выделить две работы этих начальных послереволюционных лет. Одна из них — «Евангелия канонические и апокрифические» — была опубликована в 1919 г. Она была написана известным профессором Петербургского университета С. А. Жебелевым и представляла собой первую в России сводку основных выводов научной критики XIX — начала XX в. в этой области. Вопросы методологии истории христианства автором не затрагиваются. Не ставил он перед собой и цели низвержения религии. Однако добротное изложение материала, независимое от церковной цензуры, само по себе низводило «священное писание» в разряд «земных» литературных памятников античности, сопоставимых с другими произведениями такого рода. С. А. Жебелев устанавливал зависимость евангелий от культурной и литературной среды, в которой они создавались, некритическое отношение их авторов к излагаемому материалу, их тенденциозность и т. д.
Другая работа — маленькая книжка Н. М. Никольского «Мировой и социальный переворот по воззрениям раннего христианства», вышедшая в 1922 г., носит иной характер. Недавние революционные события несомненно повлияли на выбор самой темы. Анализируя эсхатологические представления первохристианства, автор ищет (и находит!) определенные параллели между «переворотом», произведенным 19 столетий назад Иисусом Христом, и революционным переворотом в России.
Такого рода поиски новых подходов к проблематике раннего, христианства, стремление к более общим, нередко наивным сопоставлениям и оценкам — своеобразная черта этого начального периода.
Однако на этом этапе своей истории огромная революционная страна, унаследовавшая от прежнего уклада темноту, невежество, религиозные предрассудки многомиллионных масс, испытывала в первую очередь нужду в литературе другого рода.
В 1922 г. вышла известная работа В. И. Ленина «О значении воинствующего материализма», в которой видное место отводилось вопросу о практических путях подъема атеистической пропаганды. Вспоминая это время и обстоятельства написания статьи, Н. К. Крупская отмечала озабоченность В. И. Ленина состоянием антирелигиозной пропаганды тех послереволюционных лет, отсутствием интересной, содержательной, насыщенной яркой аргументацией атеистической литературы, способной пробудить в широких слоях народа сознательное отношение к религиозным вопросам. «Было бы величайшей ошибкой, — писал тогда В. И. Ленин, — … думать, что многомиллионные народные (особенно крестьянские и ремесленные) массы, осужденные всем современным обществом на темноту, невежество и предрассудки, могут выбраться из этой темноты только по прямой линии чисто марксистского просвещения. Этим массам необходимо дать самый разнообразный материал по атеистической пропаганде, знакомить их с фактами из самых различных областей жизни, подойти к ним и так и эдак для того, чтобы их заинтересовать, пробудить их от религиозного сна, встряхнуть их с самых различных сторон, самыми различными способами и т. п.»[243]
При таких обстоятельствах, исходя из глубокого понимания исторических условий тех лет, В. И. Ленин и выдвинул как. тактическую задачу тезис о «союзе с Древсами» — об использовании атеистической аргументации, содержавшейся в трудах ряда буржуазных авторов, для целей антирелигиозной пропаганды в революционной России. Он подчеркнул совершенную необходимость и обязательность в тех условиях вступления «в той или иной форме, в той или иной степени» в этот союз для борьбы с господствующим религиозным мракобесием.
Однако при этом В. И. Ленин строго отчленял такой вынужденный, временный, тактический «союз» от стратегии марксизма, показывая полную противоположность марксистского атеизма и «атеизма» Древсов. На примере А. Древса, который в свой критике христианства дошел, казалось бы, до такого радикализма, что отрицал существование Христа, В. И. Ленин показал, что такое отрицание, однако, понадобилось этому немецкому философу не для ниспровержения религии, а для ее подновления и подчищения, чтобы, таким образом укрепив ее, остановить все усиливающийся напор материалистических идей в мире, грозящих смыть последние остатки религиозного мышления. «Это, — писал В. И. Ленин о Древсе, — реакционер прямой, сознательный, открыто помогающий эксплуататорам заменять старые и прогнившие религиозные предрассудки новенькими, еще более гаденькими и подлыми предрассудками»[244]. Поэтому, подчеркивал В. И. Ленин, последовательные материалисты и коммунисты должны неуклонно разоблачать такого рода «союзников», когда те впадают в реакционность.
