кое о чём, наутро это информация стала известна ротному, я решил с ними поговорить, Тетеря был не такой человек, чтобы стучать, детдомовец, для него это было западло, а вот Мамчик сразу обвинил во всём Тетерю, а утром сиял, как начищенный пятак, так его обрадовала смерть друга. Учитывая, что Мамчик дежурил по роте в ту ночь, у него было полно возможностей для того, чтобы убить бедного Тетерьку.
– Брехня. Докажи!
– Ты же знаешь, что Тетеря не повесился, его задушили в каптёрке.
– В какой каптёрке, в постели!
– Гм, ты осведомлён лучше меня. Откуда знаешь, что в постели?
– Я…не знаю…я так думаю.
– Как думаешь, почему я не стал выяснять – кто из вас двоих стукач?
– Не знаю.
– Я это знал. Мы с Тетерей давно подозревали, что ты сука, и придумали эту наживку вдвоём. Мне его смерть была не нужна, его убил тот, кто боялся, что Тетеря расскажет правду.
Мамчик побледнел, его глаза перебегали с меня на Дерибаса – врёшь пидорас! Ты это сейчас придумал! Гнида!
– Как там насчёт Пиночета? Вся рота видела, что я спал перед караулом в то время, когда он выпал, ты был свободным, и пришёл ко мне сияя – Пиночет всё!
– Враньё! Враньё! Враньё! Всё враньё, от первого слова до последнего!
Дерибас удовлетворённо улыбнулся – рядовой Мамчик, я арестовываю вас по подозрению в убийстве рядового Филимонова, Тетери, и покушению на убийство рядового Вафина.
– А я ему верю! – в разговор вступил начкар – этому фашисту – он указал на меня – доверять нельзя. Это такой смрадный гад, ненавидит нашего президента, демократию, общечеловеческие ценности…
– Поэтому вы и написали на меня кляузу, обвинив в том, чего не было? Типичный подход стукача, прошу прощения – демократа!
– За что ты ненавидишь чистых и благородных людей? Почему ты презираешь великие идеи, выстраданные поколениями борцов за свободу?
– У меня с вашей властью эстетические расхождения, они хотят строить капитализм, ублюдочный строй торгашей и ворюг, мне это неинтересно. Достаточно посмотреть на рожи ваших кумиров, на них печать вырождения: один – тупой деревенский алкаш, другой псевдо экономист – дегенерат, видел бы его дедушка, кончил бы собственными руками. Ничего у них не получится. Разрушат всё, в том числе и армию, и вы же офицеры, будете стреляться, и вешаться, от тоски и безысходности, помяните моё слово. Армию он не любит, и боится, он же штафирка, сейчас после октябрьских событий, армия в фаворе, но это ненадолго. Наша задача – изменить его симпатии в сторону спецслужб, вояки могут идти…
– Чья это «наша» задача?
Я быстро вскакиваю со стула, разрываю дистанцию, и правой рукой бью начкара в лицо, доворачивая корпус, вкладывая в удар всю, накопленную за время сидения на губе злость. Он валится на спину, я открываю его кобуру и вытаскиваю ПМ. Дерибас смотрит на меня, открыв рот.
– Мамчик! Быстро! Бери скотч! Вяжи руки этому …демократически настроенному пидору. Крепче! Сделай пять шагов назад!
Я пробую крепость скотча – теперь ноги! Быстрее!
– Чего орёшь? Тебе слабо выстрелить!
Я снимаю ПМ с предохранителя, мягко жму на курок, звук выстрела неожиданно громкий, сильно бьёт по ушам. Мамчик растерянно смотрит на меня, затем валится на пол, зажимая ладонью рану на бедре.
– Ты меня убил! Здесь же артерия! Я кровью истеку! Вези меня в госпиталь! Мама! Ааааа!
Из отдыхающей выбегает заспанный ефрейтор – чего случилось? Что за грохот?
Я бью его пистолетом по голове, несильно, чтобы проснулся.
– Ты! Заклей пасть этому…Мамчику!
Ефрейтора начинает трясти, он не может отклеить кончик скотча, я даю ему пощёчину – соберись, тряпка!
Он старательно залепляет стонущему Мамчику глаза.
– Стой. Мамчик, зачем ты это сделал?
– Что? Бляааа, больно…
– Зачем убил Филю, Тетерю, Пиночета?
– Я…меня…обидели…
– Обидели. Всех ебли, тебя не видели…Вяжи его!
Старательный ефрейтор залепляет Мамчику не только глаза, но и рот.
– Хорошо. Теперь руки. Сделал? Иди сюда, повернись спиной.
Он послушно поворачивается, я бью его ещё раз, на этот раз, вкладываясь в удар. С первого удара вырубить его не получается, из раны на его голове хлещет кровь, приходится добавить несколько раз, помещение становится похоже на мясные ряды. Я пячусь назад, держу Дерибаса на прицеле, левой рукой нащупываю телефонный шнур, и обрываю его.
– Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка это флаг корабля, капитан, капитан…ты меня слышишь? Это тебе на память, стукач ебаный!
Я стреляю лежащему на полу начкару в колено – наверное, больно? Да? Ничего, будет время подумать, на больничной койке. Дерибас, иди сюда. Сейчас мы с тобой идём в парк, берём машину, и уезжаем. Дёрнешься – убью!
– Чч-то ты делаешь? Ты же себе срок только что поднял…Мы же выяснили, что ты невиновен в убийствах, Мамчик всё признает, я…я его заставлю…у меня опыт…ему не отвертеться…тебе же на дембель скоро,…что ты творишь?
– Ты не поймёшь. Пошли.
Мы выходим из караулки, на дороге никого нет, как обычно после обеда, часть опустела. Быстрым шагом доходим до открытых ворот автопарка. Недалеко от входа стоит УАЗик с открытыми дверями.
– Садись за руль, я рядом.
– Э!эээээээ! Куда? Выходи из машины! – к нам бежит чумазый сержант – вы кто такие? Кто разрешил?
– Рот закрой! – я показываю ему ПМ – на землю! Быстро! Считай до ста, медленно, будешь стараться, останешься жив. Давай!
– Один, два, три…
– Медленнее!
– Одииин! Двааа!
– Поехали!
Меньше чем за минуту мы доезжаем до первого КПП, никого из комендантов в поле зрения нет, КПП выглядит необитаемым, я толкаю Дерибаса в бок стволом пистолета – посигналь!
– Звуковые сигналы запрещены…
– Приди в сознание, граммофончик. Сигналь!
Дерибас послушно сигналит, минуты через полторы, неспешно, с чувством собственного достоинства, на крыльцо выходит сержант Третьяк, расстёгнутое пш услаждает любопытный взор рыжей шерстью, густо растущей на пухлой груди, бляха ремня привольно болталась в районе яиц героя.
– Шевелись, сука тупая!
Третьяк обалдело открывает рот – чтооо?
– В уши долбишься? Шевели жирной жопой!
Третьяк раздражённо открывает правую створку ворот, мы выезжаем из части, не дожидаясь, пока он откроет левую.
– Чего дальше будешь делать, герой?
– Езжай прямо, я скажу, когда повернуть.
– Ты понимаешь, что ты натворил? Минут через пять, обо всём случившемся доложат командованию части, они позвонят в милицию и ГАИ, те перекроют дороги, к вечеру тебя поймают, только на этот раз тебя поместят не на губу, где тебя охраняли твои дружки, и где тебе устроили курорт, а в тюрьму, к матёрым зека, которые обожают таких свежих мальчиков с упругими розовыми попками…
– Чувствуется глубокое знание