Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Футляр со своими знаменитыми дуэльными пистолетами Аркадий хранил у Лизы, пообещав забрать их, когда настанет время.
Приходя в себя после липких речей жандарма, после вздорных «глазомерных съемок» и «картографических опытов» поручика Милютина, после шутовских кривляний на базаре, Аркадий брал в руки книжку Марлинского. Только ему, опальному декабристу, популярному литератору, Аркадий верил, как, впрочем, и вся просвещенная публика, которая не могла уразуметь из газет, что творится на Кавказе.
Аркадию предстояло идти к аварцам, каковым был и сам Шамиль. А у Марлинского было ясно написано: «Аварцы – народ свободный. Они не знают и не терпят над собой никакой власти. Каждый аварец называет себя узденем, и если имеет есыря (пленного), то считает себя важным барином. Бедны, следственно, и храбры до чрезвычайности; меткие стрелки из винтовок – славно действуют пешком; верхом отправляются только в набеги, и то весьма немногие… Верность аварского слова в горах обратилась в пословицу. Дома тихи, гостеприимны, радушны, не прячут ни жен, ни дочерей – за гостя готовы умереть и мстить до конца поколений. Месть для них – святыня; разбой – слава. Впрочем, нередко принуждены бывают к тому необходимостью… Аварцы – самое воинственное племя, сердечники Кавказа».
Но делать было нечего. Надо было идти. И не в героическом виде вершителя судеб мира, а в образе жалкого шута, служившего на подхвате у канатного плясуна. И только дуэльные пистолеты, которые он забрал у Лизы, сохраняли его связь с прежним миром и с главной целью его путешествия.
Глава 41
Следующие представления канатоходцы давали в крепости Внезапной, у аула Эндирей. Гарнизон, маявшийся от зимней скуки, веселился от всей души. На натянутом между казармами канате акробат исполнял удивительные номера. Нанятые им полковые оркестранты играли нехитрую музыку, а особенно опасные трюки сопровождали барабанной дробью.
– Ловок, шельма! – удивлялись солдаты.
– Видал, каким чертом ходит!
– Тот еще абрек!
Акробат скользил по канату, стоя в тазу.
– Дьявол! – шептали солдаты.
– Расшибется!
– Гляди-ка, цел!
Ряженый забавно копировал на земле то, что происходило в воздухе, вызывая у зрителей взрывы хохота. Одни в шутку тыкали его штыками, другие целились из пистолетов, а шут в ответ бросался с посохом на зрителей и требовал денег.
– Браво! – кричали канатоходцу офицеры.
– Еще что-нибудь! На бис!
Вдохновленный акробат бросил свой шест ряженому и принялся танцевать на канате лезгинку.
– Ну, орел! – аплодировали офицеры.
– Тот еще разбойник!
Из окна полкового штаба за артистами наблюдал Пулло. Рядом стоял Жахпар-ага.
– Который? – спросил Пулло.
– Вон тот, внизу, – указал Жахпар-ага на ряженого.
– Славный маскарад, – одобрил Пулло.
– Так точно, господин полковник. На шайтана похож.
– Этим везде дорога, – кивал Пулло.
– Значит, говорите, через Буртунай пойдут?
– Так точно, господин полковник, – подтвердил Жахпар-ага.
– Слышал, есть и там дорога, – сказал Пулло.
– Оттуда нас Шамиль не ждет.
– Конечно, – кивал Жахпар-ага.
– Там горы высокие.
– И не через такие ходили, – улыбался Пулло.
– Только бы разведать хорошенько.
– Разведают, – обещал Жахпар-ага.
– Нам ведь не налегке идти придется, а с пушками.
– Узнать бы дорогу, а ее и исправить можно, – убеждал Жахпар-ага.
– Но ведь Буртунай, я слышал, с Шамилем заодно, – сомневался Пулло.
– Наши пушки увидят – быстро поумнеют, – заверил Жахпар-ага.
– Сами они против Шамиля ничего не могут, вот и покоряются. А если хорошую армию послать…
– Как закончат, пусть ко мне явятся, – перебил его Пулло.
– Вернее, пусть господин Синицын, сам.
– Слушаюсь, господин полковник, – козырнул Жахпар-ага и вышел.
Представление продолжалось. Канатоходцу подали на штыке флягу с водой. Он отпил, перевел дух, а затем завязал себе глаза и под тревожный барабанный бой двинулся по канату. Наступила тишина. Канатоходец сначала двигался осторожно, затем пошел быстрее, а последний кусок каната пробежал, будто по ровной дороге. Публика восторженно кричала и аплодировала. А в шута полетели серебряные и медные монеты.
Пулло пригласил Синицына на обед.
Когда шут снял свой уродливый колпак и скинул вывернутый наизнанку полушубок, Пулло несколько опешил. Он ожидал увидеть кого угодно, но только не вылитого горца. Перед ним предстал бритый малый с усами и бородкой.
– Вы господин Синицын? – не поверил Пулло.
– Именно так, господин полковник, – ответил горец на чистом русском языке.
– Он, – подтвердил Жахпар-ага.