Озабоченность В. И. Ленина состоянием антирелигиозной пропаганды в те годы, его призыв встряхнуть, заинтересовать, пробудить от религиозного сна народные массы побудили видных общественных деятелей и соратников В. И. Ленина непосредственно включиться в эту работу. В течение 1923–1924 гг. вышли из печати две популярные книги Е. М. Ярославского, одна из которых, «Библия для верующих и неверующих», в дальнейшем многократно переиздавалась. Н. К. Крупская, И. И. Скворцов-Степанов, А. В. Луначарский, П. А. Красиков, В. Д. Бонч-Бруевич публикуют работы, ведут публичные диспуты, выступают с лекциями, в которых, пропагандируя марксистский взгляд на религию, вскрывая ее социальные корни и принципы, разоблачая религиозные предрассудки, знакомят широкие круги общества с марксистской проблематикой истории возникновения христианства.
В 20–30-е годы в советской пауке развернулись широкие дискуссии по проблемам конкретного применения марксистской методологии в изучении истории. В области истории древнего мира с этих позиций была предпринята широкая критика идеалистических концепций буржуазной историографии — теории циклизма, модернизма, бес-концептуального фактоведения, фаталистических и пессимистических направлений в оценках хода истории. Целая плеяда уже сформировавшихся советских исследователей — С. И. Ковалев, В. В. Струве, А. И. Тюменев, В. С. Сергеев — интенсивно разрабатывает и обсуждает эти вопросы, и, обучая младшее поколение историков применению марксизма в конкретной сфере исследования, сама учится его более глубокому пониманию.
На этой основе литература, посвященная вопросам происхождения христианства, все чаще «обзаводится» разделами, посвященными социально-экономическим аспектам рассматриваемых явлений. Проблемы соотношения раннего христианства как идеологической надстройки и обусловливающего ее экономического базиса с большей или меньшей глубиной ставятся во многих работах.
Наряду с этим потребности антирелигиозной пропаганды, так или иначе связывавшейся с именем центрального Персонажа христианского вероучения, вызвали повышенный интерес к «теме Христа», которая на продолжительное время стала одной из центральных в литературе. Как мы понимаем, с точки зрения марксизма этот вопрос не имеет самостоятельного методологического значения, поскольку закономерности возникновения религии несводимы ни к воле и поступкам единичной исторической личности, ни к эмоциям и иллюзиям, навеваемым мифологическими персонажами. Однако в то время и в последующие десятилетия эти положения еще не были осознаны и усвоены, и вопросу о том, существовал ли Иисус или нет, отводилось в проблеме происхождения христианства необоснованно важное место. На русский язык было переведено много работ зарубежных авторов, где этот вопрос трактовался в основном с позиций мифологической школы. В своем крайнем выражении это направление в нашей историографии иногда даже связывало признание или отрицание мифичности Иисуса с марксистским или немарксистским подходом к теме в целом. Впоследствии известный советский исследователь Я. А. Лепцман в посмертно опубликованной в 1967 г. статье отмечал, «что на фоне переводов работ только приверженцев мифологической школы отставание с оригинальными исследованиями происхождения христианства привело к явно нежелательному крену в нашей атеистической пропаганде. Она долгие годы преимущественно, а иногда и исключительно вращалась вокруг хотя и важного, по все же частного вопроса об историчности Иисуса. А ведь главным в марксистском подходе к происхождению христианства является — это блестяще показано в статьях Энгельса — вскрытие социально-политических корней раннего христианства, определение социального состава приверженцев новой религии, ее идеологии и общественного