Читать интересную книгу Риск.Молодинская битва. - Геннадий Ананьев

К обеду, когда уже совсем стало ясно, что болезнь от­ступает, Владимир Андреевич сломался. Ну, а как он присягнул, тут уж никто не осмелился дальше стоять на своем. Дьяк Михайлов пошел к Ивану Васильевичу с ра­достным известием, не взяв с собой никого больше. Чтоб с глазу на глаз обо всем, что происходило в трапезной, рассказать со всеми подробностями.

Присмирела трапезная. С трепетом ждали бояре-кня­зья слова царского. Кто-то надеялся, что слово это согре­ет душу, окрылит, ну а упрямцы с боязнью поглядывали на дверь, не появятся ли стрельцы из Казенного двора.

Нет. Пронесло. Дьяк Михайлов, вернувшись, успоко­ил всех:

— Государь благодарит Бога, что не взял к себе преж­де времени, а вам всем шлет ласковое слово и велит вся­кому править свою службу. Обиды, сказал, ни на кого не держит.

От обета своего Иван Васильевич не отказался, и хотя многие пытались отговорить царя, он, как только окон­чательно поправился, собрался всей семьей на покаянное богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. Воево-дить над сопровождавшей его ратью велел князю Михаи­лу Воротынскому. Не очень-то тому хотелось участвовать в зряшной, а для наследника даже опасной долгой поезд­ке, но разве откажешься?

Сопроводил, однако, князь Михаил Воротынский цар­ский поезд только до Яхромы. Там поезд догнал гонец от воеводы Никифора Двужила с тревожным известием. Оно было настолько значительным, что князь поспешил с до­кладом к государю, несмотря на ранний час, хотя предпо­лагал, что тот может разгневаться за неурочное появление.

Иван Васильевич, поднятый с постели, встретил его сердитым вопросом:

— Иль стряслось что страшное?

— Пока нет. Но вести тревожные. Весьма тревожные. От Крыма угроза. Не мирятся разбойники, что Казань под твоей, государь, рукой.

— Неудивительно это. Рассказывай, какую весть по­лучил.

—Девлет-Гирей, кипя злобой, затевает коварное: го­товит тебе, государь, шертную грамоту, предлагая друж­бу, сам же собирает тумены для удара по пятигорским черкесам, твоим, государь, друзьям, кому ты грамоту по­сылал, что станешь их защищать. На украины твои, го­сударь, нынче большой рати не пошлет, но несколькими туменами собирается разорить Рязань, Тулу, Белев с Одоевым и Козельск. Если же дары от тебя, государь, бу­дут, не пустит тогда тумены на твои украины.

— Дарами спокойствие покупать не станем! — сер­дясь, отрубил Иван Васильевич. — Силой заставим Девлетку хвост прижать! — потом спросил с недоверием; — А не зря ли пугает тебя доброхот крымский?

— Нет. Ни разу еще неверности от него не приходило.

— Тогда так: нужда есть тебе поспешить в Москву. Пе­редашь мое слово Разрядному приказу, чтобы полки Окские предупредил и главному воеводе весть послал. А сам — в Одоев. За верховье Оки ты в ответе. Полков не даю, дру­жинами да сторожей управляйся. Если уж невмоготу ста­нет, пошлешь гонца главному воеводе в Серпухов.

— Детей боярских твоего, государь, полка оставлю под руку стремянного моего Фрола Фролова. Деловит, смышлен и службу правит исправно.

— Коль исправно, пусть воеводствует в пути.

Когда Фрол узнал, что остается за князя, так неска­занно обрадовался, что Воротынский даже усомнился, разумно ли поступил, передав ему в руки власть, но ни­чего уже не исправишь, нужно спешно собираться в путь. Благо, Дмитровский тракт наезжен.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Вот уже третий день князь Михаил Воротынский с Никифором Двужилом, Николкой Селезнем и сыном Ни-кифора Косьмой объезжал засечную линию и сторожи, которые стояли еще прежде того, как Одоевская земля была жалована Воротынскому, и те, которые начал он строить за рекой Упой, но не успел завершить, отозван­ный царем для подготовки похода на Казань. С этой, но­вой засечной линии и начал осмотр.

Сторожи стоят — любо-дорого. Крепостицы, а не сторо­жи. Не тыном обнесены, а городней, да еще с козырьком, где устроены частые бойницы, более для рушниц приспо­собленные, чем для лучников-самострельцев. Над стена­ми — шатровая крыша, а по всем четырем углам вежи из двух, а то из трех ярусов. В вежах — пищали затинные.

— Пищали нужны ли? — засомневался князь Воро­тынский. — И откуда взяли? Не ведаю, чтоб царев Пуш­карский двор вам отряжал пищали и пушкарей.

Сразу два вопроса. Первый о смекалке и мудрости во­енной. Как считал Воротынский, сторожам в осаде си­деть лишнее. Как ни упирайся, а конец один — гибель. Стоит ли ловких лазутчиков губить ни за понюх таба­ка? Дело сторож сведать о вражеском войске, определить направление его пути, немедленно дать знать о том князю-воеводе, потом уже, по его воле, либо лазутить, либо языков доставлять. И еще одно важное: оборону города усиливать. Заметное подспорье дружине, когда со всех сторож казаки, дети боярские и стрельцы съе­дутся.

