по тому, что на вас напали, он или хорошо спрятался, или уже мертв. Надеюсь, что чернокнижник находится в отчаянии и клюнет на меня, потому что вы явно не собираетесь отсиживаться в безопасности дома, как я вас просил.
— Увы, грешна, — согласилась Вик, произнося любимую фразу Дрейка. Где-то он сейчас… Может, завтра уже приедет…
— Сможете добиться завтра вскрытия этого несчастного в первую очередь?
Вик пожала плечами:
— Постараюсь, но не обещаю, отец Маркус.
Он крайне серьезно и пугающе из-за алого цвета глаз посмотрел на Вик:
— Пожалуйста, это очень важно, вы же понимаете. И, простите, я спешу — сейчас оформлю бумаги и сразу же назад в город…
— Понимаю, отец Маркус. Но обещать не могу — я всего лишь констебль.
— Знаю, а я просто инквизитор… У каждого свое место и свое служение.
Вик решилась и попросила, ведь он сам заговорил о служении:
— Вы поможете с опознанием трупов?
— Чем? — удивился Маркус.
— Вы умеете вызывать души, ведь вы инквизитор. — Во всяком случае Дрейк точно мог.
Отец Маркус пристально посмотрел на неё:
— Инквизитор не равно некромант. Я таким умением не владею. И тревожить души — последнее дело, которым стоит заниматься храмовникам. — он подошел к столу в штабе под тентом, попросил у констебля бумагу и принялся быстро её заполнять — первичное заключение инквизитора о черном ритуале. Интересно, теперь можно будет забрать дело Ян Ми из архива и подключить к этому расследованию? Брок стоял рядом и терпеливо ждал заключения отца Маркуса.
От берега, где готовился отправляться катер с новыми телами жертв, в сторону штаба направился Блек — он тоже вместе с Фейном возвращался в город.
Блек, пытаясь перекричать толпу констеблей, спешащую на погрузку, позвал:
— Отец Маркус! Быстрее! Катер вот-вот отойдет.
Маркус, расписавшись на бумаге, вздрогнул, обводя взглядом людей. Странно, но Вик показалось, что он искал Блека и не находил его в толпе. Брок, пробегаясь глазами по заключению инквизитора, оторвался от чтения, всматриваясь в отца Маркуса.
— Вас ждут! — громко, сложив ладони рупором, крикнул в этот раз Фейн. — Катер вот-вот отправится!
Взгляд Маркуса бессильно метался от одного лица до другого:
— Да, уже иду…
Блек прорвался все же к ним и замер перед инквизитором:
— Что с вами, отец Маркус? Что-то случилось?
— Со мной все в порядке, — сухо сказал Маркус. — Спасибо, я уже иду.
Так же подошедший Фейн грубо бросил в сторону — в лицо сказать постеснялся:
— Разеваете рот, как рыба, и молчите…
Маркус прищурился и ответил Фейну:
— Это у вас проблемы со слухом.
— Да вы что! — фыркнул лер Фейн и направился обратно на берег. Блек проводил его взглядом:
— Не обращайте внимания, отец Маркус, некоторым, чтобы взбеситься и потерять контроль, так мало надо…
Вик посмотрела на разозленного отца Маркуса, на побелевшего от ярости Брока, снова столкнувшегося со своим страхом, на непринужденно рассуждавшего о человеческой грубости Блека… И её затянуло такой зеленой, противной тиной безнадежности, что снова подкатили слезы. Даже если они найдут тварь-чернокнижника, других тварей меньше не станет. Тот же Блек продолжит жить, как ни в чем не бывало, даже не понимая, в чем его грех… Чего бы ей ни стоило, она добьется справедливости, Блек ответит за все.
Отец Маркус, попрощавшись легким поклоном со всеми, обернулся на Вик, его взгляд скользнул по Броку, потом уперся в Блека, а затем… С яркой вспышкой в эфире взорвалась печать на Маркусе. Он повернулся к Блеку и вкрадчиво, еле слышно сказал:
— Именем храма и короля, вы арестованы, лер Блек. Руки вперед для блокировки и не пытайтесь сопротивляться.
Сердце Вик пропустило удар, а потом руки вскипели эфиром — в чем бы не обвинялся сейчас Блек, даже если его арестуют всего на пару дней, он это заслужил.
— И позвольте узнать, в чем меня обвиняет храм? — голос Блека стал изысканно спокоен — он был уверен, что ему ничего не грозит.
— В преступлении против человечности, — сказал Маркус, и тут эфир вскипел в руках всех магов — Брока, Одли, Лео… Даже Стилл и парочка-слабосилков констеблей замерли, готовые оказаться поддержку при аресте Блека.
— Надо же… Может, уточните? — продолжил настаивать Блек.
Маркус холодно произнес:
— Вряд ли вы захотите, чтобы все услышали о вашей тяге к насилию над арестованными.
Да! Да! Да! Вик хотелось орать от счастья, хотя раньше она никогда не понимала таких фраз в книгах — нериссы так себя не ведут, но нериссы и не сталкиваются с тем, что случилось с Броком. Сердце грела простая мысль — справедливость все же существует! Пусть не светский суд, но храмовый. Это тоже неплохо.
Блек молча протянул руки вперед, позволяя надеть и блокиратор, и наручники.
Констебли безмолвствовали, когда его уводили прочь. Лишь Вик не удержалась и тихо сказала:
— Я люблю инквизицию! Я люблю отца Маркуса… — общий эфир с Броком менял её, делая более открытой и невоспитанной с точки зрения нер.
Одли хмыкнул:
— Не думал, что когда-нибудь это скажу, но согласен — я люблю, Сокрушитель на всех них, инквизиторов и инквизицию! Гип-гип-ура отцу Маркусу, хоть он и реформатор!
Из глоток парней вырвался радостный крик — Одли поддержали.
Вик обернулась на Брока, её взгляд снова застили слезы. Он криво улыбнулся ей и пошел прочь за круг света, прочь в темноту, где никто не увидит его. Его пальцы побелели, так крепко он сжал кулаки. Вик было шагнула за ним, но Одли поймал её и прижал к себе:
— Не надо, девочка. Он такого себе не простит потом… Пусть побудет один. Мальчики — страшные гордецы, нас с детства учат не плакать, не орать, терпеть и не забывать обиды… Пусть побудет один — ему должно стать легче.
— Пусть… — легко согласилась она. — Отец Маркус — это чудо.
— Странное чудо, — кивнул Одли. — Я вообще не понял претензии Фейна про молчание.
Вик пожала плечами:
— Я тоже не поняла — Маркус не молчал. Я его слышала.
Одли подтвердил:
— И я… А вот Фейну стоит проверить свой слух.
Что-то царапнуло в мозгах Вик, что-то связанное с убитым парнем-альбиносом и Маркусом, но что именно Вик осознать не успела — Стилл позвал её:
— Нера Ренар, если вы себя хорошо чувствуете, пойдемте, там как раз закончили откапывать второй ряд женщин.
Вик вздрогнула от слов «второй ряд женщин»… Значит, будет и другой. Сколько уже жертв?! За два десятка уже перевалило, не меньше.
Одли вздохнул:
— Небеса, страшно представить год, начавшийся таким деньком. Или наоборот? Ведь справедливость все же восторжествовала…