— А Линкольн?
Следует осторожный кивок.
Мое сердце словно подскакивает к горлу. Это неправильно. Все неправильно. Господи боже. Что еще я не знаю? И планировал ли Линкольн когда-нибудь рассказать мне?
Пока я сижу совершенно неподвижно, мое сердце бешено колотится в груди, а взгляд Флетчера устремлен на телевизор, где Национальная метеостанция транслирует шторм. Почему-то мое внимание привлекают не только мелькающие на экране предупреждения о шторме и мигание света в доме при каждом порыве ветра, но и сигналы бедствия, поступающие с терпящих бедствие судов через приемник.
По моему лицу начинают течь слезы. Я больше не могу их сдерживать, но и не собираюсь плакать. Не-а. Шмыгаю носом и использую рукав, чтобы стереть слабость.
— А почему ты мне ничего не сказал, когда я спросила, откуда деньги? — Пристально смотрю на Флетчера, на моем лице отражается боль и предательство.
— Я не знаю, почему. — Он выглядит по-настоящему сожалеющим, его слова звучат искренне. — Полагаю, я не хотел причинять тебе боль. — Он отводит взгляд, как будто обдумывает свои слова, а затем снова встречается со мной взглядом. — Я знал, что тебе будет больно, поэтому избегал правды. Мне кажется, Линкольн тоже так думал, но он не успел опомниться, как ты стала ему слишком дорога, чтобы признаться в этом.
Его слова бьют по мне, словно кувалда. Он заботится обо мне? Настолько, чтобы использовать меня из-за какой-то нездоровой привязанности к своей жене? Потому что это то, что он делает, не так ли? Неужели он все это время притворялся, что я — это она? Но почему? Почему он поступил так со мной? Я вытираю еще одну слезу и отгоняю эмоции, когда радио возле Флетчера с треском оживает.
Его голос становится жестче:
— На улице ужасная погода…
Он не успевает договорить, как раздается сигнал бедствия и знакомый голос на другом конце провода. Меня пробирает озноб, я замираю в тишине от слов, которые слышу:
— Мэйдэй! Мэйдэй! Мэйдэй (прим. пер.: мэйдэй — международный сигнал бедствия, передаваемый по радиотелефону, голосовой аналог «SOS», сокращённый вариант фразы venez m'aider («придите мне на помощь», «помогите мне»)! Амфитрита! Мы набираем воду!
А далее следуют координаты.
Все, что, как мне казалось, я чувствовала — предательство, боль, негодование из-за ситуации, в которой я оказалась, — все это исчезает в одно мгновение, когда я слышу голос Линкольна по радио.
Тяжело дыша, смотрю на Флетчера, у которого лицо искажено от страха.
Мое сердце замирает, и я прижимаю руку к груди.
— Это их лодка?
Флетчер кивает.
Я знаю, что значит сигнал бедствия.
Неважно, что Линкольн солгал. В этот момент ничто не имеет значения, кроме Линкольна, мужчины напротив меня и ребенка, спящего у камина.
Слезы не прекращаются. Я не знаю, чему верить, кому доверять, на кого злиться, а кого любить. Некоторые шрамы не причиняют боли. Они онемели. Но у меня такое чувство, что этот будет болеть вечно.
ГЛАВА 33
Прибрежная зона — термин с несколькими значениями, в зависимости от территории — некоторые рыболовы называют рыбалку «прибрежной» в любой точке моря, в то время как другие считают «прибрежным» водное пространство за пределами континентального шельфа.
Прилив против ветра, море неспокойное, а лодка легкая и не может противостоять безумным волнам.
— Это плохо! Это чертовски плохо! — кричит Дин.
— Прекрати, бл*дь, жаловаться. — Я тычу пальцем в его сторону. Реальность? С этого момента, ничто из того, что я буду делать, не сможет повлиять на результат. Все в лодке вокруг нас залито морской водой. Я боюсь, что мы пойдем ко дну в считанные секунды. — Если мы умрем, это будет на твоей совести!
— Я не знал, что это радиокнопка, — возражает Дин в бушующем шторме, пытающимся затянуть нас в море.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Волны обрушиваются на лодку, и я горько смеюсь.
