прямо, но, распустившись, слегка опускались. Белые цветочки теснились, заслоняя друг друга. Я увидела длинную крепкую траву. Я не знала, как долго мы пробыли в бункере, но, когда нас туда загнали, эти цветочки были лишь семенами, готовыми прорастать под землей – в точности как мы. Потом они стали ростками и пробились сквозь землю. Мы сидели среди цветов под ярким солнцем. Слезы туманили глаза, и вокруг плыла акварель размытых ярких цветов. Но я была жива! Все то время, что мы были погребены под землей, над нами росли цветы.
– Лия, мы живы! Посмотри только на эти цветы!
Лия посмотрела на цветы, и на ее лице расцвела слабая улыбка.
– Велики деяния Бога, – сказала я.
Утверждая, что обязательно вернусь домой, погребенная под землей, я постепенно потеряла свою уверенность. А теперь сидела среди цветов и знала, что это Бог, и это жизнь, которую мне даровано прожить. Теперь точно буду жить, вернусь домой, у меня будет семья! Яркие цветы покачивались под легким ветерком.
– Мы вернемся домой, и все будет хорошо, – тихо шептала сестре. – Лия, это больше никогда не повторится.
Лия сжала мою руку.
Я смотрела на истощенных девушек и знала, что нам еще предстоит долгий путь. Но сейчас мы окружены цветами. В мире есть красота, хотя нам казалось, что ее больше не существует. Мы снова живы, а цветы говорят, что жизнь все еще нас ждет. Мы поднимемся, как цветы, и войдем в этот мир. Я вдохнула сладкий аромат травы и лаванды.
– Лия, – позвала я.
– Что, Рози?
– Пойдем домой.
Глава 39
Насажденные в доме Господнем,
они цветут во дворах Бога нашего;
они и в старости плодовиты, сочны и свежи…
Псалтирь 91:14–15
Путь домой. Май 1945.
Вернуться домой… Легче сказать, чем сделать. В Терезиенштадте свирепствовал тиф. Повсюду лежали больные, слишком слабые, чтобы двигаться. Они лежали группами, стонали, дрожали, потом замирали. Приходили русские женщины – я никогда не видела, чтобы женщины убирались так быстро и эффективно, как они.
Мужчина, который сказал, что мы свободны, пришел в наш бункер вечером в день освобождения.
– Мы ищем добровольцев, – сказал он.
– Для чего?
– Нам нужны девушки для работы.
В Освенциме я знала, что работа меня убьет, теперь же точно знала, что работа сохранит мне жизнь. Не дожидаясь объяснения, что это будет за работа, первая заявила, что готова.
Мне поручили работать в доме престарелых.
– Откуда здесь дом престарелых? – удивилась я, когда на следующее утро он повел меня на работу.
Мы шли мимо людей, лежащих на земле и ожидавших смерти. Он покачал головой.
– Гнилая нацистская пропаганда, – сказал он. – Немцы приглашали в этот лагерь представителей Красного Креста, чтобы те убедились, как хороша жизнь в концлагерях. Здесь даже снимали фильмы. Когда приехал Красный Крест, здесь выступал еврейский оркестр. Все слушали и хлопали. А когда представители уехали, немцы убили всех евреев из оркестра.
– Они создали дом престарелых, чтобы показать его Красному Кресту? – спросила я.
– Да, и сиротский приют тоже.
Мне нечего было сказать. Мы подошли к дому, и он отправил меня внутрь.
– А я пойду искать новых добровольцев. Здесь очень много работы.
Я вошла в дом престарелых сама. Ряды кроватей, старики и старухи. Эти люди выглядели так, словно ожидают, когда смерть предъявит на них свои права.
– Кто здесь? – спросила одна из старух.
Она села на кровати. Кожа у нее была совершенно прозрачной.
– Меня зовут Рози Гринштейн. Буду вам помогать.
Старики садились на кроватях. Я нервно сглотнула – все смотрели на меня.
– Спасибо, Рози, что пришла, – сказала еще одна женщина. – Подойди поближе, чтобы мы тебя рассмотрели.
Я целый день разговаривала с ними, кормила и мыла, а потом вернулась в бункер.
Я стала ходить в дом престарелых каждый день. Старики полюбили меня. Они отправили меня на чердак, где лежали чемоданы со старой одеждой, чтобы я взяла то, что мне понравится. Я принесла чемодан с чудесными платьями в цветочек в наш бункер. Каждая из нас выбрала по красивому платью. На следующий день я отправилась на работу в новом платье и наконец-то почувствовала себя собой.
Каждый вечер, когда я возвращалась с работы, мы с кузиной Фейгой отправлялись гулять. К нам присоединялся парень из ее города, Пинхас Гершкович. Я сразу поняла, что Фейга в него влюблена. Когда он говорил, она смотрела на него так, словно впитывала каждое слово. Но постепенно я с болью в сердце поняла, что он влюблен не в нее, а в меня. Я не хотела стоять на пути собственной кузины. Кроме того, нужно было искать нашу маму.
Вечером я вернулась в бункер и заговорила с Лией о возвращении домой.
Лия стала выглядеть гораздо лучше. Она надела зеленое платье в цветочек и подпоясалась широкой лентой. Волосы у нее немного отросли, и прическа стала почти стильной. Нас кормили рисом, и щечки Лии немного округлились.
– Нам нужно идти домой, – сказала я. – Может быть, мама и Ехезкель уже там.
Лия кивнула.
– А как нам добраться домой?
– Эшелоны идут в Венгрию, я слышала, как солдаты говорили об этом. Мы можем сесть на такой поезд. Один уходит завтра утром.
– Я познакомилась с одним парнем, – пробормотала Лия. – Он может поехать с нами?
– Парень? Здесь? – я постаралась говорить спокойно. – Нам нужно ехать к маме!
Совершенно неподходящее время для романтических отношений!
Лия покраснела.
– Его зовут Авраам Френкель. Он увидел меня через окно и пришел познакомиться. Он говорит, что сразу понял, что хочет жениться на мне.
– Лия, так не делается. Сначала мы должны найти маму. Что она скажет, если мы приедем домой с парнем? Она не обрадуется.
Лия сникла. Она понимала, что я права.
– Я скажу, что он не может поехать домой с нами.
На следующее утро мы – Ханка, Лия и я – присоединились к группе девушек и парней, которые шли к поезду.
– Лия! – окликнул сестру мужской голос.
Лия покраснела. К нам шел красивый черноволосый мужчина.
– Это Авраам, – сказала Лия.
– Вы, наверное, сестра и тетя Лии, – сказал мужчина, глядя на Лию так, словно перед ним кинозвезда, а не истощенная девушка, похожая на скелет.
– Вы не можете поехать с нами, – твердо сказала я. – Наша мама не обрадуется.
– Я знаю, – сказал он и улыбнулся Лии. – Я обязательно найду тебя.
Мы нашли платформу и стали ждать, когда подойдет поезд. В поезде было