Спустившись вниз и повернув по коридору к кабинету отца, Минни обнаружила мачеху лежащей на полу. Ее лицо превратилось в кровавую маску, мешанину плоти и костей. Ее голова была раскроена надвое. Она была мертва.
Минни шумно вдохнула. В воздухе пахло медью и сырым мясом, но девушке не стало дурно, она не упала в обморок. Хотя она и была напугана, разум ее прояснился и обострился. Мачеху убили! Вот что за шум она слышала – удар. Но кто это сделал? В дом пробрался чужак. Кто? Безумец, сбежавший из лечебницы? Грабитель, которого мачеха застала на месте преступления? Убийца уже сбежал? Или же все еще прячется в доме? Может, нужно спрятаться и запереться в своей комнате или бежать из дома и звать на помощь?
Минни сделала шаг назад, пятясь от окровавленного трупа, и тут ей в голову пришла мысль об отце. Она вспомнила тихий звук закрывшейся двери. Что, если убийца сейчас в его кабинете? Минни представила себе зловещую фигуру, угрожающе потрясающую оружием, с которого капает кровь, и отца, парализованного ужасом, будто он вновь увидел демона.
Что, если она опоздала? Если отец тоже мертв?
Опасность перестала иметь значение. Если был хоть малейший шанс спасти его, следовало попробовать.
Переступив через труп мачехи, Минни взялась за ручку двери и обнаружила, что она липкая от крови. Ее сердце забилось сильнее, тем не менее Минни отворила дверь и храбро вошла внутрь.
Отец как обычно сидел за своим столом, но перед ним, поверх книг и бумаг, лежал окровавленный топор.
Когда он обернулся и посмотрел на Минни, его улыбка была не похожа ни на что, виденное ею ранее, но она узнала желтоватый блеск в его глазах. Это был тот самый свет, что она видела – они оба видели – в прошлом году, желтый свет злобных глаз демона. Минни мгновенно поняла все. В прошлом году она была так напугана тем, что это существо пробралось в дом, она думала, что нет в мире большего ужаса. Но все стало гораздо хуже: теперь оно овладело ее отцом.
Он нагнулся, берясь за рукоять топора, и Минни поняла, что он собирается убить ее.
Но ее отец был стар. И медлителен.
Минни никогда в жизни не двигалась так быстро. Она схватила топор, сдернула его со стола и замерла, сжимая топорище и уставившись на тварь, что приняла облик отца.
Тот обошел стол и потянулся, чтобы вырвать топор из рук девушки, улыбаясь все той же отвратительной, бездумной улыбкой. Минни крепче взялась за рукоять, обхватила ее двумя руками, отступила назад и в тот миг, как он подошел ближе, взмахнула топором.
Лезвие вошло ему в бок, разрубив окровавленную ткань рубашки и вгрызшись в плоть под ребрами. Минни вырвала тяжелое оружие из раны и взмахнула им снова, на этот раз ударив выше, в шею.
Отец зашатался и упал на колени. Минни перехватила топор, подняла двумя руками и обрушила ему на голову, раскроив ее надвое, – как полено, если по нему ударить правильно.
Скорее всего, отец был уже мертв, но она ударила еще раз, а потом снова – по спине распластавшегося у ее ног тела.
Затем Минни отбросила топор и, шатаясь, вышла из комнаты. Она едва не споткнулась о труп мачехи, и ее вырвало на ковер у подножия лестницы.
Она была сама себе противна, но ничего нельзя было поделать. Нужно было все убрать – нельзя допустить, чтобы Мария, после того как вернется от сестры, обнаружила все это. Ни Мария, ни Эмма, ни полиция, которая будет искать улики, чтобы установить личность убийцы.
И говорить правду явно не стоило – в нее никто не поверит.
Она поняла, что нужно придумать правдоподобную историю, чтобы выгородить себя, – историю, которая сможет объяснить две смерти, случившиеся в доме. Если она упустит что-то из виду, ее заклеймят как самую ужасную убийцу столетия и повесят. Следовало найти способ обставить все так, чтобы вина за все легла на неизвестного злоумышленника.
* * *
Минни проверила туфли, чтобы убедиться, что на них не осталось крови, и сняла их перед тем, как подниматься наверх, чтобы переодеться. Платье и туфли следовало уничтожить – жалко, что стоит такая жара и огонь в камине вызовет подозрения, но, возможно, можно изрезать платье на кусочки и избавиться от них.
Важно было думать быстро и ясно, уничтожить каждую чертову улику, которая позволила бы связать ее с этими смертями, и обеспечить себе алиби до того, как кто-нибудь вернется.
Поднявшись наверх, Минни сняла одежду и надела пару ботинок отца, в которых и обошла весь дом, опустошая случайные ящики, разбрасывая книги, бумаги и одежду по полу. Она высыпала драгоценности мачехи в наволочку, добавила столовое серебро, чтобы она стала тяжелее, и выбросила в колодец, на мгновение пожалев, что приходится выбрасывать и опаловые сережки.
После Минни вернулась в свою спальню, заперла все двери, улеглась на кровать и принялась сочинять историю о жертве, которая при звуках борьбы снаружи тряслась от страха в своей комнате, лежа на кровати в одном белье, слишком напуганная, чтобы даже пошевелиться. Она подумала, не стоит ли несколько раз ударить топором по одной из дверей комнаты снаружи, чтобы создать впечатление, что она тоже была в опасности, но поняла, что это вызовет вопросы, почему убийца бросил свое занятие и не стал рубить дверь… Нет, пусть лучше они решат, что ей удалось уцелеть потому, что убийца подумал, будто за этими запертыми дверями нет никого – и ничего ценного.
Она будет напугана, она упадет в обморок, едва ей скажут, какая участь постигла родителей, а затем она будет оплакивать потерю. Ей поверят, ее – бедную, осиротевшую девушку – будут жалеть.
Лишь продумав свою историю до мелочей, Минни позволила себя немного расслабиться – и при мысли о смерти отца из ее глаз полились слезы. Все его исследования в итоге оказались бесполезны – или же было слишком поздно. В конце концов демон все же уничтожил его.
Вопрос о том, откуда он взялся, так и остался без ответа. На самом ли деле это было порождение его собственного разума – как отец, вслед за Сведенборгом, полагал? Не было сомнения лишь в том, что оно находилось внутри тела Роберта Лоури, когда Минни из самозащиты была вынуждена убить отца.
А куда тварь делась теперь? Куда она пропала после того, как он умер?
Лежа на кровати в знойной, душной комнате, будучи единственным живым существом во всем затихшем доме, Минни осознала, что в своих попытках спастись забыла кое-что очень важное. Она хотела вскочить и побежать вниз, пока еще не стало слишком поздно.
Но было уже слишком поздно. Она почувствовала тяжесть на груди и, хотя не могла ничего видеть, ощутила, как скользкое тело сдавило грудь, почувствовала его горячее дыхание, смрадное, гнилостное – запах проклятия.
Пос
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});