– Если бы только мы могли избавиться от тебя, киммериец!.. – тоскливо вздохнул как-то Осгар и тут же неуклюже поправился: – Э-э... то есть я имею в виду... тайно выпроводить тебя из Абеддраха. Тогда уже точно никто не дознался бы, что мои люди могут быть как-то причастны к цареубийству!.. – И хозяин гостиницы с сожалением покачал головой. – Нет, нет, бояться тебе нечего. Пока ты остаешься в моем доме, я о тебе позабочусь. А потом уж придумаем, как тебе бежать из страны.
Конан на это промолчал. Он сам отлично понимал, сколько хлопот с ним Осгару. Соответственно, чтобы его благодетель не вздумал пырнуть его ножичком, киммериец почти не спал. А ел, опасаясь быть отравленным, и того меньше. Настроение у него было препоганое. Ссутулившись, он тупо сидел на плетеном сиденье в углу темного чулана.
– Между прочим, и в убиении Ибнизаба обвиняют опять же тебя, а не Азрафеля. Если тебе это интересно, конечно, – продолжал ванир, присаживаясь возле подноса с нетронутой пищей, стоявшего на низком деревянном столике посреди комнаты. – Кое-кто из рабочих опознал тебя как того самого стигийского подсыла, которого разыскивают власть предержащие.
Конан пожал плечами.
– А какая мне разница? – сказал он мрачно. – И потом, лучше уж действительно пускай обвинят в цареубийстве меня, а не юного сорвиголову Азрафеля, который всего-то мстил за родных. – Он переменил положение тела, и плетеное сиденье зашуршало. – Крому известно, что ложных обвинений на мне и так по самое не балуйся. Пусть уж если повесят, так не только за убийство никогда не существовавшей козы, но и за то, что пристукнул одного такого откормленного быка... – И он наклонил жалобно скрипнувшее кресло назад к глинобитной стене, в глазах появился былой блеск. – Если честно, терять мне особо нечего, так почему бы и не поднять ставки еще повыше? Право же, меня так и подмывает возобновить наш план по ограблению царской усыпальницы. Что скажешь?
Осгар улыбнулся, недоверчиво грозя пальцем киммерийцу, почти невидимому в полутьме:
– Во имя грудей Иштар, украшенных звездами! Ты точно свихнулся, Конан! Соваться на кладбище сейчас... когда повсюду разыскивают воров... – Он пожал плечами. – Я еще понимаю – через несколько месяцев, скажем, этак через годик, когда все успокоится и страсти остынут...
– Кого ты обманываешь, Осгар? – Глаза киммерийца блеснули в тени. – Мы с тобой оба отлично знаем, что ты бегом побежишь на дело в тот же миг, как я буду убит или скроюсь. Только к тому времени самый лакомый кусочек от тебя уже уплывет...
Он замолчал: в дверь постучали особым, заранее оговоренным образом. Хозяин гостиницы поднялся и, откинув щеколду, впустил Зефрити и Исайаба. С той стороны дверь представляла собой всего лишь секцию резной деревянной панели, ничем не отличавшуюся от других. Когда она закрылась за вошедшими, танцовщица возбужденно заговорила:
– Отличные новости! Дворцовая стража понятия не имеет ни о том, как мы удрали, ни о том, где нас искать. Конечно, они вовсю утверждают, будто вот-вот нас найдут, но это так, просто треп, чтобы успокоить народ.
– Я бы не обольщался, – сказал Конан из своего темного угла. – Не удивлюсь, если Хораспес сумеет проследить наш путь не только внутри пирамиды, но и под ней. Стоит ему пустить в ход свои сверхъестественные способности...
– Если он что и знает, то держит это при себе, – сказал Исайаб. – Нам-то откуда знать? Может, ему не особо охота нас и ловить. У него и так весь двор на ушах стоит. Он же колдовской стигийский заговор разоблачил, и наша разборка с Ибнизабом ему здорово помогла!
– Да, и у людей только и разговоров, что о завершении пирамиды и завтрашних похоронах!
Зефрити грациозным движением опустилась на пол рядом с Осгаром и оперлась о его колено.
– Все, кому не лень, осаждают дворец, требуя, чтобы царица велела выкопать их недавно умерших родственников и похоронить с Ибнизабом в качестве свиты! Не менее дюжины молодых воинов и вовсе утопилось в храмовом пруду, чтобы лечь в одну могилу с царем и продолжать служить ему на том свете... – И она изумленно тряхнула вороными кудрями. – Даже у нас в Стигии не настолько с ума сходят. Жрецы, помнится, объявляли, кто отправится в пирамиду, и люди шли. Но чтобы добровольно...
– Ты что-то говорила про царицу, – перебил Конан. – Ты какую имела в виду, прежнюю или новую?
– А прежняя, она и есть новая, – развела руками Зефрити. – Порядок наследования определил сам царь, покуда был жив, и двор поддержал его выбор. Теперь Абеддрахом правит Нитокар... или будет править, когда отгремят похороны. Так что мои глубокие соболезнования всем, кто был еще недоволен правлением Ибнизаба...
– Что слышно про царевну? – спросил киммериец.
Зефрити беззаботно рассмеялась:
– Что про нее может быть слышно? Пала жертвой дворцового выяснения отношений, я полагаю. Может, она и спаслась бы, не будь ее имя связано с изменой...
– Измена? Какая еще измена?.. – Передние ножки плетеного кресла, в котором сидел Конан, резко стукнули об пол.
– Ну как же, о том самом заговоре с целью обрушить пирамиду! Его еще Нефрен раскрыл. Там оказался впутан Арамас, капитан дворцовой стражи, и ты сам, Конан, насколько я помню. Имя Эфрит всплыло перед самой гибелью Ибнизаба, после того как в глубинах пирамиды нашли клочок зеленого шелка. А ты что, неужели не знал?
– Нет, – мрачно глядя на нее, ответил Конан. – Я ничего об этом не слышал.
– Ну, ты даешь! Ведь царь оградил ее от немедленного наказания только по большой отеческой любви. Да только скандал лишил ее последней поддержки, на которую она могла рассчитывать при дворе! – Танцовщица обвела слушателей весело блестевшими глазами: рассказ о дрязгах и неприятностях власть имущих доставлял ей искреннее наслаждение. – Вообще-то, – продолжала она, – как вам отлично известно, по абеддрахскому закону Нитокар должна была бы отправиться вместе с Ибнизабом вкушать в раю царские наслаждения. Но ее муженек переменил это обыкновение, и привилегия достанется счастливице Эфрит. А бедняжечке Нитокар – труды и тяготы земного правления!..
– Хватит выкрутас, девочка, говори прямо! – Конан так и подался вперед. – Ты что, хочешь сказать, что Эфрит закопают в могилу вместе с царем?..
– Закопают. Причем, по сугубому повелению любящего отца, живьем, дабы никоим образом не портить ее прекрасного юного тела. Девчонку прикуют к его саркофагу золотыми цепями и закроют с ним в пирамиде.
– Да уж, царица наилучшим образом обо всем позаботилась, – вставил Исайаб. – Теперь корона перейдет к ее сынку, Иблису. Который, несмотря на нежный возраст, уже теперь обещает стать тираном еще покруче мамаши...