Читать интересную книгу Свадьбы - Владислав Бахревский

*

Глаза у Мурада ласковые, голос почтителен, на губах грустная улыбка очень занятого и очень виноватого человека.

Мурад спрашивает о здоровье матушки. Он благодарит за предупреждение об измене улемов. Но она должна беречь себя, ей надо поменьше волноваться. Дела у него идут прекрасно. Он, падишах, приготовил уже все для того, чтобы подтолкнуть историю на ту дорогу, которая ему, падишаху, нравится. Все заботы ему, бедному государю, а матушка свое дело сделала, вырастила его, выходила, возвела на престол, теперь ей надо радоваться и думать о своем драгоценном здоровье. Упаси бог испортить цвет лица из-за каких- нибудь государственных неурядиц. Он, падишах, готов отречься от престола, если не сможет превратить жизнь матушки в праздник! Но если матушка все-таки хочет время от времени входить в дела государства, то у него есть дело весьма тонкого свойства, в котором помощь мудрой Кёзем- султан была бы бесценной: пусть матушка займется меддахами.

Словно хлыстом по лицу.

- Меддахами? - У Кёзем-султан в глазах - пропасть, “он доиграется, умник сынок!”

- О матушка, я надеюсь на твою изобретательность, - слышит она голос Мурада, - меддахи в своей чайхане болтают всякую чепуху, а мне нужно, чтобы они зажигали сердца людей жаждой войны и победы.

Кёзем-султан выпускала из переполненных легких воздух по капельке, как бы не всхлипнуть. Мурад ничего не знает про дом на берегу моря. Ничего! Он знает одну войну, он на все наложил свою лапу и даже сказку хочет заграбастать и подмять под себя. Он - великий государь!

- Сын мой, меддахи будут рассказывать только то, что приятно твоим ушам и достойно твоего великого времени.

- Благодарю тебя, матушка. Прими от меня эти цветы.

Подарок царский: золотые стебли с цветами из драгоценных камней.

- Как это красиво!

- Я знал, что этот букет тебе понравится. Мне прислал его молдавский господарь Василий Лупу.

И улыбнулся. Так он улыбался в детстве, созоровав.

У себя в покоях Кёзем-султан спохватилась: меддахи, Василий Лупу, веселая улыбка… Что же известно Мураду о ее проделках? Или это совпадение? Совпадение у Мурада, сына Кёзем-султан?

И снова глаза бывшей владычицы мира застлали черные туманы ненависти.

Глава пятая

Дождалась и на чужбине горемыка Надежда человеческого счастья. Вот был у нее теперь свой дом, а в доме был достаток, и муж ее любил, и она его любила, и ждали они радостно своего первенца.

Только жизнь меддаха двойная: одна для самого себя - день прошел и ладно, другая ради слова и сказки - береженая да пестованная, как редкий цветок.

В чайхане сказочников было плохо. Старик меддах поклялся не переступать ее порога. Невесть откуда нагрянули в чайхану Гладкие Морды - Пустые Слова. Они твердили о грядущих победах и о том, что все народы и государства под луною ничтожны, все, кроме турок и Османской империи. Мир утопает в грехе, но у бога есть народ-избранник - народ Османа. Народ Османа - карающий меч господа миров. Турки спасут мир от скверны греха, предав огню те города и государства, которые встанут на праведных путях правоверных.

- На войну, турки! На священную войну - джигат! Господь миров с нами!

Меддахи послушали, послушали новых сказителей, смекнули что к чему и припали к той же дуде. Меддахи - государю своему не противники, и к тому же за новую сказку платят и сверху и снизу. Когда такое бывало? Поспешай, наговаривай слова, коли слово денег стоит.

Меддах меддаху не уступит. Коли у одного аскер дюжину врагов зарубил, у другого - сотню, а третий в сказке-то и с тысячью справится, а там, глядишь, и сказка не сказка, если аскер ста тысяч голов не нарубит.

Послушал молодой меддах, тайно пробравшись в чайхану, россказни бывших своих товарищей, пошел к старому меддаху п сказал ему:

- Как ты мог покинуть нашу чайхану в такое время? Ты оставил нашу сказку, подобно кукушке, которая оставляет в чужом гнезде свое будущее дитя.

- Я слишком стар, - сказал старик и больше не проронил ни слова.

- Тогда я пойду в чайхану! - вскипел молодой меддах, и старик снова обрел дар речи.

- У тебя Надежда, а у Надежды будет твой ребенок.

- Значит, смерть мне не страшна! - воскликнул молодой меддах. - Я буду жить в моем сыне!

- Но ребенок может быть и девочкой.

Молодой меддах этих слов не услышал.

Он пошел в чайхану и целый день веселил народ байками про глупых лазов: получил две полные фески медяков.

