Был вечер, солнце уже готовилось опуститься за горизонт. Несколько иностранных пар вышли прогуляться в сад, чтобы понаблюдать, как небо окрашивается в нежно-оранжевые и пурпурные тона. Они показались мне такими же чужими, как, видимо, и я им. Я был обнажен по пояс, дхо-ти порвался в неравной борьбе с колючими растениями, а ноги выглядели так, будто я пешком добрался сюда из Сибири. Я сел за ближайший столик, пытаясь решить, что делать дальше, и проверил сумку желаний на предмет завалявшихся монеток. "Ну пусть там найдется хоть что-нибудь!" — прошептал я, глядя, как улыбающийся официант в дурно сидящей униформе приближается к моему столику. Что я говорю? — подумал я. Он дал мне сумку и должен был позаботиться, чтобы в ней что-то было! Сколько может стоить чай в подобном месте? И тут я нашел замусоленную банкноту в пять рупий. Неужели она была там с самого начала? Если была, то я должен был отдать ее велорикше.
Вдруг я услышал знакомый голос с незабываемым акцентом, звучавший прямо позади меня. Я прислушался. "Ледяной дворец..." — услышал я. Неверными шагами я обошел столик, за которым сидел молодой человек вместе с парой англичан и уставился на него. Он изменился.
— Да? — спросил он, улыбаясь. — Баба? — Он всегда был очень вежливым.
— Судно, — сказал я.
— Судно? — не понял он.
— Ну, знаешь, паром от Карачи до Бомбея? — промямлил я. — Семь, может, восемь лет назад.
Это точно он.
— Конечно! Ты тот самый американец. О Господи, как я рад снова видеть тебя! — сказал он, вскакивая. -А ты совсем м-м-м, совсем как местный. — Он засмеялся и обнял меня. — Только не говори мне, что все это время провел в Индии. — Его улыбка была заразительной.
Если бы я встретил его на улице, то прошел бы мимо, не узнав. Исчезли длинные черные волосы, усы д'Артаньяна, исчезла ярко-оранжевая рубашка и шлепанцы из "Тысячи и одной ночи". Теперь Картуш больше был похож на цыгана, продающего подержанные автомобили. Его волосы были напомажены, короткие усы выглядели так, будто их каждый день тщательно расчесывали щеткой. На нем была цветистая рубашка из полиэстра, брюки-дудочки и кожаные туфли.
— Вижу, ты больше не пытаешься стать баба, -сказал я ему.
— Торгую кристаллами кварца, — ответил Картуш. — Здесь, в Джайпуре, они очень дешевы, а в Лондоне их неплохо покупают. Целительные кристаллы теперь в большой моде, — объяснил он. — Так же, как всякие гуру йога и прочее...
Его сильный французский акцент смягчился, чувствовалось влияние Лондона. Глаза не глядели на меня прямо, но тем не менее Картуш внимательно меня рассматривал.
— Ну и как, камни помогают? — спросил я.
— Они думают, что да, — ответил Картуш и пригласил меня пожить несколько дней вместе с ним, пока он не закончит закупку камней.
Хотя я совсем немного общался с Картушем более семи лет назад, я чувствовал к нему большую привязанность. Из всех людей на Земле, которых я знал, я не мог бы наткнуться на более подходящего человека. На самом деле, я только сейчас начал понимать, какое влияние оказал этот человек на мою жизнь. Сам того не понимая, я пытался подражать ему, не его мыслям, предпочтениям или привычкам, с которыми я был незнаком, но самой его личности или, скорее, моему представлению о ней. Годами я выстраивал отношения с человеком, который существовал лишь в моих мыслях. И вот Картуш передо мной, совсем не такой, каким он жил все это время в моем воображении.
— Так почему ты так и не стал баба? — спросил я его, почему-то чувствуя себя преданным.
— Я не был готов к аскезе, — ответил он. — Я люблю вино, женщин и песни. Это был великолепный опыт, но теперь у меня есть другие дела. — И тут Картуш широко улыбнулся.
В ту ночь на корабле я очень серьезно отнесся к его словам. Записи, сделанные в моем дневнике, стали основанием, на котором я построил свою жизнь среди садху. Я вспомнил о матери, которая рассказывала в свое время об одном из специалистов по воспитанию детей, который в середине пятидесятых читал лекции и даже написал книгу. Моя мать посетила несколько его лекций, а потом прочитала книгу. Ее так впечатлили его знания и понимание детской психологии, что она применяла его теории на мне. Через некоторое время психолог неожиданно исчез, и она встретила его на какой-то вечеринке много лет спустя, когда я уже стал совсем взрослым. Мать спросила его, почему он не продолжил читать лекции и писать книги, как это сделал доктор Спок. Психолог ответил, что обнаружил, что его теории не работают, и потому сменил профессию на биржевого брокера.
У Картуша была память не хуже, чем у компьютера, поэтому, когда я напомнил ему про ночь на корабле, он вспомнил гораздо больше подробностей, чем я мог себе вообразить. Он помнил мою вышитую наплечную сумку и афганский чилим, украшенный кусочками разноцветного стекла, которые выглядели как настоящие драгоценности. Обе эти вещи давно исчезли как из списка принадлежащих мне вещей, так и из моей памяти.
Картуш был впечатлен моим владением хинди даже больше, чем рассказом о прошедших семи годах. Я рассказал ему о Хари Пури, о времени, проведенном рядом с Амаром Пури, о других баба, которых я повстречал, и о переданных мне учениях. Мои истории его порадовали, и он сказал мне, что я продвинулся в деле становления баба гораздо дальше, чем он сам.
— Почему ты послал меня именно к Хари Пури? — спросил я его.
— Я дал тебе список в пять страниц длиной, -ответил Картуш, кладя деревянный ящик, полный разных камней, к себе на кровать. — Это ты сделал выбор.
— Ну хватит, Картуш, — фыркнул я. — Ты же знаешь, что это не так. Я никогда не сомневался, что ты направил меня именно к нему. Может, ты и не говорил о нем много, но из того, что ты рассказывал о Гуру Джи, все и так было понятно. Ты знал, что я отправлюсь именно к нему.
— Подожди. Рам Пури, — в первый раз Картуш назвал меня именем, данным мне при посвящении.
Он присел на кровать рядом с "сундуком сокровищ" и взглянул мне в глаза. — У тебя есть какая-то проблема? — спросил он с неподдельным участием. — Ты кажешься самым счастливым человеком в мире. И все же я слышу в твоем голосе какие-то странные нотки.
— Да нет никакой проблемы, — соврал я. -Я просто хочу дать понять, какое влияние ты иногда имеешь над другими. Знаешь ли ты, каковы эти люди, к которым ты меня послал? — спросил я.
— А что, ты бы предпочел, чтобы я отправил тебя к крестьянам? — удивился он.
— Нет, — ответил я. — Но тебе не кажется, что ты был в этом несколько, как бы сказать, безрассудным?
— Мы оба безрассудны, Рам Пури. Ты легко смог бы найти себе Гуру в Муктананде или даже в Махариши Махеш Йоге, но я знал, что это тебе просто не подойдет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});