Читать интересную книгу Свадьбы - Владислав Бахревский

Берека благословил про себя своего еврейского бога и отворил дверь перед госпожой. Госпожа взяла факел и сделала знак, что хочет войти к невольницам одна.

Вскоре она снова показалась в дверях и поманила Береку. Госпожа указала на тоненькую, хрупкую девушку, доверчиво прижавшуюся к великолепной рослой красавице.

- Это русская! - испугался Берека, - Она не учена. Русские плохо слушаются…

Госпожа, не отвечая, вышла из сарая, села в паланкин, и уже оттуда к ногам Береки был брошен тяжелый кошелек.

- Девушку доставить в покои Кёзем-султан, - был голос из паланкина.

Берека открыл кошелек и увидал золото.

На невольничьем рынке Надежда стояла возле Авдотьи.

- Я за Нюрку боялась: худа, тонка, слезлива, - говорила Авдотья Надежде, - пропадет, думаю, девка. А вон как вышло… Уж к какому дворцу - не знаю, а только высоко улетела… Я по дури думала: коль велика да здорова, так мне и цены нет… А тебя-то, бедняжку, с брюхом-то… тоже сюда, на торжище, не посовестились.

Надежда молчала. Торг оживал, прибывали покупатели. Появился и Берека. Оглядел свой товар, изумился. Кликнул надсмотрщика.

- Откуда эта? - ткнул пальцем в Надежду. - У меня, Береки, лучший, отмепнейший товар. Кто строит козни? Кто портит мою торговлю?

Надсмотрщик наклонился к уху Береки и прошептал:

- Ее притащили ночью. По приказу из Сераля.

- А что мне Сераль! - зашипел Берека. - Значит, в Серале мои враги дали кому-то взятку. Моя торговля погибла. О проклятье!

Он поднял костыль, метясь Надежде в живот. Авдотья заслонила ее.

- Ну ты! Прыщ! - крикнула она по-русски.

Берека отшатнулся, он знал и по-русски. Все московские посольства одалживались у него.

- Взять, скрутить!

Надсмотрщик бросился к Авдотье, но тут заверещал бабьим голосом евнух:

- Почему мне мешают смотреть товар?

Только что шерсть на Береке дыбом стояла, и вмиг шелком льется. Мигнул надсмотрщику, и тот провалился сквозь землю.

- Извольте! У меня лучший товар. - И глаза на Авдотью: стой, мол, этак, заслони от позора.

Но евнух решительно отстранил красавицу и воззрился на беременную.

- На каком месяце?- спросил евнух.

- На каком месяце, отвечай господину, - пропел Берека.

Надежда молчала. Золотые волосы по груди, бледна, кожа

светится.

- Что же ты молчишь, надо отвечать, когда спрашивают! - почти уже пел Берека.

- Сколько она стоит?

- Самую малость.

Евнух достал из-за пояса сафьяновый мешочек и уронил. Берека поймал мешочек на лету.

- О господин. Аллах благословит вашу безмерную щедрость…

Надежда подняла ресницы, голубое хлынуло на евнуха.

- Господин, возьмите и ее. Она меня спасла. Она, как и я, русская.

Надежда говорила на прекрасном турецком языке.

У евнуха было белое отрешенное лицо, но он улыбнулся Надежде. Достал второй мешочек, развязал тесемки, вытряхнул на руку золотой, подумал и вытряс еще один.

- Я покупаю и ее.

Над великим Берекой издевались. Пожалуйста, на удовольствие, если это стоит денег. За приблудную ему заплатили по-царски, за царицу - по-нищенски. Как вам угодно, господа! Берека спорить не будет.

Он с поклоном принял деньги, но потом быстро достал из карманчика пару серебряных монеток и протянул евнуху:

- Господин, возьмите сдачу.

Евнух, поджав губы, посмотрел на согбенного Береку, на серебро и взял его. Засмеялся, подмигнул Береке, подкинул на руке мешочек с золотом, протянул его было еврею, но вдруг передумал. Опять засмеялся и, смеясь, пошел прочь, пряча за пояс свое золото. За евнухом в окружении его слуг шли Надежда и Авдотья - рабыни.

ЗЕЛЕНАЯ ЧАЛМА Глава первая

Казачий лазутчик Федор Порошин, приставший к богомольцам в Азове, пройдя длинный путь степями, горами, морем, помолившись в крымских пещерных монастырях, наконец прибыл в Константинополь.

Богомольцев великий город не только не потряс, но и не заинтересовал. С пристани - гуськом до православного монастыря, прикладываться к святыням, потом в трапезную, поели и спать. А до ночи глаза вылупишь, солнце только- только гору зенита одолело. И впервые за всю дорогу инок Афанасий проявил несогласие с братией. Чтобы лишних разговоров не заводить, вышел как бы по нужде, а сам на внешний двор и к воротам. Ворота закрыты, сторож тут как тут.

- Куда, святой отец?

