он поднял голову.
– Я последний барон Суббота, – произнес он. – И те, кто придут после меня, тоже будут носить имя Субботы! И это будет длиться до скончания века. Так говорят карты. Карты не ошибаются.
Он внимательно посмотрел мне в глаза.
– В города Ступени может попасть лишь человек, принесший с собой буллу. Но у тебя же нет ее?
Я покачал головой.
– У меня нет буллы. Она не нужна. Мы пришли от Дайрона. За камнем.
– Вздор. – Пробормотал барон, царапая карту. – Вздор… Дайрон умер.
– Не умер. Мы же здесь по его желанию.
– Этого не может быть, – гул улыбнулся мне, как маленькому. – Ты либо заблуждаешься, либо лжешь… А ты не лги мне!
– Но откуда же тогда мы можем знать о камне и о том, что он находится здесь? – попробовал продавить я логику.
– А ты ничего и не знаешь, хомо! – Торжествующе усмехнулся барон, поправил темным когтем две карты, и почмокав, добавил:
– Дайрон доверил камень мне, и ему, и только ему я этот камень верну. Да-да, только ему.
– Но ты же говоришь, что Дайрона нет!
– Нет Дайрона, нет и камня, – и барон вернулся к картам.
Положение становилось дурацким.
– Ты можешь призвать в свидетели Хашшаса! – с натугой сказал я.
Маргарита удивленно поглядела на меня.
– Ты играешь словами, не понимая их истинной сути, человечек, – произнес барон, собирая на лбу лесенку морщин.
– Тем не менее… – начал я, но Самеди схватил карту, и ткнул ее мне:
– Вот оно, слеза и прах, тебе говорю я, человечек! Прах! Видишь ты?
Он бросил карту на стол, не дав даже рассмотреть ее.
– А это тебе, дитя, – он вытащил другую, и скривив губы, сунул Маргарите под нос:
– Две кости, смотри! Как раз две! – одна человечку, другая тебе, дитя!
Потом бросил карту девушке, и наклонившись вперед, несильно ударил ее по губам изрядно поредевшей колодой, и рассмеялся:
– Это и есть ваш камень. Это он и есть.
– Значит, разговора не будет? – ровно спросила девушка.
– Ты думаешь, что я отвечу вам, потому что боюсь? Я не ведаю страха. Нет-нет, мне он не ведом!
Не моргнув глазом, Маргарита не спеша достала зажигалку и демонстративно ею щелкнула.
Барон медленно поднял голову, и ничего не выражающим взглядом поглядел на пламя. А потом протянул темный палец и медленно, словно смакуя, потушил огонь. Казалось, он испытывал наслаждение.
Маргарита окаменела.
– Плох бы я был, дитя мое, если б не научился доверять огню, – пробормотал он. И вдруг прогремел:
– А ты пришла стращать меня, жалкая потаскушка! – и с размаху ударил девушку по лицу.
Сила удара была такой, что Маргарита отлетела назад вместе со стулом на несколько шагов и ударившись о стену, упала.
Я замер, всего лишь на мгновение, но этого оказалось достаточно: что-то слегка кольнуло в шею, и в глазах помутнело.
Когда туман рассеялся, я обнаружил себя лежавшим на полу, а барон, словно ничего не произошло, сидел на своем месте, так же раскладывая пасьянс.
– Молодец, Жоакин, молодец, – монотонно бормотал он, шелестя картами. – Заслужил свой обед, заслужил… Да-да, заслужил…
Скосив глаза, я увидел Маргариту, лежавшую там же. Из разбитой губы у нее текла струйка крови. Казалось, глаза ее были полны ужаса.
Проследив за ее взглядом, я увидел ужасное зрелище.
Как я уже говорил, в двух метрах над столом барона Сам'ди нависала огромная, состоящая из множества хрустальных трубочек, люстра, испускавшая тот самый бледный больничный свет.
И вот сейчас на этой самой люстре висело отвратительное существо размером с овчарку.
Голое, если не считать грязную набедренную повязку, абсолютно безволосое, и покрытое дряблой морщинистой кожей. Тонкие, как ножки стула, ручонки и такие же ножки заканчивались огромными, с книжку, ладонями, которыми существо цеплялось за люстру.
Маленькое тельце и большая, напоминавшую шишковатую дыню безволосая голова. На ней рядышком расположились два глазика с копеечную монету каждый, пятак носа, и широкий, полный редких зубов, рот.
На груди чудовища болталась золотая цепочка с каким-то бесцветным камнем в оправе, который оно постоянно держало в огромном рту, то и дело причмокивая, словно сосущий соску младенец.
Тремя лапами Жоакин держался за самую длинную, свисавшую посредине «сосульку», а в четвертой держал небольшую костяную трубочку, размером с футляр от термометра.
К счастью, уродец не смотрел на меня. Посасывая свой медальон, он медленно двигался, раскачивая люстру, и с любопытством рассматривал Маргариту.
Не знаю, что это была за тварь, но она отдаленно напоминала Горлума и выглядела отвратительно.
Медленно коснувшись рукой шеи, я осторожно вытащил маленькую костяную иголочку, оперенную голубыми нитками.
Раз ни барон, ни Жоакин не сочли необходимым смотреть на меня, значит, посчитали парализованным.
Угоди эта дрянь в обычного человека, так бы оно и было.
Зрение приобрело обычную резкость, и я пошевелил сначала пальцами, потом руками. Все было в норме.
III
– Воскресенье, барон Воскресенье, ха-ха, – бормотал гул, склонившись над столом. – Светлое воскресенье Христово, светлый праздник, за упокой души, за упокой… Да-да, милый Жоакин, за упокой… Мертвые ждут, именно!.. Так, а не иначе!..
Завершить монолог ему не удалось. Я вскочил на ноги и что было силы прыгнул вверх.
Разумнее было просто сдернуть Жоакина вниз, но мне была противна даже мысль о том, чтобы касаться этой твари. Поэтому я просто ударил его ногой в прыжке.
Вверх.
С поросячьим визгом уродец подлетел вверх, нанизавшись на хрустальные игры. Стукнула, падая на пол, костяная трубка.
На карты барона брызнул дождь из темной крови.
Жоакин висел, пронзенный десятком сосулек. Три лапы безжизненно повисли, а задняя левая медленно разжималась. Потом он начал медленно сползать вниз.
Тварь шмякнулась на стол, прямо гулу под нос.
Барон вскочил, и с неожиданной для него прытью выскочил из комнаты.
Я бросился к Маргарите и помог встать на ноги.
– Ты как?
– Нормально, – поморщилась она. – Губу разбил, ублюдок!
– Пора уходить!
Я бросил взгляд на стол. Жоакин лежал, слабо подергиваясь.
– Что это за хрень? – спросил я.
– Впервые вижу! – с отвращением сказала Маргарита. – Но лучше добить!
С этими словами она схватила полуметровый подсвечник, стоявший на каминной доске и метнула в основание люстры.
Со всхлипом люстра обрушилась на стол, накрыв собой Жоакина.
– Вот теперь уходим!
– Давно пора, дитя!
Сам'ди даже не потрудился закрыть за собой дверь.
Выглянув наружу, я некоторое время прислушивался. Ничего тревожного.
Но это пока.
– Доставай свой спрей, детка! – не поворачивая головы, скомандовал я.
– Ты что, не здесь! – Детка подтолкнула меня вперед. – Нужно найти вход в Четвертую ступень!
– Какой вход! – воскликнул я. – А камень? Нужно сначала