имелись закладки с буквами алфавита.
— Скайлас… — прочел я имя рода своей женушки, и остолбенел, уделив внимание ее характеристике.
— На три четверти темная… четверть некромант… девяносто плюс, — читал вслух над моим плечом Рамиль. — Ну, теперь мне более понятна уверенность белки в силах своей подружки: с такой магиней и за барьер не страшно прогуливаться. Эмре, судя по твоему отмороженному виду: ты не знал?
— Не знал, но зато мне тоже теперь многое ясно на счет своей супруги, — потерянно отозвался я, примечая: что имя Айрин подчеркнуто и рядом пририсована корона. — Диар, это что за наскальная живопись?
— Это пометка: что девушку отводили к императору, чтобы не забыть. Его величество давал указание на предмет абсолютных магов, — отозвался он.
— Так леди Айрин сейчас у его величества? — принялся быстро перелистывать бумаги я, но больше не видел подчеркнутых имен.
— Да, я только десять минут назад как вернулся: провожал ее, — послышалось от Айдара.
— Покои номер тридцать восемь. Можешь навестить свою белку, — бросил я папку на столик, и устремился на выход из зала.
— А ты не пойдешь? — нагнал меня Рамиль.
— Нет.
— Почему?
— Потому что моя жена потребует от меня разрыва брачных уз сразу же: как увидит. Знаешь: никогда не думал над алчной составляющей брака, но сначала мне любовница об этом намекнула, потом названный брат моей супруги… Он сказал: что простой страж не пара для его сестры. Его слова Айрин не опровергла, так что… Она ждет не меня, а возможности избавиться от своего мужа — потому и не пойду. Мне надо подумать, — свернул я к крылу приближенных к императорской семье.
— Странно слышать такое после нескольких часов стонов за соседней стеной. Белка не преувеличила: вас было слышно на пол-этажа гостиницы! — не отставал от меня мой друг.
— Это лишь физиология — она сама так сказала, — хмыкнул я.
— Допустим: для нее это так, но судя по твоему поведению — для тебя это было чем-то особенным?
— Она сама особенная. В ней живет не одна личность… Первая Айрин — маленький искренний чистый ребенок, которым она еще совсем недавно была, просто еще не повзрослела. Вторая Айрин — неприлично обсуждать женщину в постели, и я не знаю: как объяснить, просто… просто не мог от нее оторваться. Третья Айрин — изумительный в своей искусности бесстрашный воин, и я не могу ею не восторгаться. Четвертая Айрин — ходячий справочник мертвых земель, рядом с которым себя необразованным мальчишкой чувствуешь. Пятая Айрин — самый настоящий клад во всех смыслах, потому что: абсолютный маг. Шестая Айрин и вовсе… погоди.
Я прервал разговор, потому что мимо проходила парочка служанок, да и до моих апартаментов уже оставалось недалеко. Раз Рамиль не отстал еще в начале разговора, значит: не отцепится, пока мы не договорим. Я отпер дверь в покои и пропустил друга в гостиную. Прикрыв за нами, устремился к бару и разлил по бокалам самый крепкий виски — мне необходимо было хоть немного расслабиться от бесконечного потока мыслей в голове.
— Сдается мне: что шестая Айрин — офицер на эронайразовской стене. И я даже не хочу знать: сколько еще существует Айрин — потому что уже вижу: этой женщине мне нечего дать…
— Шутишь? — взлетели брови Рамиля на лоб. — Нет, я, конечно же: все видел сам. Молниеносный призыв силы, приказы, действия на грани интуиции или инстинктов — сложно объяснить, но я никогда не видел такого секундного анализирования ситуации. Когда те змеи повылезали, и как она билась с ними — это вообще поражает воображение. Ни единого промаха, ни одной секунды не было потрачено зря на разворот или прыжок. Так слаженно, так красиво… Только ты меня и привел в сознание, когда попросил к ней перекинуть. И даже если ее резерв бездонный, это еще не говорит о том: что она офицер.
— Ее названный брат тоже абсолютник, и он офицер, — присел за письменный стол я и откинулся на спинку кресла. — Никакой паники, никакого страха на лице, полная собранность и приказы для белки — она привыкла так действовать. Годами отработанные реакции и рефлексы работают на опережение мыслей. Я видел: как она купол в секунды выстроила, как и он, когда я с ним познакомился. Просто сложил два и два… — опрокинул я содержимое бокала в себя.
— Так… и ты считаешь: что простой страж не пара абсолютнице-офицеру — вот о чем говорил ее брат? — спросил Рамиль и я кивнул. — Но почему? Ты магически одарен, молод, обеспечен и из приличной семьи — что не так?
— Омер что-то говорил о заработке, о собственном доме… Я тогда даже не вслушивался в его слова и не уточнял: потому что мне было все равно на алчную и расчетливую незнакомку. Нет, я не жаден — ты это знаешь, но… Мне не хотелось влезать в брак по расчету, ведь как в нем определить: любят тебя или твой кошелек?
— Это вопрос века, и никто тебе не даст на него ответа. Все своих жен балуют, холят и лелеют — это естественно.
— Ты не понимаешь, — сделал я очередной глоток. — Возьмем твою белку — у нее же все эмоции на лице написаны. Этот неуемный ураган сметет дворец и все его закоулки за месяц — а потом ей станет скучно в золотой клетке. Она рвется на отбор, не подозревая о том: что он ей не нужен. Она не сможет жить и радоваться жизни в состоянии постоянного контроля над собой и самодисциплины, не сможет стать леди.
— Именно поэтому мне и нравится белка, — коротко отозвался Рамиль. — Надеюсь: что она не станет леди, а точнее сказать: высокомерной интриганкой-гарпией.
— Не станет… — устало выдохнул я. — Она поймет это уже через несколько дней. Поверь мне, ведьмочка далеко не глупа. А вот что нужно моей фурии я даже предположить не могу… — взял я со своего стола магокарточку своей супруги, и уставился на нее.
Я вспомнил момент: когда распечатал конверт от Омера и увидел образ собственной жены. Айрин выглядела эффектно: стройная талия, пышная грудь, хрупкие плечики, которые не скрывали даже тогда еще короткие черные волосы до плеч с эффектом небрежной растрепанности. Бледная кожа, тонкие брови, пухлые губы цвета спелой вишни и взгляд серо-голубых глаз — искушение чистой воды для любого мужчины. И даже не все это вместе произвело на меня впечатление, а именно подмеченные детали…
Платье Айрин было бальным, но с такими дерзкими элементами и в крое, и в декоре — что оно кричало о непростом характере своей