– Милая, милая, подожди меня, обещай, что не уйдешь. Первое, что я хочу сделать, войдя в шатер, – подарить тебе твой первый поцелуй.
– Не будь глупым, де Берг, ты целуешь меня всю ночь, – задыхаясь, пролепетала она.
– Очаровательная невинность, – усмехнулся он, – я собираюсь поцеловать тебя там... в другие губки.– Жадные пальцы вновь слегка зашевелились в потаенной глубине.– Дорогая, когда я возьму твою невинность, тебе будет больно. Мое орудие слишком велико и может до предела растянуть твои маленькие ножны. Знаю, ты хочешь подождать первой ночи, пока брак не будет заключен, но отныне я буду любить тебя ртом, и к тому времени, когда состоится свадьба, клянусь, ты будешь всей душой стремиться отведать чего-то гораздо длиннее и тверже, чем мой язык.
Джезмин была потрясена до глубины души, но, не совсем понимая, что имел в виду Фолкон, недоверчиво прошептала:
– Ты осмелишься поцеловать меня... там?
– Вот так, дорогая, – прерывисто пробормотал он, и язык раздвинул губы, проникая внутрь, глубоко, ненасытно, мощными толчками овладевая нежной влажной пещеркой.
Только женская хитрость спасла Джезмин от этого властного вторжения.
– Но я не буду знать, что делать, – тихо сказала она.
Фолкон, улыбнувшись девушке, отнял руку – пальцы больше не ощущали восхитительного тепла.
– К утру все узнаешь, любимая.
– Если не поторопишься, утро вот-вот настанет, Фолкон, – задыхаясь, заметила она.
Поднявшись, он натянул сапоги.
– Любовь моя, я не задержусь, – пообещал он.
Джезмин боялась пошевелиться, пока не уверилась, что Фолкон ушел, потом отбросила меховое покрывало и встала, но тут же пьяно покачнулась, ощутив, как дрожат от страха ноги.
Страха перед де Бергом, страха за Робина, любовника Мэри Энн, страха от завтрашней охоты на людей.
Пробираясь через лагерь, де Берг проклинал все на свете, ругаясь про себя последними словами. Бессилие и неспособность шерифа поймать разбойника, прогневившего отчаянно дерзкими преступлениями самого короля, стали причиной того, что его людей заставляют участвовать в этом фарсе. Приказ отдан самим Джоном. Узнав, что Честер, Ноттингем и Фолкс де Брете тоже присоединятся к ним, Фолкон запротестовал: не слишком ли большая честь для жалкой кучки горожан, фермеров и крестьян, нашедших убежище в лесу, если на их поимку отправятся еще и рыцари с солдатами, но король был непреклонен – он сам желал поразвлечься охотой на людей и, охраняемый де Бергом, чувствовал себя в безопасности. Фолкон не считал для себя зазорным избавить округу от разбойников, но ему казалось попросту непристойным делать забаву из подобного занятия.
Он провел больше времени с солдатами, чем с рыцарями, поскольку знал о нерассуждающем суеверном страхе простых людей перед неизведанным, а о лесах, окружавших Ноттингем, ходили легенды – говорили, что здесь обитало множество странных существ: Горный народ, Каменный народ и Лесной народ, которые правили в чаще. Поговаривали о высоких холмах в глубине леса, где в зеленоватом полумраке жили прелестные ведьмы и дьяволицы, а мерзкие колдуны творили заклинания и завлекали людей в сети зла...
Вернувшись к себе, Фолкон был горько разочарован, увидев, что Джезмин нет в шатре, но не удивился. Он почему-то с самого начала чувствовал, что она исчезнет, как только он уйдет: девушка отдастся ему только после венчания, но даже и тогда придется долго, терпеливо уговаривать ее.
Фолкон вздохнул. Она так невинна, так непорочна. Ни зов плоти, ни жаркие желания, ни даже тоска по крепким объятиям и нежным ласкам – ничто не тревожило прелестную Джезмин.
Громко застонав, Фолкон скользнул в одинокую постель, где мех все еще нежно благоухал девичьей кожей, закрыл глаза и вынудил горевшее неутоленной жаждой тело расслабиться – завтра ждет тяжелый день. Но горячая кровь била в виски, кипела в жилах, делая тяжелую боль в животе и чреслах почти непереносимой. Он требовал от себя невыполнимого. Как может человек, одержимый подобным вожделением, спокойно лежать в той постели, где еще недавно находился почти обнаженный предмет его желаний? Мысли метались бешено, лихорадочно, подобно голодным волкам. Должно быть, Жервез ошибся насчет того человека: возможно, это просто вор, спускавшийся из окна, озорной мальчишка-оруженосец, из шалости лазавший по стенам, или чей-то любовник.
Фолкон долго перебирал все довольно неправдоподобные возможности, но наконец покорно вздохнул, отдавшись во власть сладких терзаний, и зарылся лицом в душистый мех, еще хранивший следы присутствия любимой женщины.
Еще не рассвело, когда Фолкон был уже на ногах. Ум и тело требовали действия, и его люди, скорее всего, были в таком же состоянии. Охота на дичь, возможно, была бы идеальным лекарством, но предстоявший омерзительный спектакль тяжелил душу, оставляя дурной привкус во рту. Мгновенно приняв решение, он начал будить рыцарей, начиная с Жервеза, и отдавать приказы:
– Всякий, замеченный вами в лесу, должен быть окружен и взят в плен. Никакой бойни, никакого кровопролития, разве что на карте стоит жизнь кого-то из вас.
На кострах готовился завтрак; мужчины надевали доспехи и седлали лошадей. Де Берг вскочил на коня и помчался к реке Трент. Может, окунувшись в холодную воду, он избавится от такого чувства, будто выпачкан в грязи с головы до ног.
Небо едва заметно просветлело, и на секунду Фол-кону показалось, что глаза его обманывают. Но нет, будь оно все проклято, это именно та, кому он едва не отдал сердце. Подлая изменница показалась из леса и едет прямо ему навстречу! Хорошо, что он успел увидеть ее первым! Заметив Фолкона, Джез-мин натянула поводья и повернула кобылку, пытаясь скрыться, но он пришпорил боевого коня и ринулся за ней, в мгновение ока очутившись рядом. Фолкон протянул руку и легко перехватил поводья, так что испуганная лошадка покорно замерла рядом с могучим жеребцом. Быстро, как молния, соскочив на землю, Фолкон привязал лошадей к ближайшему дереву.
Джезмин подняла было кнут, но Фолкон не дал ей возможности опустить его, с такой стремительной силой вырвав из тонких пальчиков, что девушка потеряла равновесие и свалилась с седла в ворохе нижних юбок и верхней одежды.
Изумрудно-зеленые глаза де Берга пылали гневом. Он резанул коротким тяжелым кнутом по сапогу, чтобы хоть как-то сорвать гнев. Видит Бог, понадобится вся сила воли, чтобы не ударить ее! Она была на свидании, с мужчиной, конечно, и Святой Иуда тому свидетель – Фолкон узнает его имя, и немедленно!
– С кем ты тайно встречалась? – прорычал он.
– Просто ездила на прогулку, – защищалась Джезмин.
– Наглая ложь, и ты знаешь это. С кем ты виделась? – Кнут вновь опустился на сапог: зловещий, угрожающий звук. Джезмин отвернулась и горько всхлипнула, но жесткие пальцы ухватились за подбородок.– Не смей опускать глаза, когда говоришь со мной! К кому ты бегала?! – заорал Фолкон.