Мы уходим в сторону моря, и я отчетливо слышу в ровном гуле мотора непривычный стук. Но мотор тянет, и мы летим. Не напрямик, конечно, а держимся поближе к берегу, тем самым намного удлинив обратный путь.
Я все прислушиваюсь к стуку, и временами мне кажется, что мотор вот-вот остановится. Тогда я ощущаю легкое подташнивание и начинаю усиленно разглядывать каменистую полоску берега внизу…
Вернувшись домой, мы застали на старте дежурного по полетам и, конечно, Иру Себрову. Все летчики уже уехали отдыхать.
- Ну вот, наконец, и вы, - устало сказала Ира… [276]
* * *
Вспоминает Калерия Рыльская:
«Наступая в Крыму, мы вели "цыганскую жизнь", перелетая с одной точки на другую. Каждую ночь обрабатывали новые цели и каждый день спали на новом месте, под крылом самолета. Здесь было наше рабочее место, спальня и столовая.
Деловитый техничек заботливо зарулит самолет с таким расчетом, чтобы под плоскостью оказался бугорок, а не ямка. Бугорок сослужит хорошую службу во время дождя. Расположись на нем, и вода тебя не подмочит. Работяга-техничек завесит чехлом от кабин наветренную сторону крыла и будет хлопотать у мотора, тихонько постукивать ключами, оберегая сон своего экипажа.
В ту пору техником у меня работала Маша Щелканова. Самолет мой был не новый, мотор тоже. Но Маша очень хорошо все наладила, самолет отлично меня слушался. Зажигание она отрегулировала так, что не надо было контачить, то есть дергать за винт при запуске. Поставит, бывало, винт на компрессию, залезет в кабину, покрутит ручку магнето, глядишь - мотор сам заработал. Золотые руки у Машеньки. И сама она - крупная, сильная девушка, и руки у нее - настоящие технарские, в ссадинах и заусенцах». [277]
* * *
Из воспоминаний Раисы Ароновой:
«В Крыму был такой период, когда летчики-истребители, желая, очевидно, блеснуть перед девушками мастерством пилотажа, на обратном пути с задания обязательно проходили над нашим аэродромом и выделывали разные вензеля в воздухе. Они забывали, что мы в это время спали после ночных полетов. Беспрестанный рев моторов истребителей не давал нам нормально отдыхать. Стали жаловаться командиру полка, а она - в высшие инстанции. Вскоре по всей Воздушной армии объявили, что Чеботарка - запретная зона. Кто нарушит, будет строго наказан. Только после этого стало тихо.
Побывать в женском полку, познакомиться с девушками, "обменяться опытом боевой работы" - было мечтой многих летчиков. Но поскольку мы с вечера и до утра летали на задания, а днем истребители сами работали, то возможностей для обмена опытом что-то не находилось.
Только с "братцами-бочаровцами" у нас с самого начала знакомства, с 1942 года, установились дружеские, хорошие отношения. Они тоже летали ночью на По-2, иногда базировались на одном с нами аэродроме и бомбили те же цели, что и мы. Нам была понятна их работа, как своя собственная, а они со знанием дела ценили и уважали наш труд.
"Братцы" не хвастались перед нами, как некоторые истребители, воздушными боями и сбитыми самолетами противника. Они были такими же работягами, "кукурузниками", как и мы. Думается, что правильный тон для своих подчиненных задал сам командир полка Константин Дмитриевич Бочаров».
* * *
Наша цель - действующий аэродром под Севастополем. Он работает днем и ночью, немецкие самолеты летают в Румынию и обратно, спешат эвакуировать из Крыма все, что можно.
К цели подходим на высоте две тысячи метров. В первом полете нас держали прожекторы. Нина насчитала больше двадцати. Мы это учли. Снижаемся, убрав газ. На аэродроме включены посадочные огни, рулят самолеты. Сейчас мы их накроем!… Только бы нас не обнаружили раньше времени.