– Прошу к столу, – пригласил Пулло, а затем обернулся к капитану.
– И вы пожалуйте. Чем Бог послал.
– Давно не ел приличного супа, – потер руки Синицын.
– Мне эти хинкалы, да с сушеным мясом ихним…
– Кушайте, прошу вас, – приглашал Пулло, наливая Синицыну водки.
– И беленькой примите. Небось, в горах не угостят, а, капитан?
– Нет, – покачал головой Жахпар-ага.
– У нас это нельзя. Грех, харам.
Синицын опрокинул рюмку, закусил и принялся за суп.
– Так вы, выходит, горцем заделались? – спросил Пулло.
– По всей форме?
– Кем же мне еще? – пожал плечами Синицын.
– А молиться тоже умете?
– Умею, – кивнул Синицын, не отрываясь от супа.
– Только после водки нельзя.
– Так-так, – соображал Пулло.
– И все их поклоны знаете?
– Знает, – подтвердил Жахпар-ага.
– А как начет этого… – любопытствовал Пулло.
– Ну, вы понимаете.
– Не совсем, господин полковник, – поднял голову Синицын.
– Ну, в смысле обрезания.
– Обрезания? – переспросил Синицын.
– Ну да. Вас же любой мусульманин разоблачит, если что.
– Вот вы о чем… – догадался Синицын.
– Но ведь так бы я чистым мусульманином стал. А для меня это невозможно.
– Почему? – угрюмо спросил Жахпар-ага.
– Я вот мусульманин и не жалею.
– Если бы я собирался в Мекку, в паломничество, тогда другое дело, – рассуждал Синицын.
– А так…
– А так вы далеко не уйдете, – заявил Пулло.
– Помяните мое слово, любезный. Обличат в два счета – и секир-башка как лазутчику.
– Но… Но… – Синицын растерянно оглядывался на Жахпар-агу.
– Кто же станет ему штаны спускать? – возразил капитан.
– У нас это нельзя. А кто посмеет – тому самому секир-башка сделают.
– А то вы мюридов не знаете, – сказал Пулло.
– Если почуют неладное – все вызнают.
– Как же мне быть? – растерялся Синицын.
– Уж если входить в роль, так до конца! – посоветовал Пулло.
– Вы полагаете, господин полковник, это обязательно?
– Сами рассудите, – развел руками Пулло.
– Что вам дороже: кусочек плоти или сама жизнь?
– Жизнь, – согласился Синицын.
– Я даже не в том смысле, а в смысле успеха предприятия.
– Значит, решено? – обрадовался Пулло, а затем спросил у капитана: – Есть тут эскулапы?
– В Эндирее найдем, – заверил Жахпар-ага.
– Сколько будет стоит? – поинтересовался Пулло.
– Такое дело бесплатно сделают! – пообещал Жахпар-ага.
– У них праздник будет, если русский суннат сделает.
– Однако же, – колебался Синицын.
– Нет, господа, я не согласен. Каждый должен жить по своей вере.
– Это же только для вида, – настаивал Пулло.
– Выходит – кощунство? Я так не могу, извините.
– Значит, вы – сумасшедший, – заключил Пулло.
– Как вы смеете?! – вскочил Синицын.
– Я не позволю.
– Успокойтесь, сударь, – жестко сказал Пулло.
– Поймите, что вы подвергаете опасности не только себя, но и все дело.
– Сумасшедший – это хорошо, – сказал вдруг Жахпар-ага.
– Как то есть? – недоумевал Синицын.
– Ты же и так дурнем под канатом прыгаешь, им и оставайся.
– Оно и верно, – поддержал капитана Пулло.
– И в мечеть ходить не придется, и распознать вас не смогут.
– У нас сумасшедших пальцем не тронут, – убеждал Жахпар-ага.
– Харам.
– Именно, – согласился Пулло.
– А иначе – пропадете, и никакой маскарад вам не поможет.
– Тебе это будет нетрудно, – убеждал Жахпар-ага.
– Вы даже сможете открыто рассказывать, что хотите вызвать Шамиля на дуэль, – добавил Пулло.
– А вы откуда знаете? – погрустнел Синицын.
– Слышал, – ответил Пулло, покручивая ус.
– Значит, я – действительно умалишенный? – спросил Синицын и засмеялся странным смехом.
– Для пользы дела, – успокаивал его Пулло, подливая еще водки.
– В рассуждении конспирации.
Синицын вылил рюмку себе на голову и дико захохотал.
– Может, желаете чаю? – жестко осадил его Пулло и протянул салфетку Синицын перестал хохотать, вытер салфеткой лицо и спокойно ответил: – Желаю.
Глава 42
Наутро, навьючив на лошадей свой нехитрый скарб, канатоходец Айдемир и его помощник Аркадий двинулись в путь. Жахпар-ага с парой нукеров проводили их до подъема в горы.
- Рассказы о Суворове и русских солдатах - Сергей Алексеев - Историческая проза
- Свенельд или Начало государственности - Андрей Тюнин - Историческая проза
- Эта странная жизнь - Даниил Гранин - Историческая проза