Одновременно раздались четыре выстрела из терсеролей — и замок упал к ногам Хосе, спокойно повернувшегося к своей госпоже.
— Сеньора, — произнес он, — эти пикарос34 способны стрелять в окна — вам здесь опасно!
— Это правда, — вскричал Луис. — Пройдите с Лизой в вашу комнату, не теряйте ни минуты, умоляю вас!
— Нет, нет, — вскричала она с сверкающим взором, — я останусь с вами!
— Эрмоса!
— Нет! Я вам говорю, мое место здесь — подле вас!
— Сеньора, если вы не уйдете, я унесу вас на руках и запру! — возразил ей ветеран спокойным голосом и таким решительным тоном, что донья Эрмоса машинально повиновалась и увела Лизу с собой.
Дон Луис и Хосе встали между двумя окнами под защитой стен.
Эта предосторожность была не лишней, так как почти тотчас же стекла разлетелись в дребезги, и несколько пуль ударилось в противоположную стену гостиной.
Нападавшие также приняли меры предосторожности — они хорошо понимали, что в доме есть люди, потому что дверь была заперта изнутри, и из отверстий, пробитых пулями был виден свет.
Пассивное сопротивление, встреченное ими, особенно раздражало их тем, что они были вооружены терсеролями и саблями и, следовательно, являлись представителями власти всемогущего Ресторадора.
Страшный удар, почти сокрушительный, согнувший болты и заставивший отскочить все крепления, вдруг потряс дверь, которая задрожала, как бы готовая упасть, потому что сотрясались сами стены.
— Я знаю, что это такое, — спокойно сказал ветеран, — дольше она не устоит!
И он направился под навес, вооружившись своей терсеролью.
Дон Мигель последовал за ним с пистолетами в руках.
Донья Эрмоса сделала движение, чтобы бежать во двор, но Лиза, бросившись к ее ногам, умоляла ее остаться с нею.
Второй тяжелый удар вновь заставил задрожать весь дом. Сноп щепок полетел от двери.
— Третьего удара она уже не выдержит! — сказал невозмутимо ветеран.
— Но чем бьют эти демоны? — вскричал дон Луис, желая в безумном гневе, чтобы дверь скорее упала.
— Крупами двух или трех лошадей сразу, — отвечал Хосе, — в мое время мы таким же образом взломали дверь в одной казарме в Перу.
В этот момент — вся сцена происходила с быстротой мысли — Лиза, все еще склоненная у ног доньи Эрмосы, чтобы помешать ей уйти, вскричала:
— Сеньора, Бог нам поможет, я вспомнила: то письмо, я знаю, где оно, то письмо спасет нас, сеньора!
— Какое письмо, Лиза?
— То, которое…
— Ах, да! Это действительно Божье внушение! Это единственное средство спасти его, дай письмо, дай его мне!
Лиза вынула письмо из ящика, стоявшего на одном из столов комнаты, и подала своей госпоже.
Донья Эрмоса побежала к дверям гостиной и обратилась к двум мужчинам, притаившимся под навесом:
— Не шевелитесь, ради неба! Слушайте все, но не говорите ничего и ни в коем случае не входите в эту комнату.
Не ожидая ответа, она защелкнула дверную задвижку и, подбежав к окну, внезапно открыла его.
При шуме открывшегося окна десять или двенадцать человек, оставив дверь, бросились к нему и просунули дула своих терсеролей через отверстия железной решетки, защищавшей его.
Донья Эрмоса не отбежала, она даже не двинулась с места, а сказала спокойным и исполненным достоинства голосом:
— Зачем вы нападаете на жилище женщины, сеньоры? здесь нет ни мужчин ни богатств!
— Разве вы принимаете нас за воров? — сказал грубого вида человек, выступивший впереди всех.
— Кто же вы тогда? — спросила она сухо.
— Мы военный патруль!
— Ах, если этот отряд военный патруль, то он не должен пытаться взломать двери этого дома.
— А кому принадлежит этот дом, скажите, пожалуйста? — отвечал тот, который казался начальником патруля, пародируя тон молодой женщины в словах «этот дом».
— Прочтите и вы узнаете это, — высокомерно сказала донья Эрмоса, — Лиза, посвети!
Тон доньи Эрмосы, ее молодость, красота, загадочность того спокойствия и той угрозы, которые заключались в ее словах, сопровождаемых представлением бумаги, произвели должное впечатление на этих людей, начинающих бояться, что они были обмануты и могут таким образом подвергнуться гневу Росаса.
— Но почему, сеньора, вы не открываете дверей? — сказал почти учтиво начальник патруля, который был не кто иной, как сам Мартин Санта-Калома.
— Читайте сначала, а затем я открою вам, если вы все еще будете требовать этого! — отвечала донья Эрмоса, с еще большим упреком.
Лиза по знаку своей госпожи приблизила свечу. Санта-Калома развернул письмо, не спуская глаз с молодой женщины, представшей пред ним таким странным образом в этом мрачном пустынном месте.
Он посмотрел сначала на подпись, и удивление тотчас же отразилось в его энергичных чертах, которым не хватало только красоты.
— Будьте добры прочесть вслух, чтобы все слышали! — произнесла донья Эрмоса.
— Сеньора, я начальник этого патруля, — отвечал он, — достаточно, если я один буду знать содержание этого письма. Впрочем….
И он прочел, что там было написано:
Сеньоре донье Эрмосе Сайенс де Салаберри. Моя прелестная соотечественница! С большим сожалением я узнала, что Ваше уединение имеют смелость нарушить без всякого повода и без приказания татиты. Это большое злоупотребление, которое он наказал бы, если бы узнал о нем. Тот образ жизни, который Вы ведете, не может внушать подозрения никому, исключая тех, кто злоупотребляет именем губернатора для достижения своих личных целей. Вы принадлежите к числу тех лиц, которых я люблю больше всего, и я прошу Вас, как Ваш друг, уведомить меня тотчас же, как только еще раз Вас будут беспокоить, так как, если это случится без приказа татиты, в чем я убеждена, то я его сейчас же уведомлю об этом, чтобы более не злоупотребляли его именем.
Поверьте, что я буду весьма счастлива, если смогу быть Вам полезной.
Вашапокорнейшая слуга и друг
МануэлиРосас
23 августа 1840 г,
— Сеньора, — проговорил Санта-Калома, снимая свою шляпу, — я никоим образом не имел намерения причинять вам неприятность, я не знал, кто живет в этом доме, а предполагал, что несколько человек, уехавших час или два тому назад поблизости от этих мест, вышли из этой дачи, я только что имел перестрелку с неприятельской шлюпкой в нескольких шагах отсюда, и так как здесь вблизи нет другого дома, кроме этого…
— То вы и явились взломать у меня двери, не правда ли? — сухо прервала его донья Эрмоса, чтобы окончательно смутить его.
— Сеньора, так как мне не открывали и так как я видел свет… Но простите меня, я не знал, что здесь живет друг доньи Мануэлиты.