— Тебе не больно?
— Нет! — Она схватила его за волосы и потянула вниз, забыв о скромности, искушенности, утонченности.
А он быстро учился. Он обводил языком вокруг чувствительного бугорка, раздвигая складки, проникая глубоко, пока мощный нарастающий ураган не подхватил и не унес ее, задыхающуюся, хватающую ртом воздух, затерявшуюся во времени и пространстве. Она выгнулась под ним, смутно сознавая, что он крепко сжимает ее бедра, удерживая на месте.
Когда наконец она открыла глаза, он полулежал рядом, терпеливо наблюдая, собственнически положив ладонь ей на живот.
Она протянула руку и нежно обвела контур его губ.
— Иди ко мне.
Она призывно раздвинула ноги, и он не заставил себя ждать. Изабель взяла его возбужденную плоть в руку и направила к своему влажному входу, из-под полуопущенных век наблюдая за напряженным выражением его лица.
— Ну же, — прошептала она, — давай.
Уинтер приподнялся и вошел в нее, но явно сдерживался.
Она выгнулась ему навстречу.
— Дай себе волю.
— Я не хочу сделать тебе больно, — проговорил он сквозь стиснутые зубы.
— Ты не сделаешь, — прошептала она, улыбнувшись. — Я хочу почувствовать тебя. Всего-всего. — И легонько ущипнула его за сосок.
Что-то как будто стронулось внутри его. Он приподнялся и с силой вонзился в нее. Его требовательный взгляд не отпускал ее глаз, даже когда наслаждение охватило его, исказив черты, натянув сухожилия на шее. Он еще один, последний раз погрузился в нее и остался там, в ее глубинах, словно делая своей навсегда.
Улыбка ее померкла. «Навсегда» не для них.
На короткое время сознание Уинтера помутилось. Все его заботы и тревоги, все мысли просто куда-то исчезли. Он лежал на ковре перед камином, грудь его часто вздымалась, и единственное, что он чувствовал, — это расслабленность всех мышц. И чудесное тепло женщины, лежавшей рядом.
Полный покой.
Изабель пробежала пальчиками по его груди, слегка пощекотав.
— Уинтер?
— Гм?
— Как ты стал Призраком Сент-Джайлса?
Он открыл глаза. Мысли и воспоминания прихлынули обратно, так быстро заполняя пустое сознание, что это было почти болезненно.
— Один человек по имени сэр Стэнли Гилпин научил меня.
Она приподнялась на локте и прижалась к нему. Груди ее при этом мягко покачнулись, приковав его внимание.
— Что ты имеешь в виду?
Волосы ее по-прежнему были убраны в замысловатую прическу, и он пожалел, что она не распустила их. Он никогда не видел ее с распущенными волосами.
— Сэр Стэнли, старый друг моего отца и вдовец, был благотворителем приюта вплоть до своей смерти два года назад. Помню, когда я был маленьким, он приходил к нам домой подискутировать с отцом о религии и философии. Они дружили с детства, хотя были такими разными.
— В каком смысле?
Раздумывая, он рассеянно вытащил шпильку из ее волос.
— Отец был очень серьезным.
Она улыбнулась.
— Как ты.
Он кивнул, нашел и вытащил еще одну шпильку.
— Да, как я. Днем он трудился не покладая рук, а по вечерам читал Библию и проверял наши с братьями уроки. Если появлялись какие-то лишние деньги, он их откладывал и в конце концов пустил собранное на основание приюта. Он был убежден, что люди должны помогать друг другу.
Она сложила руки у него на груди и положила на них подбородок.
— А сэр Стэнли?
— Отец любил его как друга, но считал легкомысленным. Сэр Стэнли любил читать романы и поэзию, обожал театр и оперу, даже написал несколько пьес, хотя, должен сказать, они были так себе.
— Судя по всему, он был душкой. — Изабель широко улыбнулась.
Уинтер заморгал, руки замерли у нее в волосах. Он как-то никогда раньше не думал об этом.
— Да, пожалуй. В любом случае он был почти полной противоположностью отцу, и мальчишкой я восхищался им.
Он ощутил знакомое чувство вины. Отец был таким, каким должен быть хороший человек: благочестивым, трудолюбивым, щедрым. В противоположность ему сэр Стэнли был вычурным, полным экстравагантных идей, не очень практичным — и странно привлекательным для подростка.
— Такой человек просто не мог не притягивать, — мягко заметила Изабель.
Он взглянул ей в лицо. Неужели она распознала в нем чувство вины? Он покачал головой, возвращаясь к своей истории.
— В молодости сэр Стэнли был ловким дельцом. Он сколотил состояние, вкладывая деньги в акции Ост-Индской компании. Позже он вроде был владельцем театра. Как бы то ни было, когда мне исполнилось семнадцать, я уже помогал, отцу в приюте…
Она вдруг приподнялась.
— Ты начал таким юным?
Ему удалось освободить одну прядь. Он намотал ее на палец, наблюдая за Изабель.
— Да. А что? Многие в таком возрасте уже имеют какое-нибудь ремесло.
Она сдвинула свои идеальные брови.
— Конечно, но… — Она задумчиво покачала головой. — Это было твое решение — стать директором приюта?
— Ты хочешь спросить, не было ли у меня когда-либо мысли оставить приют и детей…
— Уинтер, — пожурила она.
Он мягко вытащил еще одну прядь.
— Никем другим я стать не мог.
Это явно не убедило ее. Он отыскал еще одну шпильку и вытащил.
— Если тебе станет легче, я люблю свою работу и всегда любил.
— А если бы не любил?
— Все равно бы делал, — тихо ответил он. — Кто-то же должен.
Она вновь легла ему на грудь.
— Но в том-то и дело. Почему это всегда должен быть ты?
— А почему нет? — Еще одна прядь упала ей на плечи, и он взял ее в руку и поднес к губам. Ее волосы пахли фиалками. — Будешь и дальше спорить или хочешь послушать, как я стал Призраком Сент-Джайлса?
Она прелестно сморщила носик, и в груди его вспыхнула чистейшая, чудеснейшая искорка счастья.
— Призрак.
Он кивнул.
— Когда я проработал в приюте уже месяца три или четыре, произошел один… случай.
Он сосредоточился на выпутывании шпильки из волос на затылке, сознавая, что увиливает от рассказа. Она терпеливо ждала, не шевелилась и ничего не говорила, и наконец он встретился с ней глазами.
Уинтер сглотнул.
— Меня послали забрать ребенка, который после смерти отца остался сиротой. Когда я пришел туда, где они с отцом жили, какой-то сутенер продавал его с аукциона.
Он услышал, как Изабель охнула.
— О Боже!
Действительно, «о Боже!». Он вспомнил тесную комнатенку с дюжиной взрослых и насмерть перепуганного маленького мальчика. Он был рыжим, его волосы сияли, как маяк, посреди всего этого кошмара.
— Что произошло? — спросила она, своим низким гортанным голосом выманивая из ужасных воспоминаний.