— В чем дело, граждане? — стараясь быть строгим, спросил Степанов. — Я что, не ясно выразился?
Тут из рядов пленников вышел мужчина, тот самый, что колотил по рельсу. Из одежды на нем были только золотой крест на цепочке и очки.
— Прошу объяснить, на каком основании творится весь этот произвол? — срывающимся от гнева голосом спросил он.
— Никаких объяснений, — отрезал Степанов, — пока вы в таком виде.
— Чем вас не удовлетворяет мой вид? — гордо вскинул голову Эрнст Степанович.
— Вы голый. Вот оденетесь, тогда и поговорим.
— Как это, интересно, мы можем одеться? — усмехнулся Эрнст Степанович. — Когда вся наша одежда в палатках, а мы от них отрезаны?
Степанов поглядел внимательнее. Действительно, голые сограждане были отделены от своих палаток двойным оцеплением омоновцев.
— Костылин! — закричал Степанов. — Быстро окружить палатки и доставить к ним задержанных!
Путь к палаткам был тут же открыт.
— Идите, одевайтесь, — милостиво разрешил Степанов. — И не забудьте приготовить документы.
Но ни Эрнст Степанович, ни остальные, ни один из них не двинулись с места.
— Что такое? — удивился Степанов.
Эрнст Степанович поправил очки на носу и, гордо подняв голову, произнес:
— Мы вам официально заявляем, что это произвол, насилие и беззаконие. На каком основании все это происходит?
Степанов не выдержал.
— Быстро одеться! — закричал он.
Тут же из рядов выскочила бабенка, естественно, голая, и визгливым голосом закричала:
— Вы не имеете права орать на моего мужа!
От ее вида Степанова бросило в дрожь. Лицо его пошло красными пятнами. Остальные милиционеры смотрели на командира насмешливо. Всем было интересно, что он будет делать дальше.
— Вы еще кто такая?
— Не трогайте меня!
— Да не трогаю я вас, боже упаси! Видите, я на вас даже не смотрю.
— Это почему вы на меня не смотрите? Извольте на меня смотреть!
— Как вам не стыдно такое говорить, женщина! Вы в таком виде!
— У меня прекрасный естественный вид!
Тут зароптали и остальные нудисты:
— Что происходит?
— Безобразие!
— Это что, нас собираются расстрелять? Как при фашизме-сталинизме?
— Господи! — схватился за голову Степанов. — Да никто вас не собирается расстреливать, товарищи граждане!
Не в силах смотреть на обнаженных людей, он опять отвернулся.
— Почему вы не хотите одеться? Так же нельзя разговаривать!
— Не отворачивайтесь! — потребовал Эрнст Степанович. — Вы, мэровский прихвостень! Мы никуда не уйдем с этого острова! И вы не в силах нам помешать. Правильно, друзья?
— Правильно! — закричали нудисты. — Да здравствует свобода! Долой произвол! Долой мэра! Нет ложному стыду!
— Если вы сейчас же не оденетесь! — прошипел Степанов. — Мы вас в таком вот виде задержим, погрузим на теплоход и доставим в город. И проведем нагишом по улицам.
— И пожалуйста! — воскликнул Эрнст Степанович. — Ничего другого мы от вас и не ждем. Только учтите, среди нас есть дипломированные адвокаты с мировым именем. За подобные нарушения прав человека вы ответите. Может быть, не сейчас, так в будущем. Мы этого просто так не оставим. Вы слышали, друзья?
— Да! Мы слышали! — тут же отозвались обитатели острова. Они совершенно пришли в себя и уже были в состоянии оценить ситуацию. — Мы этого так не оставим!
— Это беспредел! — закричала Зинаида Михайловна. — Беззаконие!
Степанов почувствовал, что ситуация уходит из-под его контроля. Но тут ему на помощь опять пришел Костылин.
— Ах вы, ублюдки! — закричал он, прибавляя к своим эпитетам эпитеты матерные. — Извращенцы! Быстро все оделись! Считаю до трех. Раз! Два!
Но нудисты были готовы к борьбе.
— Мы не извращенцы! — закричали они. — Зато вы садисты! Фашисты! Менты поганые! Мусора!
Забавно было смотреть, как голые люди переругиваются с вооруженными до зубов людьми.
Костылин схватил Эрнста Степановича за шкирку:
— Да я тебе сейчас член оторву, сволочь очкастая!
— Костылин, отставить! — закричал Степанов, чувствуя, как на его голове шевелятся волосы.
Но было уже поздно. С визгом дикой кошки Зинаида Михайловна накинулась на Костылина, обняла его руками и ногами и вцепилась зубами ему в ухо. Костылин, которого угораздило снять с головы шлем и совершенно не ожидавший нападения, заверещал и закружился на месте.
— Отставить! — кричал Степанов, с ужасом смотрящий на все это. — Отставить! Кому говорю?
Остальные милиционеры смотрели, но не двигались с места.
Наконец Костылину удалось скинуть с себя Зинаиду Михайловну. Она упала на землю, и между нею и Костылиным тут же встал Эрнст Степанович. Губы его дрожали, но он все же гневно сжимал кулаки.
— Это же нападение на сотрудника! — кричал тем временем Костылин. — Да я сейчас!
Он схватил у кого-то из бойцов автомат и уже собрался передернуть затвор, но тут на него уже навалились свои.
— Паша! — кричали ребята. — Успокойся! Чего ты в самом деле?
Автомат у Костылина отняли. Тот стоял красный и потный. Даже не ругался матом, только что-то невнятно бормотал.
— Уведите его! — приказал Степанов.
— Вы за это ответите! — тут же подлетел к нему Эрнст Степанович. — Вы за это ответите! Как ваша фамилия?
— Я вам назову свою фамилию, и звание, и все, что полагается, когда вы оденетесь и предъявите мне свой паспорт! — закричал Степанов.
Атмосфера стремительно накалялась.
Но тут из-за леса появился новый отряд. Высоченные омоновцы — каждый метра по два, вели группу довольно тщедушных мужичков. Мужички были полуодетые и потрепанные, но, в отличие от нудистов, счастливые.
— Голубых ведут! — шепнул один из милиционеров Степанову.
— Ой, мамочки! — донесся голос одного из прибывших пленников. — И здесь мальчики! Да какие все милые! Ой, я прям не могу! И мужчины тоже! Ой! Класс! Ну почему меня там прямо на берегу не оттащили? Вот ты? Блондинчик!
— Я тебе сейчас дам, блондинчик! — рявкнул один из омоновцев на говорившего. — Сейчас получишь дубинкой по ребрам, не то запоешь.
— Ой, дай! Я тебя умоляю! Дай! Побольнее! Прошу! Сделай мне больно! Коля, ну Колян! Давай! Избей меня дубинкой, а потом оттымей во все!
И говоривший бросился к омоновцу со сложенными для поцелуя губами. Омоновец побледнел и отбежал в сторону. Его товарищ с трудом удержал автоматом любвеобильного молодого человека.
— Куда ты, Коля? — кричал тот. — Коленька! Я сейчас расплачусь. Вась, ну почему он не хочет меня?
Его друзья тоже смотрели на омоновцев с вожделением. Когда их задерживали, они были по-настоящему счастливы и продолжали оставаться счастливыми в плену.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});