Стражники почтительно поклонились и были удостоены благосклонной улыбкой — явление редкое, оттого непривычное. Белд и Велдон понятливо пошли прогуляться, когда увидели раннюю гостью. Джонатан бережно обнял мать, помог сесть в кресло и устроился на полу у ее ног. Он чувствовал перемены и дико боялся, что родной человек попросту сошел с ума.
С наслаждением перебирая черный шелк волос, Марджери шумно вдохнула и чмокнула любимого сына в макушку. Капитан вздрогнул, дела плохи…
— Радость моя, — мужчина совсем сник, — прости меня, если сможешь. Я так была не права, — задумчиво произнесла Марджери. — Не надо переживать так громко, я в своем уме, — легкий щелбан по лбу говорил капитану об обратном. Много лет назад, его мать, молодая и счастливая, могла себя так вести, но не сейчас.
— Мама, — с сожалением произнес Джонатан, касаясь ладонью щеки матери. Столько невысказанного крылось в одном произнесенном слове.
— Все хорошо, — накрыла своей рукой его ладонь, глядя в глаза. — Мы сделали столько ошибок. Давай не совершать новых? Элиз беременна от тебя? — строго спросила.
— Мама!! — капитан возмущенно поперхнулся. — Откуда?
— Так и думала, — кивнула своим мыслям. — Ты не мог, воспитывала тебя иначе. Дорогой, уж поверь, отвар от недомоганий беременности знает каждая роженица. Я хочу, — обняла ладонями его лицо, поворачивая к себе, — чтобы ты был счастлив. Женись хоть на колченогой выдре, главное, чтобы вот тут, — легонько коснулась глаз, — и вот тут, — ткнула пальцем в сердце, — горело от любви. Не соглашайся на меньшее, не обворовывай себя, сын. Я приму любую, кого приведешь. Приму с радостью, объятиями и улыбкой. Сделаю все, что в моих силах, а если буду мешать, отойду в сторону. Внук — это хорошо, когда он еще родится… Самое главное у меня уже есть — ты, мой любимый сын, — легонько чмокнула в лоб. Из глаз текли слезы.
— Я понял.
Капитан встал на колени и крепко обнял мать. Сухонькая, седая, Марджери сильно сдала. Куда он сбежит? На кого ее оставит? Вот уж глупости.
***
В коридоре Марджери столкнулась с бледной Любой, несущей кувшин. Запах был знаком. Дверь открыла служанка. Когда только успела прийти? Джонатан задумал глупость. Упрямое выражение, знакомое матери с детства собственного ребенка, горело огромными буквами на его лбу. Усмехнувшись, Марджери задумала шалость. Надо наглядно показать сыну кто есть кто. Больше сидеть и ждать у океана погоды женщина не собиралась. Время летит, не поймать. Пусть тратит его на молодую любимую жену, нежели на метания выбора.
Постучавшись, передала приглашение на завтрак Элиз. Невеста удивленно пучила глаза, пытаясь отказаться, прикрываясь необходимостью подготовки, но сдалась под действием пугающей мягкой улыбки душевнобольного, отразившейся на лице будущей свекрови.
Через пол часа на траве заднего двора стоял накрытый стол. Капитан во главе стола, рядом мать, невеста, Руперт, Велдон, Белд, секретарь, Джоан и … Люба.
— Милая, — тихонько вздыхала Марджери, — помоги старой женщине, — трясущиеся руки расплескали питье на скатерть. Люба аккуратно помогла отпить. — Сама попробую, — улыбаясь, забрала ложку, опуская в кашу. — Ешь, — обратилась к Любе, — потом некогда будет. Боюсь, придется весь день ходить со мной.
Белд держал лицо. Профессиональная выдержка. Капитан мечтал провалиться под землю от стыда. Он прекрасно помнил, как поругался с … любимой. Руперт и Джоан, сидящие рядом, тихонько вели беседу. Секретарь прикрывал рот ложкой, но предательская улыбка так и норовила вылезти. Элиз старательно изображала кроткую овечку, бросая влюбленные взгляды на жениха. Велдон покаянно смотрел в тарелку, словно прося прощения у каши. Джонатан мрачно смотрел на Джоан и понимал, что опоздал со своим выгодным предложением. Фальшь Элиз смердела прокисшими щами недельной давности. Люба искренне беспокоилась за Марджери, не замечая никого вокруг.
С тихим вздохом капитан понял посыл матери.
