Читать интересную книгу Фантазм 1-2 - Мэри Флауэрс

Я уже давно собирался провести один эксперимент, но никак не решался. Теперь — решусь…

Я подхожу к гробу. Лицо покойного кажется мне расплывчатым. (Странно, я ведь выпил совсем немного!)

— Прости меня, Господи! — взываю я к распятию вслух. Вслух молиться лучше: не вмешиваются посторонние мысли, способные запросто влезть не к месту и осквернить текст молитвы. — Я должен положить конец этому святотатству!

Я весь дрожу — возмущение против кощунства и страх борются во мне. Нет, я не могу отступить…

Это измена, грех… Пусть я возьму на свою душу грех меньший — я буду еще вымаливать прощение за него. Я не могу больше закрывать глаза на то, что вижу. Мы должны положить конец всему этому…

За дверью слышен шум мотора подъезжающей машины — скоро начнутся похороны… Мне надо торопиться. Я смотрю на Спасителя. Как грустны его полуприкрытые глаза! Небеса отказывают мне в знамении или в каком-либо знаке. Это тоже испытание, я сам должен решиться. Сам должен сделать выбор… Но как страшно его делать!!!

Где моя фляга? Нет, только не сейчас… Да и пуста она, давно пуста… А времени нет. Прости меня, Господи!

Я достаю серебряный нож… Раз они сохраняют покойникам головы, значит, именно мозг я и должен разрушить… Я поднимаю кинжал — он весит несколько тонн. Мои руки с трудом выдерживают его вес. Замахиваюсь. Опускаю… Лезвие входит покойнику в рот. Легко входит…

Сзади раздается отчаянный крик. Тихий, но страшный, как крик убиваемого… Я вздрагиваю и оборачиваюсь. У самого входа стоит моя бедная старушка. Ее лицо бледнеет на глазах. Что же она подумала обо мне?

Наши взгляды встречаются, и она вдруг валится на пол. Ее тело глухо ударяется о мраморный пол… Бедная женщина… Если бы она могла понять, РАДИ ЧЕГО я это сделал… Но лучше бы не знать. И мне лучше не знать. Никому такое знание не принесет счастья.

Рукоятка кинжала торчит изо рта покойника. Я выдергиваю клинок и вытираю его.

Прости меня, Господи! Если можешь, прости…

ЛИЗ

Они были здесь. И только с этим я должна теперь считаться. Ощущение, охватившее меня, можно было назвать странным, но я не боялась, не умирала от страха, наоборот — моя решимость была холодной и трезвой.

Сейчас день, рядом находятся другие люди значит, эта шайка не могла причинить мне вреда. Наоборот, они должны были бояться огласки и вести себя тихо. Их время наступит ночью, когда я буду совсем одна. А сейчас я могу пройтись по склепу и рассмотреть его. Чем больше я узнаю сейчас, тем легче мне будет потом.

Я еще не знаю, что собираюсь делать, но разведка нужна всегда. На всякий случай я вынула булавку: это хрупкое на вид украшение могло послужить неплохим оружием. Маленькая бабочка — наконечник и металлический острый стержень, чуть ли не игла… Во всяком случае, он даст мне возможность увидеть, какого цвета у эти тварей кровь. Ну, нелюди! Берегитесь!

Жаль вот только, что нет Майка… Но он будет тут. Я определенно знаю, что будет.

Я встала, пошла вперед. Мне было все равно, куда идти, — лишь бы не забрести в какой-нибудь подвал или место, слишком отдаленное от людей, где мой крик может быть не услышан. Здесь же, в склепе, акустика была неплохая.

Итак, что я знала о своих врагах? Они очень сильны — но и очень неповоротливы. Они могут внушать людям (или вызывать у них) видения — и в то же время знакомы с нашей психологией весьма поверхностно. Они не умеют достаточно точно предсказывать наши поступки, а сами в большинстве случаев действуют стереотипно.

Все это, пожалуй, уравнивало шансы в борьбе. Смелость и находчивость (их, надеюсь, у меня хватит) не случайно веками ставились выше грубой физической силы. Длинный совершил огромную ошибку, показывая мне видения. Он был слишком уверен в себе — и это тоже сыграет против него.

Они могут играть на неожиданности, на человеческом страхе — но видения уже приучили меня к их «неожиданностям», и я в основном знаю, чего можно от них ожидать. Внезапное появление карлика в странной одежде может вызвать шок у неподготовленного человека — меня же их вид не пугает. Сердце, конечно, прыгает, я ведь все же не камень. Но это пустяки. И кроме того, дав заявку на моё участие в игре, они дали мне и возможность подготовиться к ней — хотя бы психологически. А сила воли, как известно, прекрасно может противостоять гипнозу. Главное — не дать им застать себя врасплох!

