Читать интересную книгу В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000 - Ричард Дейвенпорт-Хайнс

«Я начала с трубки – курила опиум. Вначале было весело, но однажды, проснувшись утром, я поняла, что развлечение переросло в зависимость. Затем закон запретил опиум, и я перешла на героин. Я нюхала его и через три минуты получала кайф, для которого опиуму требовалось два-три часа. Многие из нас не понимали, что такое героин, пока не оказалось слишком поздно. А потом реакция на него была ужасной. Он ведь отбирает у вас память. Через некоторое время я потеряла способность думать. Я испугалась, бросила героин и перешла на кокаин и морфин. Думаю, что это так же плохо».

Еще в 1912 году доктор Джон Филлипс (1879-1929) отметил, что в злачных районах крупных городов широко распространено нюханье героина. Его двадцатиоднолетний пациент перешел с морфина на кокаин, потому что его легче было достать. Он признался, что этот наркотик использовали, по крайней мере, двадцать его знакомых наркоманов, большинство из которых работало за прилавком с освежающими напитками в аптеках. Другой пациент Филлипса приезжал из Толедо в порт на озере Эри, где героин широко употребляли и мужчины, и женщины.

По словам Джозефа Макайвера (1887-1940) и Джорджа Прайса (ум. 1953) – врачей, лечивших наркоманов в Филадельфии после принятия Закона о запрещении опиума, опий-сырец сильно подорожал, и его покупали в небольших количествах только те, кто мог себе это позволить. В результате, наркоманы со стажем стали переходить с опиума на героин. Затем, примерно с 1912 года героин начали употреблять те, кто вел распутный или преступный образ жизни. К 1913 году героин стал очень быстро распространяться среди наркоманов злачных районов. Ни у одного наркотика не было столько жертв за такое короткое время. Макайвер и Прайс полагали, что рост потребления героина был вызван низкой ценой этого наркотика и его доступностью, однако они отмечали дополнительную черту – многие наркоманы утверждали, что хотя героин не возбуждал сексуальные желания, он помогал продлить половой акт. Пирс Бейли (1865-1922), нью-йоркский психиатр, бывший одно время профессором неврологии в Колумбийском университете, был согласен с Макайвером и Прайсом. Доктор Уолтер Конли (1869-1946) дал в 1924 году краткое и убедительное описание героиновых наркоманов, которых он лечил в Нью-Йорке.

«Героиновые наркоманы не таятся, как морфинисты. Они собираются группами, иногда большими. Один подросток начинает принимать наркотик, и его действия служат примером для десяти-двенадцати других подростков… наша беда заключается в том, что молодые люди покупают героин у уличных торговцев, а не получают от врачей… У нас в городской больнице лежали 4 тысячи подростков, некоторые – не первый раз, и все они рассказывают одну и ту же историю… Они – члены молодежных банд, их переполняет бравада и дерзость, в этом состоянии они совершают преступления и делают много других вещей, которые не совершили бы морфинисты, потому что последние отличались скрытностью, замкнутостью и принимали наркотик в уединении. Героиновые наркоманы хотят, чтобы окружающие знали об их зависимости».

Конли понимал, что сама принадлежность к героиновым наркоманам вызывает у человека приятное волнение. Он спросил одного пациента, зачем тот лечился пять раз только затем, чтобы возобновить свою привычку. Юноша ответил, что лечится, чтобы избавиться от зависимости, а потом снова испытать чувство приобщения к наркотику. Для таких молодых людей трепет наркомана был подобен возбуждению шпиона, пойманного на вражеской территории далеко за линией фронта. Чтобы выжить, наркоманы постоянно должны были внимательно и незаметно изучать окружающую обстановку в поисках ситуации, которая смогла бы им помочь либо погубить. Их жизнь сводилась к элементарной, жестокой потребности выжить, и одновременно являлась олицетворением тайного заговора со своими секретами, непонятными непосвященным в него людям.

