«Мессера» пытались перехватить наши бомбардировщики в разрывах облаков и за облаками. Интенсивно обстреливали каждый бомбардировщик три зенитные батареи противника, но наши экипажи, накопившие боевой опыт, в большинстве случаев умело уходили от атак и обстрела в облака.
Особенно отличились в налете на Тацинский аэродром экипажи летчиков Ширана, Пузанского, Погудина, Озерова и Архангельского.
Экипаж Архангельского, атакованный истребителями в разрыве между облаками, принял воздушный бой, отразил первую атаку, при этом стрелок-радист Рожков В. В. сбил истребитель Ме-109, который упал в районе Краснокутской. Второй «мессер» в последующей атаке изрешетил левое крыло самолета, но в это время Архангельский увел поврежденный бомбардировщик в облака.
После посадки и заруливания стою у своего самолета и напряженно вглядываюсь в серое небо на юге, с надеждой ожидая возвращения самолета Пузанского. От взлета его самолета прошло уже два часа, а Пузанский не возвращался.
Мне все больше и больше нравился комиссар эскадрильи Иван Яковлевич Калашников. Он не был летчиком и на боевые задания не летал, поэтому, когда осенью вместо опытного летчика комиссара Лучинкина в эскадрилью был назначен Калашников, я опасался снижения уровня партийно-политической работы в эскадрилье и уменьшения авторитета комиссара. Но, к счастью, этого не произошло.
Калашников тщательно изучил личный состав эскадрильи и умело организовал работу партийной и комсомольской организаций. На открытых партийных собраниях обсуждались вопросы повышения ответственности летчиков, штурманов, стрелков-радистов и техников за судьбу Родины, воспитывались в них уверенность в свои силы и возможность разгромить немецко-фашистские войска. Калашников неустанно разъяснял летному и техническому составу важность стоящих перед эскадрильей боевых задач, на свежих примерах рассказывал о мужестве и героизме наших летчиков Рудя, Ширана и Девиченко, стрелков-радистов Монзина, Наговицина, Сергакова и всегда поддерживал у личного состава уверенность в силе наших бомбардировщиков, их оружия и веру в нашу победу. Всегда на стоянке самолетов или в землянке Калашников мобилизовывал коммунистов и комсомольцев на организацию быстрой подготовки бомбардировщиков к повторным боевым вылетам. Свои слова он всегда подкреплял делом. Проявляя инициативу и оперативность, комиссар Калашников помогал оружейникам правильно организовывать использование автомашин для подвозки бомб под самолеты, а инженеру эскадрильи помогал рационально использовать бензозаправщики для дозарядки самолетов.
Неутомимая энергия и продуманные мероприятия позволили на 30 минут сократить время подготовки эскадрильи к повторному вылету.
— Деловой пришел к тебе комиссар, — говорил Гладков, завидуя мне.
Заместитель командира эскадрильи капитан Пузанский и стрелок Калинин возвратились в полк только через три дня. Экипаж Пузанского бомбил самолеты на аэродроме Тацинская и поджег четыре Хе-111. При возвращении его самолет был атакован четырьмя истребителями Ме-109. В воздушном бою стрелок-радист Сергаков И. К. сбил один «мессер», но и сам был ранен в правую ногу, а огнем истребителей была разбита и заклинена турель пулемета. Пузанский увел бомбардировщик от атак истребителей в облака.
При подходе к Клетской Пузанский вывел самолет под облака, и в районе Песчаной его беззащитный самолет снова был атакован двумя истребителями. «Мессера» подошли к бомбардировщику почти вплотную и пушечным огнем разрушили оба мотора. Винты остановились, и Пузанский посадил самолет на фюзеляж в поле, в семи километрах от Клетской. Фашистские летчики еще шесть раз атаковали самолет Пузанского уже на земле, убив штурмана лейтенанта Ромащенко в тот момент, когда он выходил из кабины через верхний люк. Пузанский, раненый стрелок-радист Сергаков и стрелок Калинин М. И. укрылись от огня фашистских стервятников под моторами самолета[99].
Похоронив Ромащенко и сдав раненого Сергакова в госпиталь, Пузанский и Калинин возвратились в полк и попросились снова участвовать в боевых действиях, чтобы отомстить за Ромащенко.
На следующий день, 9 декабря, взлетев двумя эскадрильями с целью бомбить самолеты противника на аэродроме Тацинская за Доном, на пути к цели мы встретили низкую облачность. Лететь под облаками стало очень трудно. В этих условиях вторая эскадрилья вернулась на свой аэродром, а я, распустив боевой порядок эскадрильи, по радио приказал экипажам самостоятельно искать и бомбить обнаруженные объекты противника.
Выполнить задачу самостоятельно в этих сложнейших условиях удалось не всем.
Когда бомбардировщики Черкасова, Ширана и Черепнова отвалили от моего самолета, мы снизились до высоты пятьдесят метров и начали искать цель. Передние стекла кабины заливал дождь. Открываю левую форточку и наблюдаю за землей через нее, боясь наскочить на какой-нибудь бугор или мачту. От редких рощ и полосок лесных посадок поднимался туман. Осматриваем пункт за пунктом, дороги. Целей нет. Затем облака над нами просветлели, немного поднялись, и солнечные зайчики на земле сигнализировали о первых окнах в сплошной облачности. Наконец, Желонкин обнаружил скопление немецких автомашин в Каменске, где нас обстреляли зенитки. После пролета разворачиваемся, наносим удар по обнаруженным автомашинам и берем курс на свой аэродром. Полет по обратному маршруту оказался еще более сложным, чем к цели. При перелете через Дон мы чуть было не врезались в высокий берег, где нижний край облачности сомкнулся с землей. Обледенение кабины резко затруднило ориентировку, и мы не сразу вышли на свой аэродром, а вынуждены были искать его полетом вдоль железной дороги.
Наконец, мы на аэродроме. Зарулили на стоянку и выключили моторы. Выпрыгнувший из кабины штурман Желонкин вылил целый водопад ругательств в адрес бога, чертей и погоды, из-за которой нам пришлось выполнять боевую задачу в таких невероятно сложных метеорологических условиях. С тревогой ожидаю возвращения и посадки остальных экипажей эскадрильи. Бомбардировщики возвращаются на аэродром по одному, как усталые бродяги, и медленно заходят на посадку. Наконец, все зарулили, и экипажи собрались около моего самолета. Заслушиваю короткие доклады о выполнении боевой задачи и иду в штаб.
Черкасов нанес удар по автоколонне немцев, следовавшей из Боковской на юго-запад. Черепнов бомбил автоколонну у Пономарева, и только экипаж Ширана не нашел подходящей цели, сбросив листовки, вернулся на аэродром с бомбами[100].
Я не упрекал Ширана за возвращение с бомбами, так как и наш аэродром к этому времени закрыло облачностью высотой около пятидесяти метров, при которой всем нам, достаточно опытным летчикам, приходилось очень трудно выполнять заход на посадку. К тому же еще и разыгралась степная метель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});