Советская история – это богатейший исторический и исследовательский ресурс. Как бы мы ни относились к тому периоду, одно должно быть ясно: это уникальный общественный эксперимент, понимание и знание которого – несмотря на трагизм и драматичность – обогащают наше представление не только о современном обществе, но и о человеке как таковом. Трезво оценить провалы и удачи этого проекта – первоочередная исследовательская задача.
Советский эксперимент был одним из вариантов модернового общества – он не есть нечто внеположенное этому проекту. Советский Союз основывался на определенных, выработанных именно в культуре модерна представлениях об истории, политике, культуре, обществе, экономике и человеке. И это общество стремилось подогнать себя под эти представления, предпринимало колоссальные усилия – часто не считаясь со средствами, – чтобы кроить себя по определенным лекалам. Советская культура раскрывает эти грани проекта современности, их надо понимать, а не табуировать этот интерес политическими ярлыками.
При рассмотрении «советского» необходимо учитывать колоссальный разрыв между нормативно-идеологическим интерфейсом и процессами, которые шли за его фасадом. Известное различие С.Г. Кордонского между тем, что «в реальности», и тем, что «на самом деле», – наше сегодняшнее наследие этой культуры с двойным дном. Именно поэтому тренд на исследование повседневности столь продуктивен и перспективен в отношении «советского». Но при этом не следует пренебрегать очевидным: в том обществе нормативное было прямо инсталлировано в действительность, было конститутивной частью повседневных практик – от публичного дискурса до выбора молодым человеком своей будущей профессии.
Советское общество позиционировало себя как «другое» – по отношению к буржуазному. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что оно генерировало – явным или теневым образом – практически все элементы этого самого буржуазного общества: рыночный обмен, формы собственности, потребительскую культуру, сферу развлечений, религиозность, автомобильную культуру и т. д. Любые обобщающие, устоявшиеся штампы на этот счет – грубое заблуждение. Историю СССР невозможно рассматривать изолированно от тех общих процессов, которые протекали в развитых современных странах в это время, а значит, она может рассматриваться и с помощью тех аналитических инструментов, которые выработала современная теория, – с указанной поправкой на культуру двойного дна, а также на отсутствие сформировавшейся традиции понятийной локализации (за некоторыми исключениями, например, теории административного рынка).
Из этого следует, что «советское» не может быть отделено от «постсоветского». Советская инфраструктура продолжает работать не только в промышленности, но и в обществе, и в культуре. Более того, существуют такие формы жизни, где эта смена вообще не была замечена. В период слома, приспособления и осваивания новых правил жизненной игры множество людей продолжало воспроизводить свои прежние практики – даже в очевидном противоречии с экономической рациональностью. Ходить на работу, учить в школе, приходить в научный институт. Этот факт можно оценивать по-разному – как деградирующий негативный отбор или, напротив, как реакцию самосохранения культуры, без которой процессы обрушения шли бы быстрее, чем в сфере ЖКХ, – но он остается фактом.
Сфера культуры, безусловно, представляет здесь особый интерес, так как политика, общество и культура живут в разных режимах темпоральных изменений. Многое изменилось на телеэкранах – но так ли скоротечны изменения в казарме или тюремной культуре? Политика меняется быстрее всего, общественная жизнь трансформируется медленнее, а культура – самая неторопливая. Без изучения советского прошлого в современной российской культуре понять что-то очень трудно, если вообще возможно. Современные средства коммуникации интенсифицируют кровеносную систему культуры, но не ее содержание.
Анализ современного общества невозможен без антропологического измерения, анализа субъекта. Благодаря Элиасу и Фуко нам хорошо известна история формовки индивида «нормального» западного общества. Советский человек здесь все еще белое пятно: при наличии на первый взгляд колоссального репрессивного и воспитательного аппарата советский индивид все никак не интериоризировал вменяемые ему нормы поведения.
Советские социальные и культурные практики заслуживают особого внимания. Несмотря на давление нормативности, это общество никогда не было гомогенным. Советская культура – уникальный набор практик противостояния дисциплинарным и идеологическим аппаратам. Приходится только удивляться, как быстро они способны к восстановлению: политические события, последовавшие за декабрем 2011 г., тут же подняли на поверхность публичного дискурса все понятия и схемы мышления советской интеллигенции и используемых ею оппозиций – например, «интеллигенция и власть», «интеллигенция и народ». Хотя весь предшествующий период эта тема, казалось бы, была не единожды торжественно погребена в прошлом.
Наконец, но не в последнюю очередь, СССР не был замкнутой в себе монадой – он оказывал колоссальное воздействие как на политику, так и на культуру других стран, далеко не только «социалистического лагеря». «Советское» следует рассматривать в глобальном контексте взаимодействий и взаимовлияний, включая и последствия для глобального мира исчезновения этой модели общества.
Разумеется, данный перечень не исчерпывает возможных тематических и исследовательских срезов обращения к советскому прошлому. Он лишь призван напомнить, что в этой области еще огромное пространство для работы.
© Куренной В., 2012
Авторы
Борис Кагарлицкий – директор Института глобализации и социальных движений (ИГСО)
Ирина Глущенко – доцент кафедры наук о культуре отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ
Евгений Добренко – профессор Шеффилдского университета (Великобритания), филолог и историк советской культуры
Александр Шубин – доктор исторических наук
Павел Кудюкин – доцент кафедры теории и практики государственного управления НИУ ВШЭ
Татьяна Круглова – доктор философских наук, профессор кафедры эстетики философского департамента УрФУ
Роман Абрамов – кандидат социологических наук, доцент кафедры анализа социальных институтов НИУ ВШЭ
Елена Галкина – историк, политолог, доктор исторических наук, профессор кафедры истории МПГУ
Олег Кильдюшов – независимый аналитик, переводчик, публицист, политический обозреватель журнала «Сократ»
Олег Неменский – научный сотрудник Института славяноведения РАН
Анна Рябова – аспирантка кафедры уголовного права НИУ ВШЭ
Мария Вагина – студентка магистратуры отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ
Александр Павлов – кандидат юридических наук, доцент кафедры практической философии философского факультета НИУ ВШЭ
Анна Ганжа – кандидат философских наук, доцент кафедры наук о культуре отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ
Иван Куликов – студент IV курса отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ
Гиляна Басангова – студентка IV курса отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ
Елена Кужель – студентка IV курса отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ
Мария Мирская – студентка IV курса отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ
Петр Мазаев – аспирант исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
Елизавета Подшивалова – студентка IV курса отделения культурологии НИУ ВШЭ
Арина Карпова – студентка IV курса отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ
Татьяна Ворожейкина – независимый исследователь
Анна Очкина – заведующая кафедрой социальных теорий и технологий Пензенского государственного педагогического университета. Социолог, сотрудник ИГСО
Виталий Куренной – профессор, заведующий отделением культурологии НИУ ВШЭ, научный редактор журнала «Логос»
Примечания
1
Цитата из интервью автора с О. Балла.
2
Работник народного питания. 1919. № 5–6. С. 17.
3
Работник народного питания. 1919. № 5–6. С. 18–19.
4
См.: Gronow J. Caviar with Champagne: Common Luxury and the Ideals of the Good Life in Stalins Russia. Oxford, N.Y.: Berg, 2003.
5
Луначарский A.B. Социалистический реализм. В сб.: A.B. Луначарский о театре и драматургии. М.: Искусство, 1958. Т. 1. С. 735.