Ограничение поставок кокаина и опиума привело наркоманов к героину. Когда выросли цены на кокаин, зависимые от него люди в американских городах стали искать ему замену и обнаружили героин. Этот наркотик был дешевым и привлекал также тем, что его можно было нюхать. Более того, героин успокаивал наркоманов, которые вследствие насильственного отказа от кокаина испытывали тревогу и угнетенное состояние. До принятия закона Гаррисона большинство кокаинистов принимали только один наркотик. Однако в 1924 году Лоренс Колб (1881-1972) провел исследование 150 наркоманов. Из них только семеро употребляли один лишь кокаин. По словам Колба, «Человек, который сегодня начинает с кокаина, бросает его через короткое время – что нетрудно сделать – или принимает такую большую дозу, что симптомы тревоги, которые возникают вследствие приема кокаина, заставляют его искать облегчение в морфине или героине. Такой человек быстро приобретает зависимость от одного из этих наркотиков». Разрастание привыкания к заменителям кокаина среди наркоманов, которых лишили предпочитаемого ими наркотика, стало международной проблемой. Герберт Л. Мей (1877-1966) в 1930-х годах был представителем США в комитетах по наркотикам Лиги Наций. Он выполнил для Ассоциации внешней политики США «Исследование условий курения опиума на Дальнем Востоке». После путешествия по Дальнему Востоку Мей в 1927 году пришел к выводу, что если заставить курильщика опиума отказаться от своей привычки, он становился потенциальным потребителем синтетических наркотиков, таких как морфин и героин. Мей утверждал, что ограничение курения опиума ведет к увеличению зависимости от синтетических наркотиков. Как ни удивительно, но переход наркоманов на другие наркотики использовался в качестве оправдания дальнейших запретов на наркотические средства, а не для того, чтобы тщательно обдумать возможность их введения. Когда в 1914 году Совет по здравоохранению Нью-Йорка добавил каннабис к списку запрещенных наркотиков, «Нью-Йорк Таймс» одобрила эту инициативу и ввела в заблуждение читателей, назвав индийскую коноплю наркотиком с практически тем же действием, как у морфина или кокаина. В редакционной статье газета писала, что это был правильный шаг – хотя число любителей гашиша не так велико, чтобы принимать их во внимание, их количество могло бы увеличиться, так как другие наркотики стали менее доступными.

США были не единственной страной, которая переживала резкий рост наркотической зависимости. В Берлине и Гамбурге в начале ХХ столетия существовали магазины, которые предлагали инъекции морфина по сниженной цене «людям со слабыми нервами». За первую инъекцию брали пять или десять марок, вторая стоила вполовину дешевле. Отчасти в ответ на такую деятельность Рейхстаг в 1910 году предложил осуществлять более строгий контроль над незаконным оборотом и употреблением морфина и кокаина. Доктор Луис Мерк (1854-1913) от лица собственной фармацевтической компании и четырех других немецких производителей кокаина выступил против этих предложений, которые благодаря Гаагской конференции получили дополнительную поддержку. Кокаин незаконно использовался, как правило, в крупных городах и портах. Французские врачи в 1913 году жаловались, что хотя наркотик якобы невозможно было приобрести во Франции без рецепта, он свободно продавался на Монмартре. Там в определенных кафе после определенного часа кокаин продавали почти открыто. Многие кокаинисты принадлежали к парижскому полусвету. Одной из таких наркоманок была Матильда Фосси, более известная под сценическим именем Женевьева Лантельм (1887-1911). В четырнадцать лет она была главной приманкой борделя своей матери, но скоро стала популярной парижской актрисой. Театралы с удовольствием обсуждали ее репутацию любовницы, которая равно наслаждалась как женскими, так и мужскими телами. Ее небольшую сутулость копировали другие «роковые» женщины-парижанки. Дурная слава Лантельм достигла пика после ее таинственной смерти. Она попала под покровительство вульгарного, жестокого и психически нездорового англичанина Альфреда Эдвардса (1856-1914) – основателя газеты «Матен» и владельца Театра де Пари – и утонула, упав с борта его яхты. Возможно, Лантельм находилась под воздействием кокаина, и ее смерть была случайной, но враги Эдвардса утверждали, что он выбросил ее в море, когда она отказалась удовлетворить его извращенные похоти.

К 1911 году употребление кокаина в Лондоне стало восприниматься как общественное явление. Автор многих детективов, Эдгар Уоллес в 1922 году вспоминал, что впервые познакомился с кокаином в Лондоне в 1911 году, когда хористка из гастролирующей американской труппы показала ему порцию порошка. Сэр Эдвард Генри, начальник лондонской полиции отмечал, что его люди не знали о кокаиновой проблеме вплоть до конца 1915 года. Лондонская газета «Ивнинг Стандарт» в январе 1916 года сообщила об употреблении кокаина завсегдатаями ночного клуба: «На днях уборщицы обнаружили в женской комнате некоего заведения две корзины с круглыми пустыми коробочками – выброшенными упаковками из-под кокаина». Вскоре после этого двое бывших полицейских из Льежа, высланных из Бельгии во время немецкой оккупации, привлекли внимание полиции к закусочной на Шефтсбери-авеню и сообщили имена еврейских подростков и нескольких взрослых мужчин, которые продавали кокаин женщинам. За закусочной немедленно установили наблюдение. Однако полицейский инспектор из участка на Вайн-стрит доложил, что хотя ее посещают проститутки и нежелательные элементы с континента, но не было замечено ничего, что оправдало бы вмешательство полиции. «Мы поговорили с несколькими проститутками и были удивлены, насколько эта опасная зависимость распространилась среди этого класса, а также среди солдат», сообщил он. Инспектор-детектив Френсис Карлин предположил, что кокаин очень опасным образом воздействует на ум каждого, кто чрезмерно увлекается им, поскольку, в конце концов, приводит к полной потери силы воли.