учить? Поучите, что ж. Однако достопочтенные господа собрались здесь не как ваганты в университете, но для нужд страны и решения её проблем. Не ради питания вашей гордыни и гнева.
Агата оглядела собравшихся. В её синих глазах безразличия было – как в море утопиться. Лишь когда взор лег на светлую, как у Калахана, голову дочери, мягкая, нежная тень скользнула с ресниц королевы на её щеки. Она подобрала салфетку и утерла девочке уголок рта – та испачкалась в варенье, поданном с хрустящими сладкими гренками. Принцесса Дебора показалась Тито столь же прожорливым созданием, сколь и Марвид, по легенде, подавившийся костью Малакия.
– Решать трудности дозволено лишь тем, кто на это способен, да, милая? – обратилась она будто к своей дочери, но та не ответила, сосредоточенно чистя крупные розовые виноградины – челядь благоразумно отодвинула варенье вглубь стола. – Как мог возомнить себя вершителем судеб тот, кто не в состоянии убить одноногого ублюдка моего супруга?
Тито невозмутимо перевел глаза на Вестника. Тот кивнул.
– Приказы уже отданы. Он ускользнул от нас в Ан-Шу, но мы разобрались с его пособниками. Мальчишка наверняка уже кормит воронье.
– Я готова продолжить этот разговор, только если вместо этого пастушьего пирога будет его голова.
Публика ахнула, запивая сенсацию – неповиновение главе Церкви Вознесения! – вином. Слуги к тому времени выкатили еще две бочки.
А Агата, улыбнувшись Тито, поднялась с места прежде, чем слуга отодвинул её кресло. Фрейлины повскакивали с мест, как спугнутая с мелководья стайка уток, и, если бы не мальчишка-паж, чьи руки легли на спинку стула принцессы и задвинули его вместе с девчонкой, они бы ушли прямо здесь и сейчас.
Невежество, алчность, властолюбие, кровожадность. Грехи королевы Агаты проступили на её холодном лице демонической маской, когда она заорала на всю залу:
– Да что вы себе позволяете!
Тогда Тито встал. Тяжело оперся на посох, сгорбился так, словно её грехи легли грузом на его плечи. Если подумать, так и было. Его легковерие привело их сюда, в эту точку пространства и времени, где не могло быть ни мира, ни обещанного благоденствия.
– По вашей вине, сиятельная королева, Бринмор затопила кровь ваших подданных. Ваше вероломство привело к тому, что мы остались беспомощны перед лицом Врага. Но я смогу вернуть силы в руки нашего святейшего королевства.
– Нашего?
Она то ли не понимала происходящего, то ли до последнего силилась сохранить лицо. Чего она ожидала? Что после убийства короля и единственного, пусть и ублюдочного, наследника короны власть перейдет ей? Главе богомерзкого культа? Иноземке?
– Теперь, когда вы показали мне путь… способ быть во всеоружии, скажите, Ваше Высочество, зачем мне вы?
Церковь и так была слишком слаба из-за мягкотелости Калахана. Своенравный король – горе для подданных, чего стоила эта его «любовь» к чумазой шорке! Она была