Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У двух самых «утонченных» дам магазина – заведующей отделом и кассирши – были «шикарные» кавалеры, которые иногда приглашали их в ресторан. Однажды они пригласили с собой Нэнси. Обед происходил в одном из тех модных кафе, где заказы на столики к Новому году принимаются за год вперед. «Шикарных» кавалеров было двое: один был лыс (его волосы развеял вихрь удовольствий – это нам достоверно известно), другой – молодой человек, который чрезвычайно убедительно доказывал свою значительность и пресыщенность жизнью: во-первых, он клялся, что вино никуда не годится, а во-вторых, носил брильянтовые запонки. Этот молодой человек нашел в Нэнси бездну неотразимых достоинств. Он вообще увлекался продавщицами; а тут безыскусственная простота ее класса соединялась с манерами его круга. Поэтому на следующий день он появился в магазине и со всей серьезностью сделал ей предложение руки и сердца над коробочкой платочков из беленого ирландского полотна. Нэнси отказала. В течение всей их беседы каштановая прическа помпадур по соседству напрягала зрение и слух. Когда отвергнутый влюбленный удалился, на голову Нэнси полились ядовитые потоки упреков и негодования.
– Идиотка! Маленькая глупышка! Это же миллионер – он же племянник самого старика ван Скиттлза! И он говорил всерьез. Ты совсем рехнулась, Нэнси?
– Ну почему же рехнулась? – удивилась Нэнси. – Я ведь не согласилась, правда же? Прежде всего, он не такой уж миллионер. Семья дает ему всего двадцать тысяч в год на расходы, лысый вчера над этим смеялся.
Каштановая прическа придвинулась и прищурила глаза.
– Скажи, чего ты добиваешься? – вопросила она хриплым голосом (от волнения она забыла сунуть в рот жевательную резинку). – Тебе что, мало, да? Может, ты в мормоны хочешь, чтобы повенчаться зараз с Рокфеллером, Гладстоном Дауи, королем испанским и прочей компанией! Двадцать тысяч в год тебе мало?!.
Нэнси слегка покраснела под упорным взглядом глупых черных глаз.
– Дело не только в деньгах, Кэрри, – объяснила она. – Вчера за ужином его приятель поймал его на лжи. Тот что-то сказал о девушке, с которой не пошел в театр, или что-то такое. Ну а я терпеть не могу лгунов. Говоря проще – он мне не нравится, и в этом все дело. Меня дешево не купишь. Это правда – я хочу подцепить богача. Но мне нужно, чтобы это был человек, а не просто громыхающая копилка.
– Тебе место в психиатрической больнице! – выпалил каштановый помпадур, отходя.
И Нэнси продолжила лелеять свои высокие надежды – если не сказать, идеалы – на восемь долларов в неделю. Она шла по следу великой неведомой «добычи», поддерживая свои силы черствым хлебом и все туже затягивая пояс. На ее лице играла легкая, томная, мрачная боевая улыбка прирожденной охотницы за мужчинами. Магазин был ее лесом; часто, когда дичь казалась крупной и красивой, она поднимала ружье, прицеливаясь, но каждый раз какой-то глубокий безошибочный Инстинкт – охотницы или, может быть, женщины – удерживал ее от выстрела, и она шла по новому следу.
Лу процветала в своей прачечной. Из своих восемнадцати пятьдесят в неделю шесть она отдавала за комнату и стол. Остальное в основном уходило на одежду. По сравнению с Нэнси, ее возможности для развития вкуса и манер были весьма ограничены. В душной прачечной не было места ничему, кроме работы, работы, работы и предвкушения вечерних удовольствий. Под ее утюгом перебывало много дорогих пышных платьев, и, может быть, все растущий интерес к нарядам передавался ей по этому металлическому проводнику.
Когда рабочий день подходил к концу, на улице ее уже дожидался Дэн, ее неотступная тень при любом освещении.
Иногда при взгляде на туалеты Лу, которые становились все более пестрыми и безвкусными, в его честных глазах появлялось беспокойство. Но это не было осуждением – ему просто не нравилось, что она привлекает внимание людей на улицах.
А Лу осталась преданной своей подруге. Неписаным законом стало, что Нэнси шла вместе с ними, куда бы они не отправлялись. Дэн весело и безропотно нес добавочные расходы. Этому трио искателей развлечений Лу, так сказать, придавала яркость, Нэнси – тон, а Дэн – вес. На этого молодого человека в приличном стандартном костюме, в стандартном галстуке, всегда с добродушной стандартной шуткой наготове можно было положиться. Он принадлежал к тем приятным людям, о которых легко забываешь, когда они рядом, но которых вспоминаешь часто, как только они уходят.
Для взыскательной Нэнси в этих стандартных развлечениях был иногда горьковатый привкус. Но она была молода, а молодость жадна и за неимением лучшего заменяет качество количеством.
