Читать интересную книгу "Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг - Мию Логинова"

с берега и совсем не как леди бросает в воду плоские камешки, радостно хлопая в ладоши, когда те делают больше трёх прыжков. У её ног бегают два спаниеля – леди Мортимер любила собак. И всё как будто бы снова хорошо. Как раньше. У нас образцовая, счастливая семья. Совместные ужины, отпуски у моря…

– Иветт, как вам повезло! Сын и муж души в вас не чают. Мальчик так к вам привязан… – Сколько раз мне доводилось это слышать…

Привязан. Какое точное слово. Как верный пёс на поводке у слепца.

– Тебе нужно реже туда ходить, Эйдан. Эти визиты дурно влияют на твоё поведение. Если так продолжится, я буду вынужден их запретить.

Отец всегда умел манипулировать чувствами. Быть удобным и послушным сыном оказалось легче, чем отказаться от встреч с мамой. Пусть даже вот таких… Я не мог не приходить. Если случалось, что в выходные нас ждали на каком-то вечере или очередном показушном рауте, я ощущал себя предателем, променявшим важное на луковую шелуху.

– Ты просто отправил её с глаз долой! Она моя мать и достойна жить с нами. В нашем доме! Думаешь, я не расскажу правду твоей новой лжежёнушке? – Помню, как отец посерел лицом, как напряглись пальцы на дорогой перьевой ручке.

– Что ж… расскажи. Давай. Поднимется скандал. Иветт признают невменяемой и поместят в дом лишённых разума. Ты знаешь, что посещения там строго лимитированы? Для некоторых вообще недоступны.

– И ты, конечно, постараешься наказать меня, да? – Я знал ответ. Если я перестану играть по правилам, быть удобным, послушным мальчиком, отец найдёт способ запретить нам видеться.

На поводке. С шипастым ошейником. Каждый раз когда Мортимер-старший дёргает за шлейку, ощущается, будто за кишки тянет. И я послушно склоняю голову. Потому что пока в самом деле ничего не могу.

Ничего… Доучиться осталось совсем немного. А потом я добьюсь оформления опеки, и мы с мамой будем жить вместе. Пусть даже вот здесь, в доме, где она была счастлива. Где мы оба были счастливы раньше.

– Думаешь, Макс тот, кто никогда не оставит тебя в чёрный день? – Люка садится рядом. Молчаливая, задумчивая. – Ничего ему не обещай, пока не будешь уверена хотя бы в этом, Люка. Считай это братским советом.

– Почему мы вообще сейчас говорим о Максе?

Видимо, должны обо мне, да? Момент обязывает?

Что ж… если ты настаиваешь…

– Может, ревную?

Глава 36

– Ты идёшь? – Когда Надин только сообщила, что у нас с Люкой намечаются соседние комнаты и общий балкон, это казалось ужасной идеей. Помню, как психанул от того, что даже здесь лишён возможности быть наедине с собой. Собой быть. С самого детства я научился жить двойной жизнью. Для всех вокруг Эйдан Мортимер – наполовину сирота. Заносчивый, высокомерный тип, слишком много о себе думает и поэтому не имеет близких друзей. На самом деле…

Какая дружба, если ты ни с кем не можешь быть откровенным? Если всё время боишься проболтаться, чем-то выдать тайну. Пострадать ведь могла мама. Если бы кто-то посторонний узнал… случился бы скандал, и пришлось бы позволить поместить её в лечебницу. А это отсутствие возможности видеться. Да и уход… Сама жизнь. Мама была привязана к дому в Беркли. Она любила эти стены и, казалось, только там могла ощущать себя в безопасности… Ей было хорошо там. И я не мог стать тем, кто всё испортит.

Всё свободное время я проводил в фамильном доме матери. Или отходил от визитов, когда попадались “неудачные дни”. В удачные мы много времени проводили вместе. Мама с удовольствием гуляла по саду, рассказывала истории из прошлого своего мальчика, и в её словах, в глазах было столько любви и нежности к сыну… Я даже привык говорить о себе в третьем лице. Только бы не расстроить её, только бы она не прогоняла меня прочь…

Какие уж тут друзья. Люди, живущие двойной жизнью, не могут позволить себе такой роскоши… А теперь вдруг появился кто-то, кто знал. И этот кто-то очень удивил меня реакцией.

– Значит, мама знала… – Она так и не повелась на провокацию с вопросом о ревности к Латимеру, тактично промолчав. Уже позже, когда мы возвращались домой, задумчиво обронила лишь это, не глядя на меня. Привычно вжавшись в свою часть салона автомобиля, Люка уткнулась носом в намокшее от дождя окно. Крупные капли и потёки делали пейзаж сюрреалистичным. От попыток что-то рассмотреть в блюре скорости движения и водного размытия болела голова. – И согласилась…

По мне – глупейшее из решений, но в голосе Гревье звучало уважение, пусть и приправленное озадаченностью.

Поразительно, как странно, непривычно и дико эта девчонка смотрит на большинство привычных вещей. Удивляло меня с первого дня. Её желание всё сделать по-своему и постоянный протест против установленных норм. Я вот так и не рискнул, оправдывая трусость тем, что забочусь о комфорте мамы. Но… что, если всё не так? Что, если отец лгал и был способ не скрывать её от мира и при этом не сдавать в психбольницу?

Даже в голове называть маму психически нездоровой было неприятно. Физически больно. Я предпочитал думать, что она просто заблудилась в лабиринтах подсознания. Потеряться – это нормально. Нужно, чтобы кто-то помог выбраться… И я пытался, пусть с каждым днём и сам ощущал себя всё более потерянным.

Постучав по светлым джинсам коричневым кожаным поводком нашего нового питомца, я через балконную дверь заглядываю в комнату Гревье. Люка сидит на кровати и что-то чертит в блокноте.

Неужели тоже рисует, как Макс?

Мысль, что у этих двоих настолько много общего, неприятно колет в груди.

Увидев Люку в Мейнор-плейс, я разозлился, но потом в голове поселилась опасная и при этом безумно сладкая мысль: теперь мне есть с кем делить этот секрет. Есть от кого не таиться. Как будто бы именно об этом я мечтал столько лет, полных постоянного тягучего одиночества и тоски. В сером и пустом мире Эйдана Мортимера вдруг появился светлячок. И, оказывается, его куда больше привлекает совсем иной цветок. Менее колючий.

Правильно мама когда-то говорила, что любить кактусы сложнее, чем розы. И те, и другие колются, но последние хотя бы показывают миру, что за колючками есть нежная хрупкость лепестка. С кактусами всё иначе, их нутро скрыто не только за щитом колючек, но ещё и толстым слоем зелёной, малопривлекательной брони.

Мама была такой мудрой и проницательной… Поэтому