Полуживую от усталости и с сильнейшей головной болью меня отвели в какую-то столовую, где накормили чем-то, от чего не запомнился ни вкус, ни вид. Возможно потому, что на предложенной мне порции лежал кусок мяса и пах он просто омерзительно. Мясо сдвинула, остальное удалось проглотить. Затем меня отконвоировали в помещение, где имелась кровать. И этот день для меня все-таки кончился.
О том, что на окнах комнаты, где я ночевала, решетки, а дверь заперта на замок, я узнала уже наутро. Впрочем, тюремной камерой я бы это помещение все же не назвала. Скорее было похоже, что комнату просто срочно переоборудовали. На полу остались следы от многолетнего нахождения здесь совсем другой мебели, а у дальней стены — пара запертых железных шкафов. А вот туалет предусмотрен не был.
Пришлось стучать в дверь, позабыв про гордость. Открыли довольно быстро, без слов отвели — и в туалет, и в столовую. Туалет был в дальнем конце коридора, столовая — вообще на другом этаже, рук мне никто не связывал, в предплечье железной хваткой не вцеплялся… Не тюрьма, ну вот никак. А я… вроде и пленница, но почему-то не изолирована. Не мне еду, а меня в общую столовую. Или это для того, чтоб я надеялась на возможность договориться, была сговорчивей? Или они сами еще не определились, кто же я — преступница или жертва? Или просто не тюремщики они были, вампиров ловить предполагали, а вот людей — как-то нет, не подготовились?
Сопровождавший меня молодой парень «ничего не знал» и «полномочий отвечать не имел». На этом его словарный запас исчерпывался. В связи с чем не раз, конечно, помянула местного начальничка, считавшего, что для потомка «оскотинившихся» я говорю неправдоподобно много слов в минуту. Или просто знаю их излишне много. Ну, так вот он, его «не оскотинившийся» идеал. Любо-дорого послушать!
Закончить завтрак в молчании, тем не менее, не удалось.
— Лариса! Вот вы где. Доброе утро, — ко мне спешил Каховский. Тот самый мужчина, что вчера был вызван вести протокол. И, в общем-то, ничем более к своей персоне внимания не привлек. — Вы ведь уделите мне немного времени? — поинтересовался скорее из вежливости, поскольку уже подсаживался к моему столику, не дожидаясь ответа. — Полковник разрешил мне побеседовать с вами. Так сказать, в частном порядке, без протокола.
— Полковник? — слово было мне незнакомо. Или это фамилия вчерашнего начальника?
— Ну, понятно, никто не знает доподлинно, какое у него звание, все же очень секретно, и вообще мы организация не военная, — он даже попытался мне подмигнуть, хотя вышло, надо сказать, не очень. — Так что это, скорее, прозвище.
— Понятно, — кивнула, мало что поняв из этих объяснений. — Ну а вы?
— О, простите, я не представился. Меня зовут Никита. Никита Каховский. Я, вообще, писатель.
— Писатель, — киваю. Ну что ж, случается…
— Ну, как писатель? Понимаете, я исследователь. Изучаю тайну аномальной зоны Сибирии. Знаете, еще в детстве, будучи в лагере, я наблюдал как-то ночью полет двух светящихся шаров в районе Границы. И это не было природным явлением, шары явно были рукотворны и управляемы…
— Про шары понятно, — поспешила прервать его вдохновенный рассказ, пока он не слишком увлекся. — А что за «аномальная» зона… как вы сказали?.. Сибии?
— Сибирии, — отвечает несколько удивленно. — Разве ты… разве вы… Может, можно на «ты»?
Киваю. Мне, в общем, так даже проще.
— Разве тебе не знакомо это слово?
— Впервые слышу. Как и слово «аномальная», если честно. Но про последнее могу предположить, что это исковерканное «ненормальная».
Он чуть снисходительно улыбается.
— Ну, где-то так. Но Сибирия! Как ты могла не слышать? Это же самоназвание той территории за Каменными горами, откуда ты родом!
— Территория сама себя так назвала? — гляжу на него скептически. Понятно, что оговорился в волнении, но слишком уж он… слишком. Восторжен не в меру. — Мы так не называем, — спешу продолжить, пока не начал оправдываться. — А Каменные горы — это вот эти, ближайшие? Удивительная точность характеристики. А какие у вас еще есть: стеклянные, оловянные, деревянные?
— Ну, это с древности еще повелось, — начинает он объяснять. Тогда никакой аномальной зоны не было. А горы эти именовались просто — Большим Камнем. Тогда «за Большой Камень» ходили, в основном, пушнину добывать, леса там, судя по архивным документам, богатые были. Ну а с годами Большой Камень в Большие Каменные горы превратился. Хотя их — так, в разговорах — все больше Темными называют. Потому как очень уж темная история, а что же, собственно, за ними… Значит, Сибирией вы свою страну не называете? — вновь уточнил он. — А тогда как же?
— Нет общего названия, я ж говорила вчера. Есть Страна Людей. Есть Страна Вампиров. Они подчеркнуто отдельно. Каждая сама по себе.
— Ну а для внешнего мира? Должно же это как-то называться?
— Зачем, если внешнего мира тоже нет?
— Совсем?
— Ну, по слухам… какие-то очень страшные монстры здесь, все же, обитают. Но человеку не выжить, и пробовать не стоит.
— Но ты же попробовала.
— У меня был доступ к информации. Да и выбора не осталось.
— Не помешаю? — просто аншлаг у нашего столика. Леха. Взгляд Каховского выразил такую досаду, что стало понятно: помешает, и еще как. Леху, впрочем, взгляд не смутил, охотник уселся за наш столик, вытянул ноги, сложил руки на груди и приготовился слушать, — вы продолжайте, продолжайте… А мне Полковник велел проконтролировать, — добавил все еще раздраженному его вторжением «писателю».
Конвоир, приведший меня в столовую, при появлении Лехи нас тут же покинул, более в помещении никого не было — общий завтрак, должно быть, давно прошел.
— Ну… з-замечательно, — скрипит зубами Каховский. И демонстративно отворачивается ко мне. — Ларис, я вот тут вчера посчитал… Хотел уточнить. Ты сказала, тебе двадцать один. Это уже или на днях исполнится?
— Двадцать один? — присвистнул Леха. — Детка, а я думал, тебе шестнадцать. Со своими косичками ты тянешь разве что на школьницу.
— Интересные у тебя предложения к школьницам, — мазнула по нему взглядом. И вновь обернулась к Каховскому, — двадцать один уже. Двадцать два будет на днях. В чем принципиальная разница?
— Так в датах! Летоисчисление. Смотри, я тут посчитал…
— Некоторые школьницы просто напрашиваются на интересные предложения, — нагло усмехается Леха, беззастенчиво вклиниваясь в наш диалог. — Дерзки не по чину.
— Так мы без чинов, — откровенно отмахивается от него Каховский. — Смотри: если ты родилась двадцать два года назад, и это был, — он сверяется со своими записями, — семь тысяч четыреста семидесятый год, а по-нашему — тысяча девятьсот шестьдесят второй, то разница между этими двумя датами ровно пять тысяч пятьсот восемь лет!