Он покачал головой.
- Так вы действительно не знали, что она замужем?
- Понятия не имели.
- Получается, она обманула всех.
- Всю семью,- серьезно сказал Джеймс. Подняв глаза, он увидел на лице Гарри улыбку.- Вы находите это смешным?
- Бросьте. Дерзость Милли достойна восхищения. Надо иметь изрядную смелость, чтобы идти к алтарю, зная, что за углом поджидает муженек, готовый сдать тебя с потрохами.
- Не согласен,- отрицательно мотнул головой Джеймс.- Я считаю, что легкомыслие Милли доставило массу проблем и огорчений куче людей. Откровенно говоря, мне стыдно, что она моя дочь.
- Будьте снисходительны к девочке,- мягко произнес Гарри.
- Тогда будьте снисходительны к Саймону! - парировал Джеймс.- Не забывайте, он ни в чем не виноват. Провинилась она.
- Саймон - своенравный и занудный мелкий диктатор. Жизнь должна идти только так, как видится ему, в противном случае он умывает руки! - Гарри сделал добрый глоток пива.- Слишком долго ему все давалось чересчур легко, вот в чем беда.
- Я бы сказал, наоборот. Находиться в вашей тени не так уж и легко. Я, к примеру, не уверен, что справился бы.
Гарри Пиннакл молча пожал плечами. В беседе возникла пауза.
- А Изабел? - небрежно осведомился Гарри.- Как она восприняла ситуацию?
- Как обычно, очень сдержанно.- Джеймс осушил кружку.- Ей и своих забот хватает.
- Проблемы на работе?
- Не только.
- Что-то еще? У нее возникли какие-то сложности?
- Угадали.
- А что случилось?
Джеймс опустил взор в пустую пивную кружку.
- Не думаю, что это большой секрет,- помявшись, произнес он и взглянул на Гарри, тревожно сдвинувшего брови.- Изабел беременна.
- Беременна? - На лице Гарри отразилось величайшее изумление.- Изабел беременна?
- Я понимаю, верится с трудом,- проговорил Джеймс.- Я сам еще не привык к этой мысли.
- Вы уверены? Ошибки быть не может?
Джеймс улыбнулся, тронутый участием.
- Она не из тех, кто открывает карты. Мы даже не знаем, кто отец ребенка.
Гарри глотнул пива.
- Вот как…
- Нам остается лишь поддержать ее, какое бы решение она ни приняла.
- То есть?
Джеймс пожал плечами и отвел взгляд.
- Оставить ребенка или… нет.
Лицо Гарри приобрело странное выражение.
- Понимаю… Разумеется. Здесь два варианта,- задумчиво произнес он.- Какой же я идиот.
- Что?
- Ничего. Ничего.
- Ладно,- вздохнул Джеймс,- это не ваша проблема.- Он посмотрел на пустую кружку Гарри.- Возьму еще?
- Нет,- возразил Гарри.- Позвольте мне.
- Но вы уже…
- Пожалуйста, Джеймс,- настаивал Гарри. Джеймсу Хэвиллу показалось, что тот чем-то удручен, почти подавлен.- Прошу, Джеймс, позвольте мне.
Изабел дошла до Сада Слепых. Сидя на железной скамейке, она следила за струйкой фонтана, непрерывно льющейся в маленький пруд, и пыталась собраться с мыслями. В памяти вновь и вновь прокручивалась одна и та же сцена, словно пущенная по кругу пленка: выражение лица Гарри перед расставанием, сказанные им слова. Ей казалось, что бесконечное повторение должно притупить боль, сделать ее безучастной и освободить сознание для того, чтобы проанализировать ситуацию с точки зрения логики. Однако боль не утихала, разум не хотел смиряться. Изабел почти физически ощущала, как разрывается на части.
Знакомство состоялось всего несколько месяцев назад, на семейном торжестве по поводу помолвки Саймона и Милли. Они пожали друг другу руки, и между ними мгновенно проскочила искра взаимной приязни; у обоих слегка задрожал голос и, будто зеркальные отражения друг друга, оба немедленно отвернулись к прочим собеседникам. Однако, поворачивая голову, Изабел всякий раз натыкалась на взгляд Гарри и чувствовала, как все ее тело отзывается на его эмоциональный призыв. На следующей неделе они, не афишируя встречи, пообедали в ресторане. Гарри незаметно провел ее к себе в дом, и наутро из окна его спальни она видела, как Милли на прощание машет рукой Саймону.
Еще через месяц они на разных самолетах полетели в Париж.
Каждая встреча отличалась особой прелестью, приносила утонченное, тайное наслаждение, оставляя легкий шлейф мимолетности. Отношения решили сохранить в секрете, легкими, ни к чему не обязывающими. Двое взрослых людей получают удовольствие друг от друга, не более того.
Однако теперь от легкости не осталось и следа. Спонтанность закончилась.
Отсутствию обязательств пришел конец. Независимо от ее выбора, последствия будут очень серьезны. Невидимое глазу биологическое событие однозначно распорядилось: любое ее решение навсегда изменит жизни обоих.
Гарри не хочет ребенка и совершенно ясно дал это понять. Если Изабел решит родить, она останется одна. Потеряет Гарри. Потеряет свою свободу. Ей придется рассчитывать на помощь матери. Жизнь превратится в невыносимый замкнутый круг: тяжелая работа по дому, утренняя чашка кофе и детский лепет, отупляющий мозг.
С другой стороны, если она избавится от ребенка…
В груди Изабел растеклась тупая боль. Кого она хочет обмануть? В чем заключается так называемый «выбор»? Да, выбор у нее есть, как у каждой современной женщины, но истина в том, что выбора не существует. Она попала в рабство к самой себе: к материнскому инстинкту, которого никогда в себе не подозревала; к крошечному созданию, растущему в ее чреве; к огромной, всепобеждающей жажде жизни.
Руперт сидел на скамейке в Национальной галерее и рассматривал портрет Филиппа II Испанского. Минуло уже добрых два часа с тех пор, как Мартин пожал ему руку и ушел, на прощание сказав, чтобы Руперт звонил ему, когда пожелает. Расставшись с Мартином, он бесцельно бродил по городу, не замечая многочисленных посетителей магазинов и туристов, постоянно его толкавших. Погруженный в свои мысли, Руперт не видел перед собой вообще ничего. Когда на пути ему попадалась телефонная будка, он заходил в нее и набирал номер Милли, но у нее все время было занято, и Руперт втайне ощущал облегчение: он не хотел делить с посторонними смерть Аллана.
Пока что он не был к этому готов.
Письмо по-прежнему лежало в портфеле, так и не распечатанное. У Руперта не хватало смелости его прочесть. Письмо могло оказаться именно таким, как он ожидал, а могло и нет - он страшился и того и другого. Но теперь, под пронзительным, суровым взглядом испанского короля, Руперт открыл замки портфеля и достал конверт. Он во второй раз увидел свое имя, написанное рукой Аллана, и на него вновь нахлынула печаль. Это последняя ниточка, которая отныне свяжет их навсегда.