Меддахи ему позавидовали. Он помчался к Надежде, прижимая к груди тяжелый узелок с медью. От счастья меддах был слепой. Он увидал, что за ним идут чужие, только на своей улочке. Улочка - двоим не разойтись. Хотел увести преследователей от дома, но с другой стороны надвигались на него такие же мрачные люди. Тогда ему захотелось одного: увидеть Надежду, отдать ей деньги для сыночка. Чужие бежали к дому, но он опередил их, только вот двери не успел за собою затворить. Он успел кинуться перед Надеждой на колени и положить к подкосившимся ее ногам узелок с медяками. А больше ничего не успел. Голову ему отсекли одним ударом ятагана.

Дом меддаха в ту ночь сгорел. Надежду схватили, проволокли через весь город и бросили в сарай, где вповалку спали невольницы.

Она не искала для тела своего удобного места - где упала, там и лежала. Рабыня…

Теплая ночь, пряная, как ларь заморского купца, влажная, черная, таинственная, жила за глухой стеной невольничьего сарая.

¦ч

Помереть бы, не пытать судьбу. Ох как не хотела Надежда жить!.. Море - так в море, пропасть - так и в пропасть, стена каменная - так об стену. Нельзя! Нельзя, чтоб родилось у нее дитя. Сын ли, дочь ли - имя для них одно: раб.

Услышала Надежда - шепчутся. Господи! Русская речь, заслушалась…

- Запомни, меня звали Анной, - говорила одна, - помолись за меня.

А другая отвечала с усмешечкой:

- Чего себя надрываешь? Не помираем, чай.

- Авдотьюшка, не быть нам уже на родине. Пропадем здесь, в басурманах. Надругается какой-нибудь нехристь…

- Бабье дело - терпеть. Мы вон с тобой сколько по рукам ходим, и ничего - не пропали пока. От купца к купцу, и каждый просит за нас не меньше, а больше.

- Опомнись, что ты говоришь-то?

- А ты голову не теряй. Привыкла в тереме сидеть, тебе и боязно. А я бояться дома устала. Наш боярин охоч был до молодух.

- Молчи, Авдотья! Не отрекайся от дома своего.

- Хватит. Спи. Я слово себе дала - вернуться домой. И я вернусь. Спи, сестренка. Нам завтра на торгу по-лебединому, а не по-куриному стоять. Ты запомни: с высокого камня дальше прыгнешь.

О, как же он высок должен быть, камень-горюн, чтоб с него до самого дома скакнуть!

- Авдотьюшка, Авдотьюшка! - всхлипывая, дрожал тонкий голосок, но та, другая, сильная, не отвечала.

Надежда лежала, не меняя позы, ленивая духом, уставшая от своего прекрасного тела, а под сердцем у нее билось живое, маленькое, нежное, родное. И она не заметила, как и что в ней переменилось, но почуяла вдруг - лицо залито слезами и сама она как пустыня, на которую обрушился ливень.

*

Еще не померкли звезды, еще муэдзины - глашатаи бога на земле - спали сладко, а в покоях Кёзем-султан началась таинственная жизнь.

Быстро одевшись, не причесывая волос, не созывая слуг, вдовствующая султанша, содрогнувшись, вошла под своды комнатного камина, повернула по солнцу медный обруч дымохода, и задняя стенка камина отошла. Кёзем-султан закрыла за собой тайник и узким подземным ходом вышла из дворца. Подземелье вывело ее в небольшой сад возле неприметного дома. Не заходя в дом, Кёзем-султан дернула за шнурок на двери, и тотчас из дома вышли с паланкином заспанные слуги. Кёзем-султан села в паланкин, ударила трижды в ладоши, слуги подняли паланкин и пошли. Эти тоже были немые. Они не задавали вопросов. Для них один удар в ладоши - одна дорога, два удара - другая…

***

У крымского еврея Береки в Истамбуле был свой невольничий сарай. С выдающимся товаром Берека приезжал сам.

Его невольницы красотой уступали одному солнцу, зато они могли сиять в любое время дня и ночи. Они были учены манерам восточным и европейским, они знали турецкий язык, они пели, играли на музыкальных инструментах, они танцевали, они умели говорить сладкие речи, умные речи, смелые речи.

Берека был удачлив в делах, ибо деньги он чуял, как лошадь чует дорогу к дому. Удачливость обернулась несчастьем. В Акмечети за продажу девочек он получил столько палок по пяткам, что правая нога стала у него сохнуть. Теперь он ходил с костылем, но прибыльного дела не бросил. В эту ночь сон не шел к нему. Он оделся в лучшие одежды и с двумя телохранителями-караимами отправился к своему сараю.

Сердце ныло недаром. Возле своего сарая Берека увидал паланкин, который рослые слуги опускали на землю.