– О боже…
И агенты кинулись вверх. Они не заметили двух тел, что лежали у них под ногами. Так же и Кен Чжоу не увидел двух работников Министерства Общественной Безопасности, которые пробежали мимо него вверх по лестнице. Он вздохнул, радуясь, что снова остался один и побрел вниз. У него еще имелись кое-какие делишки в Шаолине.
Монахи оказались на редкость вежливыми. Они долго и внимательно слушали рассказы Бетси о ее приключениях, в переводе Чена. Интересовались каждой деталью, рассказывали какие-то интересные факты из жизни монастыря. С ними было просто и легко. Так, как бывает, когда собирается компания близких и хорошо знакомых тебе друзей, которые умеют вести непринужденную беседу.
Кроме чая к столу было подано подогретое вино и блюдо с вареными яйцами. Мисс МакДугал никогда прежде не доводилось пробовать подобное блюдо. Яйца были какого-то сине-черного цвета и пахли весьма специфически.
– Это что? – тихонько спросила она у Чена.
– О! – по своему обыкновению закатил глаза водитель. – Перед вами необычный деликатес – тысячелетние яйца! Такие в старину подавались к императорскому столу. Это знак особого уважения к нам.
– А что, им и правда тысяча лет? – усомнилась девушка.
– Нет, что вы! В лучшем случае, два или три года. Берите, не сомневайтесь. Вкусно и необычно. Китайская экзотика!
Бетси с сомнением положила себе на тарелку одно яйцо. Краем глаза она заметила, что монахи с неприкрытым интересом следят за ее действиями.
– Сами-то они почему не едят? – с подозрением поинтересовалась мисс МакДугал.
– Им нельзя есть яйца по уставу, – пояснил Джимми. – Подобное блюдо держат специально для гостей. Для особых гостей…
Зажмурившись, девушка отправила в рот, кусочек необычного яйца.
Ничего. Вкус необычный, но есть можно.
Монахи заулыбались и стали подбадривающе кивать.
– Существует два основных способа консервирования яиц, – разглагольствовал всезнающий водитель. – Первый заключается в том, что свежие утиные или куриные яйца складывают в глиняный чан на пшеничную солому и покрывают бамбуковой трухой. Затем делают отвар из чая, соли, соды, хвои и смешивают его с глиной, золой и известью. Охлажденным отваром заливают яйца и больше месяца выдерживают в тепле. Второй способ…
Только перед самым закрытием монастыря их проводили до ворот.
– Какие, все-таки, приятные люди! – сказала Элизабет, глядя в заднее стекло машины.
– Я же говорил. Меня тут все любят! – радостно откликнулся Чен.
Вей, повернувшись к Бетси, скорчил такую рожу, что девушка не удержалась от смеха.
– Что такого? Что я такого сказал?! – заволновался водитель.
– Ничего, ничего, – успокоила его англичанка. – Разбуди меня, когда мы подъедем к Лояну. Я устала.
И она выключилась, с улыбкой погрузившись в сон. Это был самый приятный день в ее путешествии по Китаю.
Убедившись, что пассажирка спит, Джимми ткнул в бок Вея, тоже было задремавшего.
– Ты вот мне скажи, толстяк. Ответь мне. Как ты так выкрутился в Пекине? А?
– Что ты имеешь ввиду? – тихонько пробормотал Вей.
– Ну, эти все фокусы с искрами, туман этот… Ты давай, скажи! Я же свой! Что это за новогодняя елка была такая? Я уж думал, что нас заметут на пару суток… А ты… Ты хоть понимаешь, кого ты там лупил?
Толстяк неопределенно хмыкнул.
– Нечего было школу прогуливать.
– Какую такую школу? – обиделся Чен.
– Школу Китайской Оперы, – прошептал толстяк и сдавленно захихикал.
Джимми грустно вздохнул.
Глава четырнадцатая
Последний евнух
– Ты знаешь, что это такое? – совал ему свиток под нос император.
– Нет, о Будда наших дней, – почтительно сгибался в поклонах Гунь Сяотин. – Раб не ведает, что держит в своих руках почтенный предок.
– Мы полагаем, что ты лжешь! – орал Пу И.
Гунь Сяотин, прикрыв лицо руками, отрицательно мотал головой.
– Ладно, не хочешь по-хорошему, – с этими словами император вытащил из кармана халата револьвер и направил его в грудь слуги.
Окружающие испуганно шарахнулись в разные стороны. Побледневший Гунь Сяотин упал перед повелителем на колени и ткнулся лбом в разноцветную плитку пола.
– Итак, мы ждем! – приставил револьвер к его затылку Сын Неба. – Говори, презренный!
Гунь Сяотин заплетающимся языком поведал государю, что, по его ничтожному разумению, в бумаге сокрыта тайна сокровищ Юя, спрятанных по приказу Цыси. В 1908 г. он стал нечаянным свидетелем разговора императрицы-регентши с главным евнухом двора Ли Ляньином. Беседа велась как раз по поводу некого свитка, похожего на тот, который держит в своих руках государь.
– И ты думаешь, что это та самая бумага?
– Рабу почтенного предка так показалось…
– Посмотрим, посмотрим, – быстро пробормотал Сюаньтун и нажал на курок.
Раздался глухой щелчок. Император улыбнулся и, разведя руками, обратился к присутствующим:
– Да я просто пошутил над ним! Револьвер-то на самом деле был не заряжен!
Уже без малого семьдесят лет прошло, а у него все стоит перед глазами эта сцена. И так живо и ярко все видится, словно приключилось только вчера. И с чего бы это? Он ведь так надеялся, что со временем все пройдет, забудется, как дурной сон.
Не забылось.
Уже и к врачам обращался, уповая на их искусство. Но то ли ему одни шарлатаны-недоучки попадались, то ли кошмар запечатлелся в его сознании где-то на самых глубинах – ничего не помогало.
Правда, один раз он уже совсем было посчитал, что исцелился. Это когда в шестьдесят седьмом узнал о смерти императора. Видения как рукой сняло. То почти еженощно приходили, а тут три месяца сряду не беспокоили. Даже благодарственный молебен заказал в храме предков.
А потом Янь-ван его надоумил примириться с покойным…
Как последний дурак отправился в столицу, разыскал родственников покойного императора и выпросил у его брата ту бумагу. Вернее, снял с нее копию. Злой дух нашептал, что это всенепременно нужно сделать. Следовало взять бумагу и сжечь ее на жертвенном огне в храме предков. Дескать, именно тогда его душа успокоится окончательно.
Ну, привез бумагу домой. Начал готовиться к церемонии примирения. И тут снова Янь-ван стал его мучить своими сладкими речами.
В ушах раздавался змеиный свист:
«Загляни в бумагу».
Заглянул.
«Прочти ее».
А как тут прочтешь, если написано старинным стилем багу, который не использовался в Китае с конца XIX века?
«Читай, читай», – подзуживал злобный дух преисподней.