Читать интересную книгу Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне - Шон Макглинн

Лимож, битва при Азенкуре и шевоше (конные набеги англичан) стали символами жестокости Столетней войны. И все-таки, как и в случае с другими эпизодами зверств, истинные масштабы резни все-таки под вопросом. Ричард Барбер сомневается, что число погибших составило 3000 человек. Согласно его оценкам, погибло около 300 человек, или десятая часть населения, что, возможно, даже меньше, чем количество тех, кто с оружием в руках защищал город, — численность гарнизона составляла примерно 500 воинов. Если эта более скромная цифра верна, то возникает интересная параллель с событиями из истории Древнего Рима. В легионах, которые не сражались должным образом и не оказали надлежащего сопротивления, убивали каждого десятого, чтобы в дальнейшем воины более решительно дрались с неприятелем. Не действовал ли Эдуард сознательно по данному классическому прецеденту? Возможно, он счел наказание соответствующим, поскольку Лимож беспрекословно сдался врагу. Но независимо от того, сколько было убито — триста человек или три тысячи, — Эдуард сделал недвусмысленное предупреждение другим городам и замкам в своей вотчине, которые слишком быстро капитулировали перед французами.

Английские источники восхваляют кровавое побоище. Так, Уолсингем пишет, что Черный Принц «убил всех, кого нашел, лишь немногих пощадили и взяли в плен», в то время как Герольд Чандоса заявляет, что «все были убиты или захвачены в плен».

Как и после битвы под Азенкуром, французские источники мало внимания уделяют резне, и даже имеющиеся скудные упоминания оказываются противоречивыми. Один монах утверждает, что людей убивали в церквах и монастырях, где они, как и в Безье, искали защиты и убежища, а в «Хронике первых четырех Валуа» встречается упоминание, что англичане «многих граждан предали смерти». Однако хронист из самого Лиможа информирует нас о том, что «все находящиеся в городе — мужчины, женщины и духовенство — были взяты в плен». Гнев Эдуарда был настолько велик, что он распорядился сжечь Лимож, и пожар до такой степени уничтожил город, что реконструкцию завершили только в XVI веке. Как пишет Майкл Джоунс в своей статье «Война и Франция в XIV веке», «систематическое разрушение целых городов и кварталов было относительно редким явлением». Поэтому, если судьба жителей каким-то образом повторила судьбу их города, то резня, действительно, получилась жестокой, и многие некомбатанты, естественно, пали жертвами жестокого приступа.

То, что Эдуард отдал приказ никого не щадить в Лиможе и велел разрушить город, находит понимание у большинства историков и современников, поскольку согласуется с обычаями ведения войны против мятежных городов. Из оправданий Второзакония это было наиболее очевидным, поскольку Лимож являлся собственностью Черного Принца на территории его же владений. Без боя сдавшись французам, Лимож фактически совершил акт измены. Герольд Чандоса утверждает, что «добрый город Лимож был сдан врагу вероломным путем». По Фруассару, Эдуард называет жителей «предателями». Даже несмотря на сочувствие к тяжелому положению местного населения, хронист пишет: «Епископ и первые лица города знали о том, что поступают неправильно и тем самым навлекут на себя гнев Принца». В одной из французских хроник проясняются обстоятельства: англичане «многих горожан предали смерти, потому что те переметнулись к французам». Один из историков заявил, что осуждение этих событий проистекает, скорее, из «оскорбительного политического противостояния. Если кто-нибудь осуждает Черного Принца, то он тем самым осуждает буквально всех средневековых полководцев».

По мнению одного из историков, к тому времени, когда Фруассар писал о событиях в Лиможе, уже можно обнаружить растущую предвзятость в отношении англичан. И все же его хроники проникнуты немалым состраданием и убедительностью. Что касается жителей города, то, согласно его наблюдениям, «они ничего уже не могли сделать, поскольку больше не являлись хозяевами своего города». Об англичанах он пишет:

Не понимаю, как же они не смогли сжалиться над людьми, которые имели весьма отдаленное отношение к совершенной измене. И все-таки они заплатили сполна, причем их плата оказалась намного выше, чем у истинных вождей мятежа. Не нашлось бы ни одного, даже самого жестокосердного и бездушного человека, который бы, оказавшись в тот день в Лиможе и вспомнив Господа, не заплакал бы горькими слезами при виде происходящей там ужасной резни.