— Ты не новичок. Ты всю жизнь плавал на суднах и не знал, что это гребаная радиокнопка?
Он молчит, словно язык проглотил. Ранее Дин отключил радиочастоту, и мы не получили экстренного предупреждения о шторме. Теперь… нам п*здец.
Я знал о рисках. Осознавал опасность. После одного неудачного сезона я мог занять денег, чтобы свести концы с концами. В нашем случае, после двух — мы были разорены, что вызвало опрометчивые решения и привело к катастрофе.
— Сейчас не время для ссор! — добавляет Нивио, проводя руками по лицу.
Виски пульсируют от нервов. На мгновение мне кажется, что это происходит не со мной. Я вижу перед собой наше будущее, и другого выхода нет.
Когда двигатель работает, я могу справляться с волнами на носу судна. В любом другом случае — мне крышка. Без рабочего двигателя лодка переворачивается на бок во впадинах волн. Очередная волна подбрасывает нас вверх, я снова теряю равновесие, и меня кидает по рулевой рубке.
Теряюсь в пространстве, в ушах звенит, а лицо заливает морская вода. В пустынном море легко потерять надежду на то, что найдешь свет, берег, спасение. Черные тучи висят низко над несуществующим горизонтом, целуя шапки волн. Я не знаю, где кончается небо и начинается океан.
Но мне известно одно. Так мы не выживем.
Из последних сил поднимаюсь с пола. Хватаю ртом воздух, во рту много крови, мое тело ослаблено, избито, готовое сдаться. Держу в руке УКВ-радиостанцию (прим. пер.: радиостанция с диапазоном ультракоротких волн). Наше единственное средство связи с береговой охраной. Холодная океанская вода омывает ноги, лодыжки, и я цепляюсь за надежду, поднося радио к губам и держа в объятиях обмякшее тело своего брата. Он ударился во время последней волны и сейчас без сознания. Делаю все, что в моих силах, чтобы удержать его в вертикальном положении.
Напротив меня Нивио опирается на стул, над его глазом кровоточащая рана.
— Христос всемогущий.
— Еб*на мать. Это плохо. Мы умрем, — бормочет Дин, ползя рядом с ним и держась за лицо. Осколки разбитого окна рассекли ему левое ухо.
Последняя волна уничтожила все, чем мы могли управлять лодкой, но я должен попытаться в последний раз связаться с береговой охраной.
— Майдэй, мэйдэй, мэйдэй. Амфитрита. Мы набираем воду! — М я сообщаю наше последнее известное местоположение.
Не осталось ничего, кроме надежды, что береговая охрана найдет нас до того, как это сделает другая свирепая волна. Мне нужно принять решение. Прыгать в воду или идти ко дну вместе с тонущей лодкой.
— Прыгайте! В воду! — кричу я экипажу, надевая спасательный жилет на плечи Бэара. У него кровотечение, скорее всего, внутреннее, но я отказываюсь верить, что это конец. Все, что я знаю, это то, что мой отец не потеряет еще одного сына, не говоря уже о двух.
Атлас сегодня не лишится отца.
Джорни… Я не потеряю ее. Я не могу. Не раньше, чем у меня появится шанс все исправить и дать ей понять, что я никогда не хотел причинить ей боль.
Сразу после того, как мы покидаем лодку, она переворачивается. Я цепенею от температуры воды, но чувствую облегчение, потому что на этот раз знаю, что поступил правильно. Мы бы погибли.
Дин хватает Нивио за руку, когда мы качаемся в бушующем море. Я смутно различаю их в темноте.
— Отстань от меня! — кричит Нивио, отталкивая его от себя. — Ты, бл*дь, убьешь нас обоих.
У меня есть спасательный надувной плот, и я пытаюсь потянуть за веревку, при этом удерживая Бэара, но это нелегко.
— Подержи его! — кричу я Нивио. Он хватает Бэара. — Я должен развернуть плот!
Мне удается перевернуться на спину и, упираясь ногами в плот, намотать веревку на руку. Я сильно дергаю, и он разворачивается. Нивио оказывается рядом, и мы вдвоем затаскиваем Бэара на плот.
Дин сопротивляется.
— Я не могу! — Он глотает морскую воду, лихорадочно размахивая руками. — Я не могу!