Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот порядок имел, конечно, известное преимущество, так как побуждал всех офицеров стремиться к возвращению в армию; но это приводило к явному ущербу для дела и для лучших из наших офицеров, так как запасные лагери доверяют лишь наиболее способным из них.
Всякий, кто добросовестно сравнил бы состояние своего корпуса в начале и в конце какой-либо кампании и исследовал бы причины понесенных корпусом потерь, бесспорно нашел бы, что отнюдь не неприятельский огонь причинил наибольшие потери нашей кавалерии. Мы делали слишком большие переходы; нехватало очень многого; было мало опытных унтер-офицеров; большинство кавалеристов были мало или даже вовсе не обучены. И однако, если сравнить хорошее состояние нескольких корпусов к самому концу кампании с тем состоянием разложения, в котором находились некоторые другие, отнюдь не чаще их побывавшие в деле, то будет видно, что нашим главным врагом было отсутствие дисциплины, и порождаемые этим беспорядки объяснялись в первую очередь небрежностью высших начальников.
Императора обслуживали в России 715 верховых и упряжных лошадей, так как надо было перевозить много ящиков со всевозможными запасами и большой обоз с палаточным оборудованием. Императорская ставка прибывала всегда на место в последнюю очередь; все возможности были исчерпаны, так как здесь прошла уже вся армия, и надо было привозить все с собой или же отправляться на далекие поиски. Я знал по опыту, что могут сделать порядок и заботливость для улучшения продовольствия с точки зрения его разнообразия, качества и даже количества. Все лица, состоявшие при штабе главного командования, находились в таком же положении, но так как у каждого из них было лишь немного лошадей, то им было гораздо легче снабжать себя всем необходимым. Известно также, что лошадям императора и состоявших при нем офицеров приходилось делать более длинные и более быстрые переходы, чем каким-либо другим. И, однако, когда 8 декабря во время отступления мы прибыли в Вильно, то из этих 715 лошадей, с которыми мы начали кампанию, павших оказалось только 80, из них 73 упряжные лошади. Падеж лошадей стал чувствительным только после перехода через Неман, а в особенности после прибытия в Инстербург; отсюда видно, что падеж был результатом слишком обильной кормежки лошадей без предосторожностей, необходимых после только что перенесенных жестоких лишений и крайнего изнурения. При некоторых предосторожностях можно было бы избегнуть этого падежа.
Я вхожу во все эти подробности для того, чтобы заранее ответить на те сказки, которые сочиняли и не преминут сочинять еще насчет влияния морозов, недостатка продовольствия и т. п. Во время отступления лошади падали и оставались лежать на дороге главным образом потому, что они не были подкованы так, чтобы держаться на льду; после тщетных попыток подняться они в конце концов оставались там, где падали, и их разрубали на части еще до того, как они издыхали. При наличности подков с шипами и при некотором уходе, несомненно, можно было бы спасти большую часть из них.
Чтобы закончить рассказ о Москве, надо еще много сказать об устройстве ее администрации. Губернатором города был назначен герцог Тревизский; он заменил на этом посту графа Дюронеля; во главе гражданской администрации был поставлен г-н де Лессепс - бывший генеральный консул в Петербурге. Этот почтенный человек возвращался во Францию с женой и восемью детьми, как вдруг курьер привез ему в Данциг, где он высадился с корабля, категорический приказ прибыть в ставку, которую он нашел уже у ворот Москвы; через неделю император назначил его градоправителем Москвы, несмотря на все его просьбы об освобождении от всякой службы. Этот доблестный человек делал столько добра, сколько мог; вместе с достойным губернатором Москвы он предотвратил много зла, в частности выпуск фальшивых денег, разграбление большого количества мелкой монеты и уничтожение архивов, спасенных от пожара. Именно почтенный г-н де Лессепс больше чем кто бы то ни было воспротивился провозглашению освобождения крепостных; именно он подобрал, приютил, кормил, - словом, спас значительное число несчастных, в том числе много женщин и детей, жилища которых сгорели во время пожара и которые блуждали, точно тени, среди развалин столицы. Он показал при этом, что не забыл того гостеприимства, которым пользовался в России в течение 30 лет, начиная с его путешествия от Камчатки до Петербурга, когда г-н де Лаперуз, с которым он находился в плавании, отправил его с депешами во Францию. Я был свидетелем всех усилий этого благородного человека, он часто делился со мною своими горестными думами, порожденными зрелищем стольких несчастий. Я лишь выполняю требования справедливости, воздавая должное благородным чувствам, всегда воодушевлявшим его.