– Дэн настаивает, чтобы мы поженились, – сказала как-то Лу. – Но зачем мне это? Так я свободна. Я могу сама тратить заработанные деньги, а он никогда не позволит мне работать. И послушай, Нэнси, ну что ты торчишь в своей лавчонке? Ни поесть, ни одеться толком. Хочешь, хоть сейчас выбью тебе место в прачечной. Ты бы сбавила форсу, у нас зато можно заработать.
– Тут дело не в форсе, Лу, – ответила Нэнси, – но я лучше буду жить победнее и останусь на своей работе. Кажется, я привыкла. Это именно то, что мне нужно. К тому же, я не собираюсь провести всю жизнь за прилавком. Каждый день я учусь чему-то новому. Я все время имею дело с богатыми и воспитанными людьми, – хоть я их только обслуживаю, – и можешь быть уверена, что я ничего не пропускаю и не теряю.
– Ну, заарканила своего миллионера? – насмешливо фыркнула Лу.
– Еще не выбрала, – ответила Нэнси, – я их пока просматриваю.
– О боже! Подумать только – она их просматривает! Смотри, Нэн, не упусти, если подвернется хоть один даже с неполным миллионом. Да ты смеешься – миллионеры и не смотрят в сторону простых девушек типа нас с тобой.
– Тем хуже для них, – рассудительно ответила Нэнси. – Некоторые из нас могли бы поучить их, как распоряжаться деньгами.
– Да если какой-нибудь со мной заговорит, – хохотала Лу, – я просто в обморок хлопнусь!
– Это потому, что ты с ними не встречаешься. Единственная разница между ними и простыми людьми – с этими щеголями нужно держать ухо востро. Лу, а тебе не кажется, что красная шелковая подкладка несколько ярковата для этого пальто?
Лу взглянула на простой жакет спокойного оливкового цвета на подруге.
– По-моему, нет – разве что рядом с твоей линялой тряпкой.
– Этот жакет, – удовлетворенно сказала Нэнси, – точно того же покроя, что был на миссис ван Олстин Фишер несколько дней назад. Материал обошелся мне в три девяносто восемь. А ей долларов на сто дороже.
– Ну, что ж, – легкомысленно сказала Лу, – что-то мне не кажется, что миллионеры на это клюнут. Не удивлюсь, если я подцеплю его еще скорее, чем ты.
Воистину, только философ мог бы решить, кто из подруг прав. Лу, лишенная той гордости и щепетильности, которая заставляет десятки тысяч девушек трудиться за гроши в магазинах и конторах, весело громыхала утюгом в шумной и душной прачечной. Зарплата давала ей возможность позволять себе все больше и больше, пышность ее туалетов все возрастала, так что Лу уже начинала бросать косые взгляды на приличный, но такой неэлегантный костюм Дэна – Дэна стойкого, постоянного и неизменного.
Что до Нэнси, то ее случай был всего лишь одним из десятков тысяч. Ведь шелка и драгоценности, кружева и безделушки, духи и музыка, весь этот мир изысканного вкуса создан для женщины, это ее законный удел. Пусть же она живет в этом мире, если является его частью. И она не предает, как Исав, права, данные ей рождением[230]. Похлебка же ее нередко скудна.
Нэнси принадлежала к этому миру; и она процветала в атмосфере магазина и со спокойной уверенностью съедала скромный ужин и обдумывала дешевые платья. Она уже познала женщину, и теперь изучала мужчину, все повадки и преимущества этого животного. Однажды она вступит в огромную задуманную ею игру, но она поклялась себе, что сделает это не ранее, чем появится что-то действительно крупное и стоящее, а на меньшее она не согласна.
Ее заправленный светильник не угасал, и она готова была принять жениха, когда бы он ни пришел[231].
Но невольно она усвоила и еще один урок. Мерка, с которой она подходила к жизни, незаметно менялась. Порою знак доллара тускнел перед ее внутренним взором и вместо него складывались слова: «искренность», «честь», а иногда и просто «доброта». Прибегнем к сравнению. Бывает, что охотник за лосем в дремучем лесу вдруг выйдет на цветущую поляну, где ручей журчит о покое и отдыхе. В такие минуты сам Немврод[232] опускает копье.
Иногда Нэнси думала – так ли уж нужен каракуль сердцам, которые он покрывает?
Однажды вечером Нэнси вышла из магазина и завернула на Шестую авеню, западнее, и направилась к прачечной. Они с Лу и Дэном собирались на музыкальную комедию.
Она как раз подошла, когда Дэн выходил из прачечной. Против обыкновения, лицо его было хмуро.
– Я зашел узнать, не слышали ли здесь что-нибудь о ней, – сказал он.