угол, уселся на него. Сейчас его поза изменилась, он вытянул ноги, забросив пятку одной на щиколотку другой, а руки скрестил на груди.
А ведь он не голодный, решила Львова, глава не осовели, как обычно бывает у тех, кто давно не ел. Завтракал где-то.
— Документы есть? — спросила она, дружелюбно улыбнувшись.
— Да какие документы, — хрипло ответил задержанный. — Зовут меня Георгий, то есть Жора. Жил в Хужире тридцать лет, потом эти пришли. Я на материке был, на охоте, тигра искал, людоеда.
Он замолчал, икнул, вытер под искривлённым, сломанным где-то носом грязным обшлагом куртки.
Да он устал, решила Львова, вот и такой равнодушный.
— Спать хочешь, Жора?
— Да нет, — тот мотнул давно не стриженой головой со спутанными грязными волосами. — Давайте будем их убивать. Они всех на Ольхоне вырезали. Я тоже их убивал. Шестерых. Опасные мужики, тяжело их отслеживать. Жил в лесу, землянку вырыл. Зверя бил потихоньку, капканы ставил. Слышал пальбу, подождал и решил посмотреть, и заловили меня ваши. Капканы у меня остались, надо их проверить, а то сожрёт зверье добычу моё.
Он замолк, руки сползли вниз, голова упала на грудь, и чуть не грохнулся со стула.
— Ты устал, я смотрю, давай формальности исполним, и ступай спать.
Выходца из леса усадили поближе к свету и Лёша сфотографировал его в анфас и профиль. Поставил мужика к стенке и замерил рост портновским метром.
После разговора с ним Львова колебалась. Она отправила Жору отдыхать в общую казарму, туда его проводил Пруткин. Татьяна Сергеевна решала, как быть. Перебрала вещи лесного охотника, он не просил, чтобы их вернули, попила чаю, сделала несколько гимнастических упражнений для разминки. И думала. В памяти всплыло письмо о витапринтах. «Полностью идентичны белым людям». Полностью.
Пришёл Лёша, доложил, что устроил Арефьева. Тот разделся и сразу лёг спать.
— В баню не просился? — уточнила Львова.
— Нет, — мотнул головой подчинённый. — Снял сапоги, куртку и на койку завалился.
— Надо будет с ним ещё поговорить, — Львова простучала пальцами по столу. — Завтра побеседуем. Сейчас я к Скоробогачу, оттуда на катер, спать. Отдыхай сегодня.
Она поднялась и вышла. Ничего за ночь не случится, решила. И ошиблась.
Около трёх утра Арефьев бесшумно вышел из казармы, оставив свои дырявые сапоги у койки, и не тронув курточку. Он пробрался к стоянке малых судов, взял моторку, составил в неё канистры с бензином из стоявшей там сарайки и потихоньку отчалил.
Отсутствие его обнаружилось возле пяти утра, но увидев вещи возле койки, тревогу никто не поднял. Львова злилась. То, что Жора сбежал, стало ясно, когда собравшиеся на рыбалку бойцы хватились канистр с топливом.
— У него было часа четыре, — подытожил поднятый дежурным Скоробогач, командир усть-баргузинского укрепрайона. — Он может быть где угодно. Погода штиль, скорость от пятидесяти до семидесяти километров в час. Ушёл ваш Жора. Зря мои парни старались, ловили его.
Начальник контрразведки отмолчалась. После безуспешных поисков Арефьева она взяла все вещи, оставленные им, и отправилась в Слюдянку.
Набоков, который нашёлся в Мурино, на инспекции заграждений, сначала отмахнулся от просьбы выделить вертолёт для поиска беглеца.
— А если он по Ангаре уйдёт до Енисея? — негромко убеждала его Львова. Поднявшийся ветер трепал её каштановые волосы. — Если он от викингов?
— Слушай, Татьяна, — комендант глубоко выдохнул, помолчал, набрал воздуха и снова шумно выдохнул. — Ты со своей шпиономанией уже перебарщиваешь. Ну что он может сделать? Ведь есть приказ, по которому всех чужаков надо задерживать. Куда ему деваться? На всех разрушенных гидроэлектростанциях дежурство, огневые позиции. Ему же две тысячи вёрст надо пройти! Это только до Енисея, а там ещё сколько? Нет, Татьяна, это был сумасшедший. Впрочем, у тебя есть пятнадцать сотрудников, и взвод бойцов тебе выделили. Вертолёт я тебе не дам, горючку надо беречь, а у вас четыре моторки, катер, бензин по лимиту. Действуй. И не мешай, дел по горло.
Злая Львова, вернувшись в Слюдянку, нашумела на своего эксперта, почему ещё не высохли фотографии Георгия Арефьева, помотала головой, увидев взлетающий вертолёт, и приказала собрать всех оперативников на совещание.
— Приказ! Принять меры к поимке Жорика, — она нарочно произнесла имя разыскиваемого в уменьшительной форме, считая, что так подчёркивает своё презрение к нему, на самом деле вымещая обиду. — Сейчас же создаём четыре группы. Две из них идут на моторных лодках по Ангаре. Идут до стрелки! На каждой моторке один оперативник и один стрелок.
А также оружие, продукты, палатка, бензин и масло для двигателя. Смотреть берега, опрашивать народ, показывать карточки Арефьева. Ещё пятеро — два оперативника и три бойца в Иркутск. Будете сидеть на взорванной плотине ГЭСа и ждать, проверять всех, кто по реке пойдёт. Может, он ещё на Байкале где. Поедете туда вместе со мной на «Фантомасе». Он сейчас направляется в Братск. Я поеду с тремя стрелками туда. Вот фотографии Арефьева. Взять с собой и запомнить на личность этого типа. Вопросы есть?
В это время в её кабинет, сделанный из трёх купе, постучали, и не дождавшись ответа, дверь отъехала в сторону. В проёме показалась повариха штабного поезда Марина.
— Есть-то будете? — она оглядела оперативников оценивающим взглядом, как бы проверяя степень их упитанности. — Опять не завтракали никто!
Львова было набрала воздуха в лёгкие, чтоб резко ответить, но передумала. Полчаса, затраченные на обед, ничего не решат, а сытым работать лучше. Она кивнула, дескать, сейчас придём в столовую. Марина, прошедшая вперёд, уже начала поворачиваться обратно к двери, как вдруг её взгляд зацепил лежавшие на столе фотографии.
— Ой, а что это вы, Манжуру что ли ищете? — она склонилась к ним поближе. — Какой-то он худой, нос сломали, оброс весь. Нашлись, что ли, наши-то?
У контрразведчиков будто глаза открылись. И верно, на снимках была почти копия Николая Манжуры. У Львовой как метлой смели ту паутину с глаз, что мешала увидеть это раньше.
Нельзя злиться, нельзя, успокаивала она себя, что за проколы такие