Император приказал составить прокламацию об освобождении крепостных[194]. (Это было в первых числах октября.) Несколько субъектов из низшего класса населения и несколько подстрекателей (немецкие ремесленники, которые служили им переводчиками и подстрекали их) немного покричали и по наущению некоторых лиц подали ходатайство об освобождении крестьян. Те же лица, которые подучили их, убедили императора в необходимости этой меры, заявляя ему, что идеи эмансипации гнездятся уже в мозгу у всех крестьян, и император, вместо того чтобы быть окруженным врагами, будет иметь миллионы пособников. Но в сущности разве эта мера не стояла в противоречии с хорошо известными принципами императора? Он понимал (и сказал мне об этом несколько позже), что предрассудки и фанатизм, распаленный в народе против нас, по крайней мере в течение некоторого времени будут служить для нас большим препятствием, а следовательно, он будет нести на себе бремя всех отрицательных сторон этой меры, не извлекая из нее никаких выгод.
Беспорядки и грабежи - неизбежное последствие нашего быстрого продвижения были первым злом, и мы заставили крестьян чуждаться нас. Пожары, зажженные русскими с такой политической расчетливостью и приписываемые крестьянами французам, чуждый язык, крестовый поход, проповедуемый русским духовенством против нас, - все сочеталось воедино для того, чтобы изобразить нас в глазах этого суеверного народа в виде варваров, которые, как говорили русские, пришли низвергнуть их алтари, похитить их достояние и увести в рабство их жен и детей. И от нас бежали, как от диких зверей.
Понадобилось бы некоторое время для того, чтобы завязать сношения между местными жителями и нами. Но для того чтобы понять друг друга, надо было говорить. А при настоящем положении вещей не к кому было обращаться с разговорами. Русское правительство недаром сгоняло с места все население перед приходом нашей армии. Можно сказать, что в тяжелых обстоятельствах оно не проявило недостатка ни в предусмотрительности, ни в талантах. При таком положении вещей провозглашение освобождения крестьян, которое к тому же не соответствовало личным мнениям императора, не принесло бы пользы делу, так как оно осталось бы безрезультатным и придало бы этой войне революционный характер, отнюдь не подходящий для государя, который с полным основанием хвалился тем, что он восстановил общественный порядок в Европе. Составление этой прокламации было только угрозой, и люди, знавшие императора, с самого начала не обманывались на этот счет. Это было одно из многих средств, которые он пускал в ход, чтобы посмотреть, не даст ли угроза какого-нибудь результата. Он хотел, если возможно, напугать неприятеля. Это была гроза, при которой только .сверкала молния, но гром не гремел. Император пробовал все средства, чтобы добиться переговоров, которых он желал, но данное средство не принадлежало к числу тех, которые были свойственны его политике, хотя он говорил о нем как о деле решенном. Как-то раз император сказал мне:
- Лессепс, как и вы, против эмансипации. Однако люди, которые знают русских не хуже вас, думают иначе. Вы против потому, что это не было бы добросовестной войной против вашего друга Александра. Однако поджоги тоже не являются добросовестной войной. Они, безусловно, оправдывали бы некоторые репрессалии.
Впрочем, я смотрю на эмансипацию так же, как и вы. А к тому же неизвестно, куда привела бы подобная мера. До сих пор, если не считать того, что Александр сжигает свои города, чтобы мы не жили в них, мы вели друг против друга довольно добросовестную войну. Никакого опубликования неприятных документов, никаких оскорблений. Напрасно он не вступает с нами в соглашение теперь, когда мы вполне готовы на это. Мы скоро договорились бы и остались бы добрыми друзьями.
В результате распоряжений, отданных в связи с сообщением о столкновении под Вороновым [195] , на герцога Тревизского была возложена тяжелая задача сосредоточиться в Кремле, чтобы охранять Москву с недавно прибывшей дивизией Делаборда (молодая гвардия) и спешенными кавалеристами. Начальник штаба предложил герцогу Д'Абрантес [196] быть готовым к выступлению между 20 и 22-м, а полкам, шедшим на пополнение, предписал остановиться там, где их застанет распоряжение. Он приказал эвакуировать раненых, но транспортных средств для этого не было. Укрепления, сооруженные в Колоцком монастыре, должны были быть разрушены. Генерал Барагэ д'Илье должен был перевести между 20 и 22-м большую часть своих сил из Смоленска в Ельню.