- Целься получше, Нина! Такое бывает не часто. [278]
Внизу - посадочное «Т» из электролампочек, такое ровненькое, аккуратненькое. Видимо, там ожидают самолет из Румынии. Продолжаем неслышно планировать. Я забываю обо всем на свете, единственное мое желание - разбомбить немецкий самолет. Нина вертится в кабине, потом затихает. Грохот на земле: взрыв с пламенем… И сразу - ослепительный свет: включились прожекторы. Шарят по небу, ловят наш По-2 где-то гораздо выше. И там же разрывы зенитных снарядов. А мы - низко…
Стрелка высотомера приближается к тремстам метрам - мы слишком увлеклись, забыв о высоте. Земля совсем близко… Больше снижаться нельзя, и я даю полный газ: вот теперь и нам достанется!
Но внезапно, к нашему удивлению, наступила темнота. Погасли прожекторы, молчат зенитки. Только на земле пылает самолет. Совершенно свободно мы уходим в сторону моря.
Что же случилось? Оставалось только гадать: то ли немцы приняли наш самолет за свой, когда услышали шум мотора так низко, то ли в самом деле прилетел самолет из Румынии и они боялись сбить его. В любом случае нам здорово повезло.
* * *
Курортный город Саки, к северу от Севастополя. Мы сидели на аэродроме в полной боевой готовности. Правда, никто не думал, что в эту ночь придется летать. Погода была явно нелетная, и другие полки в дивизии не работали.
Но вот вернулась Дина Никулина, летавшая на разведку погоды, и доложила командиру полка:
- Товарищ командир, погода неважная, сплошная облачность, высота нижней кромки триста пятьдесят-четыреста метров. Вертикальная видимость есть. Летать можно.
- Можно? - переспросила Бершанская.
- Вполне. Ориентиры просматриваются.
Командир эскадрильи Дина Никулина не признавала трудностей. Год назад на Кубани она сумела дотянуть до линии фонта и посадить подбитый самолет у обочины дороги. Из пробитого бака хлестал бензин, заливая глубокую рану в ноге, штурман Леля Радчикова, тяжело раненная, без сознания…
И вот теперь она доложила, что летать можно. Предстояло бомбить немецкие огневые позиции на подступах к Севастополю. Мы понимали: в условиях, когда наш полк перешел в состав 4-го Украинского фронта, вошел в новую для нас дивизию, - в этих условиях нельзя было не летать. Даже если по наставлению не положено. К [279] нам, женщинам-летчицам, снова присматривались, часто с недоверием.
Встречаясь с нами, летчики мужских полков хвастались тем, что сражались под Сталинградом: «Мы, сталинградцы…», «Когда мы бомбили фашистов в городе…», «Высота? Да мы - бреющим…»
Однако после этой боевой ночи, когда летал только женский полк, летчики-мужчины попритихли. И говорили другое: «Конечно, у вас же какой опыт! Вам приходилось летать и в горах, и в туманы, и над морем…»
* * *
Война в Крыму шла к концу. Мы летали бомбить Херсонес, откуда остатки немецких войск спешно удирали в Румынию.
9 мая 1944 г. освобожден от врага Севастополь. Тот, кто был в воздухе в ту ночь, мог любоваться сверху удивительным зрелищем: салют в честь освобождения Севастополя. Весь город, как огромная клумба, вдруг сразу расцвел огнями, красными, белыми, зелеными, желтыми. И над этим разноцветным ковром - сотни огненных трасс, устремленных в небо. Стреляли из всех видов оружия, стреляло все, что могло стрелять…
После окончания войны в Крыму мы совершили большой перелет в Белоруссию через всю Украину. Здесь, в Белоруссии, летом 1944 года должно было начаться мощное наступление советских войск.
Первыми, кто нас встретил на новом месте, были тучи комаров, которые носились над лесом. К ним трудно было привыкнуть. Они не только кусали нас и пили нашу кровушку, но и заставили многих переболеть противной болезнью, малярией.