Таким образом, по словам Кристофера Оллманда, произошла «техническая измена», не более того. Фруассар дает ясно понять, что повинные в измене легко избежали наказания, в то время как невинные понесли суровую и незаслуженную кару. Жан Винемер и воины, сдавшиеся после штурма, стали почетными пленниками, хотя законы войны позволяли англичанам предать их смерти на месте. Епископ Лиможа тоже не лишился головы, а был по просьбе папы Римского препровожден в Авиньон, где провел остаток дней в комфортном уединении. Получается, что для одних действовали одни правила, для других — совершенно другие. Но Второзаконие не предусматривает исключений по классовому положению. В очередной раз истолкование законов было «подогнано» под обстоятельства, или под прихоть текущего момента. Бессовестная манипуляция законами ради того, чтобы получить в итоге то, что нужно победителю, не несет в себе ничего нового. В авторитетном исследовании законов и обычаев войны и измен Мэтью Стрикленд подчеркивает, что «монархи и правители были склонны наказывать смертью тех, кого считали предателями. Они были повинны в том, что удерживали собственные законные владения, даже если на самом деле эти люди лишь преданно защищали ключевую крепость для собственного господина». Как точно подметил Майкл Прествич, «мятеж оставался полезным оправданием для устранения рыцарских ограничений».

Как уже обсуждалось в главе 2, милосердие играло важную роль в политике с позиции силы, как это продемонстрировал Эдуард III в знаменитом эпизоде с жителями Кале. Черный Принц не был настроен на подобные шаги в Лиможе, и здесь его обвинили в отсутствии должного милосердия. Джон Барни изобразил Черного Принца как сурового и неумолимого властителя, ведущего войну «с безжалостностью, которая приводила в ужас врагов и радовала союзников». Образ Принца как знаковой фигуры рыцарства был выстроен на его победах при Креси, Пуатье и Нажере, но его репутация сформировалась на безжалостной манере разжигания войны, что подтверждается его опустошительными шевоше и неуступчивой позицией в Каркассоне в 1355 году, где, отказавшись от щедрых даров трепещущих горожан, он сравнял с землей предместья. Хронист Томас Уолсингем пишет, что Эдуард неоднократно направлял герольдов к жителям Лиможа с требованием о том, чтобы город сдался на его милость, а также предупредить, что отказ подчиниться приведет к разорению города. Если так, то, скорее всего, именно крайне суровый характер Черного Принца вынудил город сопротивляться, поскольку милость этого полководца, скорее всего, вызывала сомнения. Эдуард понимал, что простые горожане едва ли могли повлиять на решение. Возможно, он рассчитывал, что они поднимутся против своих вельмож. По иронии судьбы главные горожане, которым, в силу своего положения, приходилось больше всего опасаться карающего правосудия англичан и которые, следовательно, не особенно верили в снисходительность Принца, оказались в числе тех, кому удалось спастись.

Жестокость Принца в Лиможе можно попытаться объяснить сочетанием целого ряда факторов. Характер измены, желание покарать виновных и его манера неограниченной войны — вот три самых очевидных фактора, но есть и другие, которые также не следует сбрасывать со счета. В одной из недавно опубликованных монографий ее автор, Дэвид Грин, намекает на то, что на кон была еще поставлена честь: «Поразительна и постыдна была быстрота, с которой пало герцогство». Эдуард понес публичное оскорбление в отношении своей власти и репутации, поэтому возврат Лиможа являлся для него делом чести. Он не был расположен проявлять снисходительность к тем, кто стал источником его унижения. Если рассматривать ситуацию в более обобщенном — и реалистичном — плане, то его действия вылились в акт возмездия, который усугублялся (этот отягчающий фактор обычно упускают из виду) потерей трех друзей: епископа, совершившего измену, а также Одли и Чандоса, погибших в схватке с французами. Не следует также игнорировать и его тяжелую болезнь; не потому, что она, по мнению некоторых историков, как-то притупляла его рыцарские качества, а, скорее, потому, что обостряла жестокие инстинкты и добавляла чувство горечи. Также часто игнорируется и финансовая сторона дела: огромные богатства Лиможа в виде готовых трофеев и самых что ни на есть ликвидных активов помогли бы профинансировать поход и компенсировать потери.