заняв половину Шона, стараясь найти то место, где он спал. Я уткнулась лицом в подушку, которая до сих пор хранила запах его шампуня. Хотя я сменила простыни с тех пор, как он перебрался на диван, наволочку я не стирала намеренно и теперь гадала почему. Чтобы представлять, будто он здесь? Чтобы у меня осталось хоть что-то, если он вдруг не вернется?
В день нашей свадьбы Шон сказал мне, что встанет на пути у пули, чтобы спасти меня. Знаю, он хотел услышать от меня такое же признание, но я не смогла. Амелия нуждалась в моей заботе. С другой стороны, если бы пуля летела к Амелии, я бы не думая бросилась перед ней.
Делало это из меня хорошую мать или очень плохую жену?
Но речь шла не о пуле, летящей к нам. На нас несся поезд на полном ходу, и ради спасения дочери мне стоило броситься на рельсы. Была только одна проблема: ко мне привязали и мою лучшую подругу.
Одно дело — пожертвовать своей жизнью ради кого-то, другое — привлечь к истории третье лицо, к тому же которое ты знаешь и которому невероятно доверяешь.
А все казалось таким простым: иск, который указывал на то, как нам тяжко, и который мог бы все улучшить. Но в моем стремлении к лучику света я не заметила нависших грозовых туч: обвинив Пайпер и уговорив Шона, я разрушила наши взаимоотношения. Теперь было слишком поздно. Если я позвоню Марин и скажу ей все остановить, Пайпер не простит меня. Шон не перестанет осуждать меня.
Можно говорить себе, что готов лишиться всего, чтобы получить желаемое. Но это тупиковая ситуация: все, чего ты готов лишиться, определяет твою жизнь. Потерять их значит потерять себя.
На мгновение я представила, что спускаюсь по лестнице к Шону и сажусь перед ним на колени, говорю, как мне жаль. Прошу начать все заново. Потом я подняла голову и увидела, как приоткрылась дверь и в щелке появился маленький белый треугольник твоего лица.
— Мамочка, — сказала ты, подходя ближе своей неловкой походкой и забираясь на кровать, — тебе приснился плохой сон?
Ты прижимаешься ко мне всем тельцем, спиной к моему животу.
— Да, Уиллс, приснился.
— Хочешь, я останусь с тобой?
Я обняла тебя, будто защищала.
— Навсегда, — ответила я.
Рождество в этом году выдалось совсем теплым, зеленым вместо белого, подтверждение Матери Природы, что жизнь не такая, какой ей следовало быть. После двух недель плюсовой температуры зима вернулась с новой силой. Той ночью падал снег. Мы проснулись с пересохшим горлом, от батарей волнами шел жар. На улице стоял запах дыма от трубы.
Когда в семь я спустилась на первый этаж, Шон уже ушел. Он оставил в прачечной аккуратную стопку постельного белья, а в раковине пустую кофейную кружку. Ты спустилась вниз, потирая глаза.
— У меня замерзли ноги, — сказала ты.
— Тогда обуй тапочки. Где Амелия?
— Все еще спит.
Была суббота, какой смысл будить ее рано. Я смотрела, как ты потираешь бедро, возможно даже не сознавая своих действий. Тебе требовались упражнения, чтобы укрепить мышцы живота, хотя до сих пор ты испытывала боль после перелома бедренной кости.
— Вот что. Если сходишь за письмами, мы сможем сделать на завтрак вафли.
Я проследила, как зашевелились шестеренки в твоей голове: почтовый ящик находился в четверти мили дальше по подъезду, подмораживало.
— С мороженым?
— С клубникой, — стала торговаться я.
— Хорошо.
Ты прошла в тамбур и накинула пальто поверх пижамы, а я помогла тебе нацепить ортезы, прежде чем сунуть ноги в низкие ботинки, которые бы их вместили.
— Будь осторожна на дорожке. — (Ты застегнула куртку.) — Уиллоу? Ты меня слышишь?
— Да, я буду осторожной.
Ты открыла парадную дверь и вышла наружу.
Я стояла на пороге и смотрела, пока ты не повернулась и не поставила руки на бедра.
— Я не упаду! Прекрати смотреть!
Тогда я отошла в сторону и закрыла дверь, но в окно последила за тобой еще немного. На кухне достала из холодильника ингредиенты, включила вафельницу. Вынула пластиковую миску, которая тебе так нравилась, потому что она была достаточно легкой, чтобы ты могла поднимать ее и наливать тесто.
Я снова пошла к крыльцу, чтобы дождаться тебя. Но, когда я ступила на улицу, тебя не было. Мне открывалась вся дорожка до почтового ящика, но тебя поблизости не оказалось. Я в панике сунула ноги в ботинки и выбежала на подъездную дорожку. На полпути я увидела следы, отпечатавшиеся на снегу, все еще покрывавшем затвердевшую землю — они вели к замерзшему пруду.
— Уиллоу! — закричала я. — Уиллоу!
Чертов Шон, почему он просто не засыпал пруд, как я просила его!
Вдруг я увидела тебя у края камышей, росших у кромки тонкого льда.
Ты уже поставила одну ногу на поверхность.
— Уиллоу, — осторожно сказала я, чтобы не вспугнуть тебя, но, когда ты повернулась, твой ботинок поскользнулся и ты повалилась вперед, выставив руки, чтобы уберечь себя от падения.
Я предвидела это. Предугадывала. Я ступила вперед, как только ты развернулась ко мне лицом. Шагнула на лед, слишком свежий и тонкий для моего веса, хрупкая поверхность задрожала под моей ногой. Ботинок моментально наполнился ледяной водой, но я успела обхватить тебя руками и уберечь от падения.
Я промокла до середины бедра, а твое тело висело на моей руке, словно мешок с мукой для выпечки, у тебя перехватило дыхание. Я качнулась назад, вытаскивая ногу из жижи и травы, обрамлявшей пруд. Я с силой повалилась на пятую точку, чтобы смягчить твое падение.
— Ты в порядке? — ахнула я. — Что-нибудь сломала?
Ты быстро оценила свое состояние и покачала головой.
— О чем ты только думала? Ты же знаешь…
— Амелия же гуляет по льду, — тоненьким голосом сказала ты.
— Во-первых, ты не Амелия. Во-вторых, лед недостаточно прочный.
Ты повернулась ко мне:
— Как и я.
Я мягко развернула тебя, так что ты сидела у меня на коленях, свесив ноги по бокам. «Паучок», — называли такое положение дети, когда катались на качелях, хотя тебе подобное не разрешали. Слишком легко нога могла запутаться в цепи или сцепиться с конечностью другого ребенка.
— Вовсе нет, — решительно сказала я. — Уиллоу, ты самый сильный человек, какого я когда-либо знала.
— Но ты все-таки хочешь, чтобы я не пользовалась инвалидным креслом. И не ездила все время в больницу.
Шон настоял на том, чтобы ты знала, что происходит вокруг тебя, а я наивно полагала, что наш разговор много месяцев назад рассеет все сомнения, которые появятся из-за моих