А может, что-то новое предложит Никифор? Его вы­думка, не иначе.

Но Двужил указал на сына:

— Его, князь, пытай. Сторожи он ставил. Они и те­перь под его началом. Я старые сторожи в божий вид при­водил, у сына ума заняв.

Вот так проверил Никифор своего сына на прочность и дает возможность князю самому убедиться, достоин ли сын отца. .

— Не менял я урочного вашего повеления, — принял­ся объяснять Косьма. — Верно, сторожам нет нужды в крепостице нападения ждать, обретая себе гибель. Толь­ко я так рассудил: а ну нежданно-негаданно ворог под­ступит. Пока гонцу удастся выскользнуть да весть воево­де доставить, держаться нужно. С пищалями же, князь, спорей дело пойдет. И так еще скажу: город ню чуток дольше ладить, зато за козырьком в любую сторону пере­бегай, где особенно густо полезут. А крыша? Понятно, под ней всегда лучше. И от дождя, и от солнца.

— Но пищали не у татар же отняли?

— Нет, конечно. В Тулу я сбегал. Так, мол, и так. По­могите. Себе же, говорю им, на пользу. Вне урока они от­лили. Кружалы еще для ядер дали. Колупы для дроба. Кузнецы твои, князь, теперь сами работают и ядра, и дроб. Зелейный двор тоже свой. А пищалей наготовили не только для новых сторож, но и для старых. Пушкар­скому мастерству в Туле же обучили по доброй воле тех,

кто пожелал. Из стрельцов в основном.

Вот так. Все предусмотрел. Молодой, да ранний.

Когда же князь Воротынский поглядел волчьи ямы, сделанные так умело, что, не зная их, ни за что не распоз­наешь, подумал:

«Если Никифор свой военный разум сыну передал, за­мены лучшей старику не сыскать».

Прежние сторожи, что от Поля стоят, тоже перестрое­ны на новый лад. Вокруг — городня. С вежами по углам. Конюшни теплые и просторные, с запасом' сена и овса. Дом для стрельцов, казаков и детей боярских ладно сруб­лен, светел и просторен. Для сна — не нары, а каждому свое ложе по единому образцу.

Никифор Двужил пояснил:

— Столяров сын собрал. А как они на новых местах все поделали, сюда я их перевел. Лишь на двух сторожах на­ры остались. Столяры сейчас там. К осени управятся. — И добавил: — Сын мой намеривался еще и перегородки ставить, только я отсоветовал. Оно, конечно, уютней, но если тревога какая, стучи в каждую дверь. Времени сколько уйдет. А когда все вместе, гаркни только — мерт­вый на ноги встанет.

— Молодцы, — похвалил князь Воротынский. — Обо всем подумали.

— Мы и службу малость подладили, — осмелев, при­знался Двужил. — Стоялым головам повелели сменять сторожи чаще, а станицы в Поле слать не от сторож, тем только дозорить у засек, а самим станичным головам. И чтоб смена шла в Поле. В указанных местах. Без разрыва

теперь лазутится Поле.

— Не на одном бы месте станицы менять.

— Смекнули. Голова всякий раз место новое опреде­ляет. В засаду иначе можно угодить.

Куда как с добром. Теперь стоит только появиться ту-менам Девлет-Гирея или даже малому войску во главе с каким-нибудь мурзой, ему, князю, сразу станет извест­но, будет время подготовиться к встрече. Это радовало. Превосходно, когда беспрерывно станет под оком лазут­чиков все Поле. Всю весну и все лето.

А вот частая смена на сторожах вызывала сомнение. Месяц, и то срок не велик, а тут — две недели. Ладно ли?

— Помнишь, князь, отписку о земле? Ты же согласил­ся…

Верно, просил Двужила оделить землей всех детей бо­ярских, стрельцов и казаков, отписанных к новым сторо­жам, поселив их кучно в городках или станицах круп­ных, чтоб поселение на две сторожи, а то и на три. Про­сил и тем, кто и на прежних сторожах дозорил, подба­вить землицы — поддержал тогда просьбы стремянного Воротынский, более того, распорядился, чтобы тем, кого главным смены на сторожах воевода определит, четей178 по десять выделил бы добавочно; но разве то доброе дело стало помехой службе?

— Нет, князь. Смены расписаны полюдно. У каждой — своя сторожа, обвыкать нужды нет, зато и землю служилые блюдут отменно, имея от нее сверх оклада царева знатный прибыток, и дозорят отменно. Я их предупредил: за неради­вость не то что на четырехнедельную смену возверну, но и двухмесячную определю. Бдят отменно, чего Бога гневить. Ни одна сакма за то время, пока ты при царе состоял, не по­гуляла без наказания. Погибло в сечах всего два стрельца, ранены дюжина казаков и двоих в плен татары заарканили. Крымцев же побили знатно, полон тоже велик.