незабвенный Михайло Семенович Щепкин.* * *
1 января 1858 г. Дружески-весело встретил новый год в семействе Н. А. Брылкина.
Как ни весело встретили мы новый год, а придя домой, мне скучно сделалось. Поскучавши немного, отправился я в очаровательное семейство мадам Тильды. Но скука и там меня нашла. Из храма Приапа пошел я к заутрени, — еще хуже: дьячки с похмелья так раздирательно пели, что я заткнул уши и вышел вон из церкви. Придя домой, я нечаянно взялся за Библию, раскрыл, и мне попался лоскуток бумаги, на котором Олейников записал басню со слов Михайла Семеновича [Щепкина].
Эта находка так меня обрадовала, что я сейчас же принялся ее переписывать. Вот она:
На улице и длинной, и широкой, И на большом дворе стоит богатый дом, И со двора разносится далеко Зловоние кругом. А виноват хозяин в том. “Хозяин наш прекрасный, но упрямый, — Мне дворник говорит — Раскапывать велит помойную он яму, А чистить не велит”. Зачем раскапывать заглохшее дерьмо? И не казнить воров, не предавать их сраму? Не лучше ль облегчить народное ярмо Да вычистить велеть помойную-то яму.
Сочинение этой басни приписывают московскому актеру Ленскому. Эго не похоже на водевильный куплет. [334] Басня эта так благодетельнэ на меня подействовала, что я, дописывая последний стих, уже спал.
Сегодня же познакомил я в семействе Брылкина милейшую Катерину Борисовну Пиунову (актрису). Она в восторге от этого знакомства и не знает как меня благодарить.
Как благодетельно подействовал Михайло Семенович на это милое и даровитое создание! Она выросла, похорошела, поумнела после “Москаля-чаривніка”, где она сыграла роль Тетяны, и так очаровательно сыграла, что зрители ревели от восторга. А М. С. сказал мне, что она первая артистка, с которой он с таким наслаждением играл Михайла Чупруна, и что знаменитая Самойлова [335] перед скромной Пиуновой — солдатка.
2 [декабря]. Обязательнейший Олейников сегодня сообщил мне стихотворение Курочкина “На смерть Беранже”, но оно так скверно переписано, что я едва мог прочитать. Прочитал, однако, и записал на память. Прекрасное, сердечное стихотворение: [336]
Зачем Париж волнуется опять? На площадях и улицах солдаты, Народных волн не может взор обнять… Кому спешат последний долг воздать?.. Чей это гроб и катафалк богатый? Тревожный слух в Париже пролетел: Угас поэт — народ осиротел. Великая скатилася звезда, Светившая полвека кротким светом Над алтарем страданья и труда; Простой народ простился навсегда С своим родным учителем-поэтом, Воспевшим блеск его великих дел. Угас поэт — народ осиротел. Зачем же блеск и роскошь похорон? Мундиры войск и ризы духовенства? Торжественность тщеславных похорон Тому, кто пел так искренно, как он, Певцом [337] любви, свободы и равенства, Несчастным льстил, но с сильными был смел?.. Угас поэт — народ осиротел Зачем певцу напрасный фимиам? И почестей торжественных забава? Не быть ничем хотел он в жизни сам, И в бедности нашла любимца слава, И слух о нем далеко прогремел! Угас поэт — народ осиротел. Народ всех стран — страдание и [338] труд, И сладких слез над звуками ограда