***
После завтрака Марджери попросила Любу остаться на кухне за главную и увела травницу. Две женщины неспешно шли рука об руку. На контрасте: служанка и госпожа. Охрана недоумевала молча.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Спасибо, — тихо произнесла Марджери.
Неторопливо рассказала о себе, умозаключениях и планах на будущее. Травница поделилась неожиданными подробностями и собственной историей, взяв клятву молчания. Стоя рядом с пропастью, две женщины породнились на крови, произнеся ритуальные клятвы. Океан одобрительно гудел внизу.
***
Люба
На душе было противно.
Тут еще Марджери поймала дзен и с видом блаженной ходила пугала сияющей всепонимающей улыбкой. Народ содрогался и обходил бочком. Все, кроме травницы, поймавшей ту же волну.
— Люба, — мать Мюррея подошла после завтрака на кухне, взяла за руку. — Прости, если сможешь, мое истеричное поведение, придирки, грубые слова… Спасибо за добро, что сделала для меня с сыном.
Хмуро оглядев с головы до ног, настороженно кивнула. Порой пробегает мыслишка, что женщина немного… мммм… повредилась умом от горя? Выходка капитана сильно отразилась внешне и внутренне. Травница взяла над ней негласное шефство. Вот и сейчас, ушли вдвоем подышать свежим воздухом.
Дела были выполнены. Посуда чистая, обед готовит Олаф. Элиз ушла к девушкам в казармы. Проводы, обряды, прихорашивания. Чтоб она там за корягу зацепилась и упала лицом в дерьмо… Нет, ей падать нельзя… Грусть, печаль.
Не зная куда деть себя, принялась перебирать запасы зелий и наткнулась на мазь, сваренную для шрама капитана. Утром его щека выглядела лучше, как — будто шрам стал меньше. Пошла собирать вещи. Тишина вокруг давила. Слезы настойчиво стучали изнутри, желая выйти на свободу. Вот еще, плакать из-за него! Не дождется!!! Вздернула нос.
Тоскливо выдохнула. Кого обманываю? Эти чувства сорняком проросли, намертво оплетя корнями сердце. Не вырвать, не вырваться. Не любит ведь она его.
Не лю-бит!
Сердито бросила сумки на пол. А я люблю!
— Вот и люби, молча, — буркнула сама себе.
Знала, что это не выход, но сил больше не было. Еще немного и просто разорвет от переживаний. Не придумав ничего умного, я пошла и… махнула стопочку из закромов. Юный алкоголик в моем лице поморщился, передернулся, тяпнул вторую. После третьей стало… Хо-ро-шо! Мир приобрел яркие краски. На губах появилась улыбка. Захотелось чего-нибудь отчебучить напоследок. Прихватив бутылочку, пошла на кухню. Пьяный мозг понимал, надо закусить хоть чем.
Четвертая, пятая… Что-то прожевала. Глаза блуждали по стенам. Прорезавшийся внутренний голос твердил, что не надо сдаваться! Где это видано, чтобы я опускала руки?! Пффф!!! Не дождутся! Сейчас пойду и расскажу ему, кого потерял! Пусть потом локти кусает ночами в холодной супружеской постели! Именно холодной, Элиз ее греть не собирается.
Хотелось высказать все-все-все! Только он так долго слушать не станет. Кому понравится, чтоб его ругали? Решение пришло неожиданно. Рядом захихикали. Огляделась… Ууууу… Привет, белочка. Это ж я смеюсь. Похлопала себя по щекам.
— Соберись, Люба! Щас я ему покажу… троянского коня!
На подносе исходил ароматом взвар, рядом расположилась баночка варенья — замануха. В питье была добавлена лошадиная доза обездвиживания — остатки запасов со времен лежачих больных в этом доме. Ну и мазь захватила. Пока буду ругать намажу заодно. Свадьба. Надо быть красивым, все дела.
Я понимала, что творю дичь… Но лучше так, чем выть от боли, забившись в угол. Выговорюсь и уйду. Донести все это и не упасть было сложно, но я героически справилась. Толкнула дверь в кабинет.
— Люба? — ужаснулся капитан, вставая из-за стола. — Что с вами? … Вы… напились?!! — затрепетали ноздри.
Еще немного и его разорвет от удивления. Нахмурилась. Точно, не постучалась… Дурында. Надо срочно исправлять ситуацию.
— Добрый день, — аккуратно склонила голову. Не упасть бы. — Я принесла варенье. За завтраком вы выглядели парши… озабоченно, — исправилась на лету. — Вот, последняя заначка. Подарок, — чуть не ляпнула «свадебный».