Я прошла мимо нескольких ячеек и вышла в центральный проход. В нескольких шагах от меня, на пересечении двух коридоров, стоял гроб. Я подошла к нему поближе и нахмурилась. Черт побери! Он весь был покрыт землей! Неужели эти сволочи обнаглели до такой степени, что даже не прячутся? Или они ЗАСТАВИЛИ меня увидеть землю?

Я подошла ближе и наклонилась над гробом. Нет, земля мне не померещилась. Она была довольно светлой, глинистой и сильно пахла сыростью. Такая наглость меня просто взбесила. Неужели дела в этом городишке зашли так далеко, что Длинный перестал скрываться? Да нет, не может быть!

Я снова пригляделась к гробу. Похоже, его выкопали только сегодня: земля на нем, хотя уже немного начала подсыхать, еще оставалась влажной.

И тут мне на плечо опустилась тяжелая мужская рука.

Я вздрогнула. Мне не надо было объяснять, кто это. Я знала все заранее и ничуть не удивилась, увидев знакомое бледное лицо. Передо мной был Длинный. Пустые прозрачные глаза смотрели на меня сверху вниз.

Майк представлял его довольно точно: плоский лоб, выступающий подбородок, безжизненность всех черт… И холод — жуткий холод, струящийся по воздуху вокруг его угрюмой фигуры!

Прикосновение Длинного вызвало у меня отвращение, я поспешила вывернуться из-под его руки. Нет, я не торопилась сбегать: мне хотелось рассмотреть главного врага получше.

Итак, холод, вытянутая фигура, седые тонкие волосы, достающие до плеч.

И взгляд — пустой и невероятно чужой. Нет, не только пустой. Я прищурилась, стараясь увидеть в его глазах хоть тень присутствия души — и вдруг меня охватил страх. В его глазах пряталась сила. Я не знаю, как ее назвать, но она способна была уничтожить одной своей огромностью.

«Нет! — прикрикнула я на себя, стряхивая ее воздействие. — Ничего этого нет! Он не сильнее любого другого человека!»

Все это заняло считанные секунды.

По лицу Длинного пробежала легкая тень.

— Похороны сейчас начнутся, — проговорил он глухим нечеловеческим голосом.

Его рука разжалась.

И тогда я поняла, что мне надо бежать. Просто поняла…

И я побежала…

Не знаю, внушил ли он мне эту мысль, или я сама пришла к такому решению, подсознательно уловив какую-нибудь вторую, побочную опасность. Мне лично предпочтительнее второй вариант. Так или иначе, едва почувствовав свободу, я удрала. Может быть, мне просто стоило обдумать все в более спокойной обстановке.

О булавке и о своем желании посмотреть на цвет их крови я вспомнила уже позже. Булавки не было у меня в руке — я потеряла ее, хотя совершенно не представляла себе, когда и как. Уже намного позже перед моими глазами видением предстал Длинный. Он стоял возле грязного гроба и рассматривал булавку. Похоже, он таки укололся: на ее кончике зрела капля.

Желтого цвета.

Длинный поднял булавку повыше, улыбнулся почти сладострастно и приоткрыл рот. Капля упала ему прямо на язык. Длинный облизнулся. Его синеватый язык высунулся изо рта и прикоснулся к булавке, слизывая остатки жидкости.

Желтая… Впрочем, это было всего лишь видение — а как я могла ему доверять?

ОТЕЦ МЕЙЕР

Пустота… Пьяная, тяжелая пустота окутывала меня. Я сидел дома и никак не мог вспомнить, как туда добрался. Я вообще ничего не помнил и не хотел помнить. Для меня больше ничего не осталось в этой жизни — только пустота и тьма.

Ночи… В них всегда скрывается нечто особенно мучительное. Мало того, что в это время суток силы зла властвуют почти безраздельно, — вместе с темнотой приходят и мысли, способные уничтожить в человеке все лучшее, превратить его душу в прах, не прилагая никаких усилий. Ночь — это время страданий и тягостных мыслей. Это время испытания души на прочность — и не я способен его выдержать… Ночью приходит страх. Он стучится в двери, скрипит паркетными дощечками, грызет потихоньку сердце и завывает ветром за окном.

Ночи… как я вас ненавижу! Меня спасает бутылка. Только она…

Я знаю, что спиваюсь, что обжигающая влага вытесняет из меня все человеческое, — и даже хочу этого. Я хочу забыться, прекратить свое существование, которое никому не приносит удовлетворения. Если бы я еще хоть что-то мог… Если бы мог!

Мне не жалко себя. Если бы мне подвернулся удобный случай, я бы отдал свою жизнь за что-то или за кого-то, но этот случай мне не дается. Иногда я дохожу до того, что начинаю его вымаливать…