— Вот значит как… — услышав такой ответ Чующего, Олдер чуть склонил голову к левому плечу и задумчиво посмотрел на десятника. — Ты сегодня удивил меня, Антар. Я даже представить себе не мог, что твоя служба отцу была выкупом за девушку… Ты никогда не был похож на влюбленного, да и теперь, если честно, не выглядишь слишком счастливым.
Под испытующим взглядом Остена Чующий опустил глаза и тяжело вздохнул.
— Твоя правда, глава. Причина для печали у меня действительно есть. Нашего с Корой первенца я не уберег, а других детей Малика нам не послала. Одна отрада — племянники. Резвые, как жеребята. Кора любит с ними возиться, но потом подолгу грустит.
— Вот значит как… — задумавшись, Олдер совершенно не заметил того, что механически повторяет прозвучавшие всего пару минут назад слова. Сотник одарил Чующего рассеянным взглядом и вновь взялся за чарку. До этого вечера он как-то не задумывался о семейных делах Антара. Более того, глядя на всегда спокойного, уравновешенного эмпата, Остен даже заподозрить не мог, что в жизни Чующего кипели подобные страсти. По-хорошему, расспросы следовало прекратить, но разыгравшееся любопытство все же заставило Олдера спросить:
— Что же случилось с твоим сыном, Антар?
От этого вопроса Чующий вздрогнул так, точно к его коже приложили раскаленное железо:
— Мэрт был твоим ровесником, глава, но погиб, когда ему сравнялось шесть лет. Я сам виноват — не научил его осторожности… — Антар вновь опустил голову. Было видно, что каждое слово дается ему с трудом, но, тем не менее, продолжал говорить. — В те времена поклоняющиеся демонам Аркоса безумцы, несмотря на гонения, встречались намного чаще, чем теперь и сбивались в стаи… Спящие во Тьме — так они себя называли… Именно такая стая и выкрала моего сына вместе с соседской девчушкой, чтобы принести детей в жертву во время своего проклятого ритуала…
Антар замолчал и Олдер, заметив, как мелко дрожат руки доселе невозмутимого Чующего, встал со своего места, и, плеснув в опустевший кубок вина, подал его эмпату:
— Я все понял, Антар. Хватит об этом…
Его до странности глухие слова словно бы повисли в воздухе, ведь и Остен, и эмпат хорошо знали, что души погибших во время такого ритуала детей никогда не обретут покоя. Печать Аркоса сделает их отверженными, и, оборотив нежитью либо призрачным чудовищем, заставит скитаться по всему Ирию до тех пор, пока Ярые Ловчие не положат конец такому убогому существованию, развоплотив несчастных раз и навсегда…
Чующий принял вино и вздохнул:
— Ты должен знать, глава, что рано или поздно душа Мэрта обретет покой, даже если мне самому доведется стать проклятым… — произнеся эту клятву, Чующий тряхнул головой, а потом, пригубив вино, без всякого видимого перехода спросил. — В чем причина того, что тебя так неожиданно заинтересовали мои семейные дела, глава?.. Что случилось?..
Несколько ошеломленный таким оборотом беседы Остен криво ухмыльнулся:
— По сравнению, с тем, что произошло с тобой, Антар, со мной не случилось ничего плохого… Вот только жена моя — непроходимая дура, во всем слушающаяся своего дражайшего отца и грымзу-наперсницу, и я не могу понять, как мог быть слеп все это время!
Антар чуть склонил голову на бок и внимательно взглянул на Остена:
— Ну, тут все просто, глава. Вы не были слепы, просто смотрели немного не туда!..
Остен замер, а потом грохнул кулаком по столу:
— Не в бровь, а в глаз, Антар!.. Но что мне теперь делать?
В этот раз молчание Антара было более продолжительным, а потом он невесело покачал головой:
— Ничего, глава… Сами знаете — если ваша венчанная жена в течение трех лет не подарит вам ребенка, вы сможете развестись с ней, как с бесплодной… Если же пойдут дети, в них вы и найдете отраду… Именно так и бывает — к тому же, гораздо чаще, чем кажется на первый взгляд.
На это замечание Остен только и смог, что недовольно скривиться — ждать у моря погоды было не в его натуре. Антар же, заметив гримасу на лице колдуна, вздохнул:
— Ты уж прости меня глава, если сейчас скажу лишнее… Но тебя ведь не на аркане в храм тянули… Людские установления — это одно дело, а по божеским законам, ты сам взял ответственность за свою половину, обещая быть с ней и в горе, и в радости, и в болезни.
Лицо Олдера потемнело:
— Ты хочешь обвинить меня в том, что я не держу слово?..
В голосе Остена зазвучали глухие перекаты едва сдерживаемого гнева, но Антара они не испугали. Допив вино, Чующий встал и закончил свою речь так:
— Даже если твоя жена послушна лишь отцу, глава, именно ты распоряжаешься ее судьбой и ответственен за ее жизнь. И коли из вас двоих ум достался лишь тебе, то и на глупость ты, глава, прав не имеешь…
Ответом Антару стал полный бессильной ярости взгляд. Чующий же ответил на него тем, что вытянувшись по уставу, спокойно спросил:
— Я могу быть свободен, глава?
— Да, — хотя голос Остена звучал глухо и отрывисто, он уже совладал со своими чувствами, — Ответами на письма я займусь завтра, так что у тебя есть один-два дня для отдыха. Ступай. И скажи Реждану, что я велел устроить тебя получше…
— Благодарю, глава, — склонив голову на прощание, Чующий покинул комнату, а Олдер, проводив его взглядом, уже было, вновь взялся за кувшин с вином, но в последний момент отдернул от него руку.
Антар уязвил его до глубины души; отчитал, как сопливого мальчишку, но, пожалуй, именно Чующий, благодаря пережитому, и обладал правом так себя вести… Тем более, что он, Олдер, сам попросил у эмпата совета…
А то, что слова Антара оказались совсем не теми, каких ожидал разочаровавшийся в супруге муж, это дело второе…
Тряхнув головой, Олдер встал из-за стола, и, шагнув к окну, мрачно уставился в сгустившуюся снаружи вечернюю темноту. Чующий прав — жалеть себя, это последнее дело. Так же, как и вменять открывшееся в вину Ириалане. Он сам, собственными руками, возвел крепость из песка, и теперь некого винить в том, что построенная из столь ненадежного материала цитадель стала разваливаться прямо на глазах. Не принимать этого — детская глупость и упрямство, а он уже давно ребенок…
Последовавшая за разговором с Антаром ночь была трудной и на редкость длинной. Тем не менее, Остен, после мучительных размышлений, все же решил последовать совету Антара… И именно поэтому, когда Чующий уже на следующий день вдруг решил осчастливить своего главу новым визитом, Олдер был не на шутку удивлен. Десятник же, зашедши в комнату, первым делом поставил на стол небольшой кувшин вина и заметил:
— Я ошибался, глава.
Услышав это заявление, Остен только и смог, что вопросительно поднять брови. Эмпат же, положив на стол прихваченный им же из кухни кусок хлеба, сбрызнул горбушку принесенным вином, которое, попав на хлеб, сразу же стало менять цвет с темно-красного на грязно-фиолетовый.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});