— Тише, милая… Я помогу…
Уже через мгновение Остен совладал с непослушным крючком, и ожерелье соскользнуло с шеи девушки, а Ири, подняв на Олдера свои огромные глаза, тихо спросила:
— Ты не сердишься?
Недоумевая, Остен дотронулся кончиками пальцев нежной щеки нареченной:
— Почему ты так решила, Ири?
Ответом ему стало неловкое молчание, но потом девушка, опустив глаза, прошептала едва слышно:
— Мой отец говорил, что воины не любят ждать…
Олдер же на это заявление только и смог, что тихо хмыкнуть:
— При всем уважении к твоему отцу, Ири… Он ничего не может знать о моих предпочтениях, так что забудь обо всем, что Дейлок говорил тебе на этот счет.
Ири вновь взглянула на Остена — удивленно, недоверчиво, и Остен, поймав ее взгляд, рассмеялся и, прижав к себе девушку, вновь принялся ее целовать, оглаживая рукою шею и спину Ири. Молодая замерла — точно так же, как во время пира, но из-за вкрадчивых ласк Олдера это оцепенение уже вскоре сошло на нет, и Ири неумело ответила ему на поцелуй…
Эта ночь хоть и оказалась, на взгляд Олдера, слишком уж короткой, все же смогла примирить его еще с двумя днями гуляний. Все было почти так же, как и в первый вечер — чинное сидение за столом, непонятные интриги Дейлока, быстро хмелеющие и, по большому счету, не интересные Олдеру гости, но теперь Остену помогало осознание того, что вечером он вновь останется наедине с молодою женой.
Ответные ласки Ири — робкие и совсем неумелые, не отвращали, а лишь еще больше разжигали Олдера. Теперь даже взгляд на новоиспеченную жену буквально пьянил его, так что, когда с пирами и поздравлениями было, наконец, покончено, Остен, не вняв предложению Дорина погостить у него еще немного, поспешил увезти Ириалану в «Серебряные Тополя». Ему не терпелось оказаться как можно дальше от любых посторонних взглядов.
Боги, похоже, в этот раз решили внять желаниям Олдера, путешествие в имение прошло без приключений. Даже природа способствовала молодым, умерив зной, так что поездка вышла не слишком утомительной для не привыкшей к столь долгим путешествиям Ири…
Пожалуй, вышло так еще и потому, что, оказавшись за городом, Остен уже не гнал коней — вся суета осталась за его спиной, в шумном и беспокойном Милесте, так что теперь ничто не мешало ему делать долгие остановки в пути и наслаждаться обществом молодой жены. Днем их отношения по-прежнему были несколько церемонны, но ночью Ири, уже успевшая распробовать сладость супружеских ласк, порою сама делала первый шаг навстречу.
Олдер отродясь не был ханжой, а потому не считал, что интерес к альковным делам вредит благонравию супруги. Более того — неумелая нежность Ири, ее почти детское любопытство к этой стороне жизни действовали на него, точно хорошее вино. Он хмелел от долгожданной, теперь ничем не ограниченной близости, но при этом не забывал осыпать Ириалану все новыми и новыми ласками…
Установившиеся между супругами отношения не изменились и после окончания путешествия. Ириалана вполне благосклонно отнеслась к приготовленным для нее покоям, благо, что привезенное с собою приданое, позволяло ей восполнить малейшие пробелы в обстановке. Правда, поместье показалось ей поначалу несколько унылым, но тут Ири утешалась тем, что в этих стенах она была единственной хозяйкой. Навязанная ей в качестве прислужницы Гердола умела сходиться с людьми и, заведя вроде бы пустяшный разговор, вызнавать у них самые разнообразные сведения, так что уже через несколько дней Ири с удивлением узнала о том, что в имении не было ни одной женщины, с которой ее муж проводил бы ночи… Принесшая эти сведения старуха, казалось, и сама была несколько ошеломлена такими результатами своих расспросов, но при этом быстро смогла совладать с собой. Взявшись за частый гребень, она вновь подступила к хозяйке, намереваясь расчесать ее косы перед сном, и тихо произнесла:
— Хорошо, что ваш муж, госпожа, достаточно умен для того, чтобы не заводить себе любовниц среди служанок. Такие, потерявшие стыд девки, обычно страшно наглеют и становятся никчемными работницами…
Ири, выслушав это замечание, лишь недовольно дернула плечом — все ее мысли занимал вопрос, какое платье ей стоит надеть завтра…
Но старуха не почитала разговор законченным, и, бережно расплетая косы Ириаланы, продолжила:
— С другой стороны, когда подоспеет время, будет совсем неплохо, если вы, госпожа, дадите понять мужу, что вас не смущает естественная для мужчин изменчивость натуры. Мужья очень ценят жен, которые понимают их маленькие слабости, а кроткая и послушная любовница отвратит вашего супруга от иных развлечений, когда вы, госпожа, будете в тягости, и не сможете исполнять свой долг, как прежде…
Услышав такие увещевания, Ири нахмурилась, но потом, взглянув в зеркало, рассеяно качнула головой:
— Хорошо, Гердола. Я запомню… А сейчас — довольно об этом…
Дни шли за днями, недели потихоньку превращались в месяцы… Молодая супруга сживалась с ролью жены и хозяйки поместья, Олдер же просто упивался ничем не замутненным счастьем, но когда накал его страсти несколько угас, на доселе ясном горизонте его семейной жизни появились первые, пока еще едва заметные облачка.
Как-то исподволь выяснилось, что с Ири Остену совершенно не о чем говорить — даже новости из Милеста помогали поддержать беседу не более чем на четверть часа, а потом между супругами вновь воцарялась тишина. Суждения Ириаланы о людях были очень поверхностны и сводились к тому, стар человек или молод, богат или знатен… Если же разговор требовал более веских суждений, Ири немедля прибегала к услышанным от своего отца словам, совершенно не подозревая о том, что ее неизменное «папа так считает» отнюдь не радует мужа…
Олдер же выслушивал лепет Ири с бесстрастным лицом, старательно убеждая себя в том, что его жена еще молода и слишком долго была под отцовской опекой. Со временем, вжившись роль хозяйки, она научится мыслить самостоятельно. Это помогало поначалу, но первая же семейная размолвка вынудила Остена посмотреть правде в глаза…
Как и во всех амэнских имениях, на заднем дворе «Серебряных Тополей» имелся глубоко врытый в землю столб со стальными кольцами, предназначенный для наказания нерадивых слуг, и единственным его отличием от своих собратьев было то, что он так и не успел потемнеть от крови. Будучи «Карающим», Олдер слишком хорошо знал цену телесных наказаний, а потому не разбрасывался ими попусту, находя иные методы острастки. По большому счету, слуги могли оказаться у столба по двум причинам — за воровство или учиненную драку. В остальное же время, столб служил грозным напоминаем о неминуемой каре, долженствующей остудить слишком хитрые или горячие натуры. Женщины же и вовсе избегали телесных наказаний, поэтому, когда одним прекрасным утром с заднего двора донеслись жалобные девичьи мольбы, Олдер немедля решил взглянуть, что там происходит…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});