Ири всхлипнула, а потом, поймав ладонь Олдера, что было силы, сжала ее в своих тонких пальцах:
— Папа сказал, что я больше не смогу иметь детей… Что я убила малыша… Но я не хотела, Олдер… Я ничего не знала про зелье!.. Ни про это, ни про приворотное…
— Знаю… — сидя на кровати подле жены, Остен провел рукою по ее волосам. — Тебе не следует так убиваться, Ири. Первая беременность часто заканчивается выкидышем, и он далеко не всегда судит бесплодие. Осмотревший тебя врач сказал мне, что после надлежащего лечения ты еще сможешь иметь детей… А пока надо успокоиться и набираться сил. И перестать плакать — слезы лишь отсрочат твое выздоровление…
Словно бы загипнотизированная ласковым и спокойным голосом мужа Ири перестала всхлипывать, и устало откинулась на подушки, но руки Олдера так и не выпустила. Теперь Ири держалась за нее, словно утопающий за ускользающую из пальцев ветку. Остен же, в свою очередь продолжал говорить — обещал, что, как только жене станет хоть немного получше, они переберутся в дом Дорина. Там Ири будет веселее, чем здесь, ведь жена и сестра его двоюродного брата с удовольствием составят Ириалане компанию…
Остен еще долго рассказывал жене о своем брате, говорил, что им из-за его службы пока доведется остаться в Милесте, но это и к лучшему, ведь здесь гораздо легче найти толковых лекарей… Да и главное в Амэне святилище Малики находится под боком…
Олдер строил планы на будущее ровно до тех пор, пока успокоенная его словами Ириалана не погрузилась в тихую дрему. Лишь после этого Остен осторожно высвободил руку из пальцев жены и вышел из ее покоев.
В коридоре его терпеливо дожидались Антар с донесением и не смеющая нарушить покой беседующих супругов служанка Ири. Велев девушке быть неотлучно при хозяйке, Остен отправился в казармы в сопровождении хранящего молчание Антара. Дела отряда принудили Остена задержаться в городе до самого вечера, но, получив роздых, он отправился не домой, а на пристань. Вид набегающих на берег волн его всегда успокаивал, а сейчас Остену никого не хотелось видеть.
В порт Олдер попал ровно к закату — вдыхая острый запах соли, водорослей и рыбы, молодой сотник еще долго смотрел на кажущиеся черными на фоне последних золотых лучей, чуть покачивающиеся на мелких волнах корабли с подобранными парусами, на темно-зеленую воду, на далекую линию горизонта…
Успокоив Ири, Остен, одновременно, отрекся от столь желанной ему свободы… Конечно, у него оставалась еще одна лазейка — он мог, не давая жене развода, услать ее в дальнее имение и видеть не чаще раза в год, но подобное решение казалось Олдеру бесчестным. В конце концов, он пообещал Ири поддержку и заботу, а не ссылку, и теперь ему следовало посадить свои чувства и желания на короткий поводок.
Вызванный им тогда на разговор Антар был, по большому счету, прав — ответственность за судьбу жены лежит на муже, так что негоже теперь метаться и лезть из кожи вон, думая, как избавиться от брачного ярма.
С этого дня он начнет выполнять все, взятые на него обязательства — защитит Ири даже от самой себя, будет с нею ласков и терпим к ее недостаткам… В конце концов, она по уму — всего лишь ребенок. Капризный, избалованный, но при этом — слабый и уязвимый…
Когда Остен окончательно утвердился в своем решении, то почувствовал себя если и не лучше, то легче. Пора мучительных размышлений и метаний закончилась, и теперь пришло время действий.
Вернувшись в дом Дейлока глубоко за полночь, на следующий день Олдер встал с первыми же солнечными лучами. На диво собранный и спокойный. Справившись у служанки о том, как Ири провела ночь, Остен отправил Дорину весточку с небольшой просьбой и, получив ответ, спустился вниз в поисках тестя.
Дейлок как раз трапезничал во внутреннем саду и, увидев глаза зятя, едва не подавился вином из кубка…
Олдер, не меняясь в лице, дождался, пока вельможа справится с приступом кашля, а потом холодно сообщил, что как только Ири почувствует себя немного лучше, ее с радостью примут в доме Дорина. Жена должна жить подле мужа…
Кроме того, после выходок Гердолы, он, как муж, позаботится о том, чтобы теперь Ириалану окружали лишь проверенные лично им люди, ведь тестю в этом вопросе у него, Остена, больше веры нет…
Огорошив Дейлока такими новостями, сотник, не обращая внимания на слабые попытки тестя расспросить, чем вызваны такие решения, отправился на службу, где и пробыл до позднего вечера.
А еще через два дня — после того, как осмотревший Ири врач отметил, что опасность повторного кровотечения миновала, Ириалану, со всеми возможными предосторожностями, в крытых носилках перевезли в дом главы рода Остенов. Там ее ожидали старательно подготовленные, светлые покои и пара толковых служанок, которые отныне должны были заменить старую Гаердолу.
Хотя из-за болезни Ири, супруги обретались в разных спальнях, каждый день Олдера начинался с того, что он навещал Ириалану и проводил с ней некоторое время перед тем, как отправляться в казармы. Справлялся о том, как прошла ночь, рассказывал всякую забавную ерунду и даже, отстранив служанку, иногда сам брался за гребень, помогая Ири расчесать ее роскошные и тяжелые косы.
После таких визитов ни то что у Ири, а даже у Дорина не возникало сомнений в том, что Олдер, несмотря на произошедшее, по-прежнему влюблен в свою жену. Истину знал лишь молчаливый Антар, но он как раз был бы последним, кто поведал бы окружающим об истинном положении дел.
Между тем и обморок Ириаланы в храме, и ее последующее недомогание, и заметное охлаждение между Дейлоком и Остенами породили среди милестской знати целую волну слухов и домыслов, отзвуки которых, конечно же, дошли до Владыки Арвигена…
Гонец князя застал Олдера на плацу. В короткой, скрепленной печаткой, записке значилось, что Арвиген желает видеть сотника «Карающих» немедленно. Такое неожиданное внимание, смутило Остена, но задавать вопросов молчаливому слуге сотник не стал. Быстро отдав необходимые распоряжения десятникам, Олдер последовал за гонцом в княжескую цитадель.
Когда же мрачный слуга, оказавшись в твердыне, повел Олдера не в верхние залы, а в запутанную сеть подвалов, сотник ощутил, как к его смущению добавляется тревога. Весь Милест знал о пыточных залах, расположенных в подвалах княжеского замка, и то, что оказавшись в них, лишь очень немногие заново видели солнечный свет…
Пытаясь отогнать нехорошее предчувствие, Остен упрямо тряхнул головой — данную Владыке присягу он не нарушал, так что каяться ему не в чем… А, значит, в сторону любые домыслы — скоро он сам узнает причину столь необычного вызова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});