- На город поглядеть.

- У нас этак не положено - а сам в удивлении будто бы. - Гляжу я - русский, а по-гречески говоришь.

Спохватился Федор, в пути он никаких языков будто бы и не знал.

- Нельзя ли мне отца Никодима повидать?

- Можно. С охотой провожу русского ученого монаха.

По дороге стал вопросы задавать: кто, откуда, у кого грамоте обучался.

Смекнул Федор: зря спросил об отце Никодиме. Отступать, однако, поздно.

- Я из далекой пустыни, из-под славного города Костромы, где от поляков наш царь Михаил во время смуты скрывался. В пустыни наш святой отец Геннадий спасается, он был в Константинополе и велел мне отцу Никодиму передать благословение и поклон.

Наплел, может, и вовсе несуразное, но монах как будто поверил.

Отец Никодим жил в великолепных покоях. Не простой, видно, монашек.

- От отца Геннадия благословение тебе и поклон, отче, - забубнил Федор, ибо служка медлил уходить.

- От отца Геннадия?- обрадовался Никодим. - Рад, рад! Где он теперь?

- В нашей Сандогорской пустыни, близ Костромы.

- У него греческому учился?

- У него, у подвижника нашего.

- Как зовут тебя?

- Афанасий в иночестве.

- Прими же, инок Афанасий, благословение мое.

Служка ушел.

- Помолимся, - сказал отец Никодим и принялся читать молитвы.

Наконец он поднялся с колен.

- Как же это тебя, Афанасий, угораздило спросить обо мне у вратника нашего? Он не столько богу, сколько туркам служит.

- Прости, святой отец, дьявол попутал.

Федор достал с груди медный с прозеленью крест.

- Вон ты откуда, инок Афанасий! Зачем тебя послали твои друзья, я догадываюсь. Только не время нынче подобно времени Нерона. На православных в Константинополе ныне гонения. Были аресты и казни… Однако за дело! Нам придется искать помощи у человека премерзкого. Людьми тот человек торгует, но уж если он пошел на сделку, не выдаст и не обманет. Имя ему Берека!

- Иудей?

- Охотнику за тайнами нет дела до рода-племени и вероисповедания, брат мой. Берека мне кое-чем обязан, и он не откажет в помощи, разумеется, небескорыстно.

- Я привез деньги и драгоценности.

- Берека деньги умеет добывать сам. От казаков он потребует какой-либо другой мзды.

Порошин вел беседу натужно. Он все еще никак не мог прийти в себя от изумления. Он в Константинополе, хоть города не видал толком, но ведь увидит. Город за стеною. Сама Византия за стеною!

- Не знаю, что попросит Берека, - сказал, - но казаки ни верою, ни правдою не поступятся.

- Берека знает, что просить. Он торговец, и запросы его не превысят разумного. Встречу берусь устроить завтра.

- Как мне выбираться назад?

- Паломники пробудут в городе три дня… Я помогу тебе заболеть. Ты отстанешь от своих. Пока наше дело будет вариться, “выздоровеешь”. А там я переправлю тебя…

- Отец Никодим, ты столько наговорил, что я хочу знать, где мне ждать в случае беды казачью чайку?

Отец Никодим задумался.

- Ты прав, брат мой! Загадывать на будущее в наши дни опасно… Слушай. В тридцати милях от Константинополя рыбачье поселение Акча… В одинокой сакле на самом берегу моря живет грек Константин. Придешь к нему в нужный день за час до заката. Скажешь: “Отец Никодим просит зажечь три свечи”. Этот человек на лодке отвезет тебя в море. В море будут ждать… - Монах вдруг улыбнулся. - На твоем лице, сын мой, нетерпение. О ненасытность знания! Жаждешь зреть руины Византии?

- Истинно, отче!

- Изживай в себе беса, имя которому любознательность. Однако ж быть в этом городе и не увидеть его древней красоты - тоже грех. Будь осторожен. Турки терпят поражения, озлоблены. Им всюду чудятся лазутчики.

“Да ведь как не чудиться?” - подумал Порошин.

Берека, седой, ветхий, сидел в пустой комнатенке за пустым столом, в потертом бархатном балахоне, на пальце серебряный перстенек, но с таким бриллиантом - корабль можно купить. Отец Никодим привел Порошина на глухую крошечную улочку, указал дом, но не пошел к Береке. Федору предстояло самому вести переговоры.

- Спасибо тебе, что пришел час в час, - сказал Берека Федору. - Садись.

Порошин сел на лавку у стены.

- Атаманы-молодцы хотят знать, когда падишах пожалует к ним в гости? Я совершенно бесплатно скажу тебе, сын мой, что Мурад и сам не знает, когда он пойдет на войну. У падишаха хандра. Но если атаманы-молодцы хотят знать, что думают о войне с казаками в Серале, это будет стоить не меньше двух тысяч пиастров. Дешево. Нынче все измельчало. Даже секреты.