— Делаю, — спокойно отозвалась травница.
— Марджери, — нервно выдохнула невеста, пригладив волосы на голове, — вы хотите мне что-то сказать?
— Оставь, она еще не с нами, — дернула плечом старуха, пододвигая к девушке чашку.
Торопясь, обжигаясь, Элиз жадно пила большими глотками. Горячие струйки текли за шиворот помятого платья. Глухой стук чашки об стол.
— Еще! — нахмурилась Элиз.
— Налей, там, — пальцем показала старуха на кувшин в стороне, занимаясь приготовлением завтрака.
Наплевав на непочтительный тон, Элиз любовно огладила глиняный бок и счастливо ушла не прощаясь. Как только стихли шаги, Марджери отмерла, заинтересованно принюхалась, заторможенно пододвинувшись, дотянулась до пустой тары и, принюхавшись, вылила последнюю каплю на высунутый наружу язык. Кивнула самой себе и снова притихла, погружаясь в коматозное состояние, как улитка в раковину.
— Это пока секрет, — приложила палец к губам травница, на что получила осмысленный кивок.
Внутри матери капитана происходила глобальная перестройка. Сил быть прежней не было, как и желания.
Приходил Велдон. Проверил Марджери, подлечил. Стоя на коленях, попросил прощения. Гладя по руке, с затаенной грустью пообещал, что скоро все будет хорошо. Отвесил поклон в пол травнице:
— Простите меня… и спасибо за все, — ушел.
Пришла Люба. Удивилась гостье, поздоровалась, споро начала помогать старухе. Наверху раздались голоса, шаги. Обитатели дома проснулись.
Ветер рисовал затейливые узоры на зеленом шелке колышущейся высокой травы за одной из казарм. Бросая увлекательное занятие, периодически подлетал к девушке, сидящей на кособоком чурбачке в коконе из тонкого одеяла, дул на лицо, от чего темные завитки волос смешно топорщились в разные стороны, выбившиеся из косы. Шоколадные глаза с тревогой смотрели в даль.
— Не спится? — обозначил свое присутствие бледный Руперт.
— Ага, — заторможенно отозвалась девушка, медленно выплывая из собственных мыслей. — То есть, простите…
— Не надо, — мотнул головой мужчина, останавливая девушку и ненужный этикет. — Самому тошно.
Отряхнув от земли, поставил второй чурбачок вертикально. Присел. Достаточно близко, чтобы вести тихую беседу, достаточно далеко, чтобы не нарушать личного пространства.
— Ничего, если я тут…? — дал возможность решить девушке.
— Конечно, — отозвалась Джоан. — Амран, — чуть усмехнулась, — поразительное место. Многое наносное… стирается. Привычное воспринимается под другим углом. Люди действительно счастливы. Рада, что довелось побывать здесь, пусть и на короткое время. Будет чем утешиться после побоев мужа, — по инерции произнесла мысли в слух. — Ой, простите. Все не так, — осознала, что сболтнула лишнего. Порывисто вскочила, от чего одеяло упало на пол, открывая вид на домашнее платье, выгодно облепившее изгибы женского тела. Нервно кусая губы, девушка лихорадочно придумывала, как выпутаться из щекотливой ситуации, сжимая кулаки.
— Все хорошо, — Руперт осторожно накинул одеяло на плечи, аккуратно кутая девушку, чтобы не застудилась. Успокаивающе поглаживая по предплечьям, произнес, — я никому не расскажу.
Джоан металась, не зная, можно ли доверять. Справедливо рассудив, что капитан не станет держать около себя мерзавцев, расслабилась и только тут поняла, как непозволительно близко стоит к мало знакомому мужчине. Красный цвет окрасил лицо и шею. Руперт одернул руки, а после и вовсе спрятал за спину, делая шаг назад. Присели. Слово за словом, Джоан рассказала немного о себе, Руперт о себе. Увлеченные диалогом, они не заметили пятящегося задом секретаря, осторожно крадущегося на носочках. Отойдя на достаточное расстояние, парень небрежно прислонился плечом к стене, делая вид, что кого-то ждет. Приветственно кивнул. Часовые повторили жест, проходя мимо, продолжая утренний обход территории.
Золотыми дисками светила величественно поднимались из-за горизонта.
***
Черные глаза не встречали рассвет. Под землей вообще темно. Затянувшаяся рана на голове дергала и пульсировала. Рядом тряслась обугленная землеройка, обгадившаяся под себя, не спавшая все это время из-за страха быть съеденной. Уловив движение открывшихся ресниц, мелкая тварь быстро и топорно слила информацию по каналу подчинения. Принимающая сторона обалдела от количества, содержания, была обессилена, дезориентирована — ментальная привязка лопнула. Издав ликующий визг, землеройка рыбкой нырнула вверх, на сверхсветовой скорости разрывая землю. Сквозь вертикальный, глубокий канал поступил свежий воздух. Заголубел овальный кусочек неба. Тяжело вздохнув, черные глаза выбрались наружу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Иметь все и так глупо потерять… Дежавю.
Месть превратилась в развлечение, потерялась концентрация. Об открытом нападении можно было забыть. Все привязки слетели, в том числе связь с ядом. Человек непонятно как освободился. Проклятая птица… Выпустить кишки и бросить на растерзание мелкому зверью…
Исцеляющая волна колючей рябью прошлась сверху вниз. Запасы сил, почерпнутые из человеческих жертв, закончились. Придется лезть по скалам вверх, вслепую заходя с тыла по запаху преследуя цель.
Но сначала пожрать.
***
Раскорячившись на полу в уборной, Элиз блевала, содрогаясь всем телом. Казалось еще немного, и полетят внутренности. Когда закончилось, резким движением головы откинула волосы назад, брезгливо вытерла рот. Трясущимися руками вцепилась в края ванны и с наслаждением, прямо в одежде, легла в наполняющуюся холодной водой ванну, устало откинув голову на борт.
— Теперь никто не усомнится, — рассмеялась каркающим смехом.
Идеальный план дал осечку — вместо нормального ребенка, внутри росло…отродье. Девушка не понимала, когда успела заразиться, но точно представляла чем. Тут уж не до жиру, выжить бы. Элиз скривилась. Теперь так: свадьба, брачная ночь, выкидыш. Уж это в ее силах. Надо только продержаться. Являть миру ассимилировавшегося монстра Элиз не собиралась. Статуса вдовы достаточно, чтобы свободно жить… Просто жить.
Злая, темная сущность внутри мистическим образом считывала мысли молодой женщины, но не могла повлиять на исход, оттого бесновалась как могла: тошнило, бросало в жар, эмоции выходили из берегов.
Элиз убрала со лба прилипшую от пота прядь волос. Ничего не помогало. Тем неожиданней оказалось действие отвара Любы: отродье заснуло, а проснувшись — озверело. Старуха сварила зелье из тех же трав — мимо. Вывод один: дело в Любе, ее особой магии. Как лекарь, Элиз подметила проснувшуюся искру в кухарке, что само по себе в ее возрасте было неожиданностью.
Эту информацию можно выгодно продать старшему рода в обмен на самостоятельную жизнь. Перспективы использования дара Любы необозримы. Отобрать, развить, подсадить, несколько сотен экспериментов и можно менять правящую династию. Те, в чьих силах будет оружие против тварей, смогут все.
Единственное, чем Элиз поможет Любе — поставит условие, чтобы кухарка осталась цела, невредима и в своем уме. Почему? Впервые в жизни ей было кого-то жаль. Вот так любить, самозабвенно, жертвенно… по-настоящему. Редкость.
— Хвала богам, меня обошла сия участь, — прошептала невеста капитана.
Зависеть от других молодая женщина не собиралась. Передав стражнику возле покоев приказ немедленно привести кухарку, Элиз отошла к окну. Сжав кулак, посмотрела на него с разных сторон. Мое, моим и останется.
Учуяв вошедшую Любу, отродье злорадно послало мощную волну дурноты. Элиз вывернуло в окно. Кухарка бледным пятном стояла посреди комнаты.
— Пожалуйста, — попросила Элиз, выпрямляя спину, чтобы сохранить хотя бы остатки гордости, — принеси свой отвар. Свежий. Побольше… Скоро свадьба, не хотелось бы оконфузиться… на церемонии.
***
Уловив момент, когда травница утешала вернувшуюся в слезах Любу, Марджери неслышно выскользнула из кухни, направившись к сыну — поговорить.
В голове и в теле было легко и спокойно. Теперь женщине нравилось молчаливо созерцать, восхищаясь творениями богов, самим течением жизни в каждой детали, будь то человек или движение облаков на небе. Марджери понимала, что скоро окрепнет и вновь придется влиться в ритм, но теперь это будет совершенно другая мелодия.