было бы мало.
– Она красива и чиста, как розовый бутон, – объявил Манчино и опустил руку со скребницей в воду.
– И ростом высокая, и цвет лица у нее свежий, не какая-нибудь бледная немочь. Ничего не скажешь, девушка мне по нраву. Вы бы хоть намекнули, в которую церковь она ходит к мессе, а?..
– Значит, вы не только меня, но и Господа Бога сводником сделать решили? – вскипел Манчино.
– Сводником? – возмущенно воскликнул Бехайм. – Сударь! Имейте уважение к святым вещам! Надеюсь, мессу-то послушать не возбраняется? Или и тут от вашего брюзжания спасу не будет? Сводничество! С чего вы взяли? Я хочу вернуть ей платочек – она его утеряла, а я подобрал.
Он достал из кармана платочек льняного «боккаччино» и сунул его Манчино под нос.
– Да, платочек и правда ее. – Манчино осторожно взял платочек мокрыми пальцами. – Я сам подарил его ей на именины со скляночкой душистой эссенции. Значит, она его обронила.
– Совершенно справедливо, и вы могли бы вернуть ей этот платочек с приветом от того, кто шел следом за нею, – предложил Бехайм. – Не стану отрицать, я бы с удовольствием повидал ее снова, очень она мне понравилась, и как знать, может, я тоже ей приглянулся. Только вот исчезла в один миг. Что она себе думает? Что у меня есть время бегать по всему Милану, разыскивая ее? По всем церквам да рынкам? Нет, я в Милане делом занимаюсь, мне не до поисков, так и скажите моей Аннетте!
– Кому, вы говорите, я должен сообщить, что у вас в Милане дела? – переспросил Манчино.
– Моей Аннетте, кому же еще, – ответил Бехайм. – Или ее зовут иначе? Могли бы, в конце концов, и назвать ее имя.
Манчино пропустил эту просьбу мимо ушей.
– Значит, пойдете к Боччетте и потребуете свои деньги? – осведомился он.
– Да, пойду и потребую, – с апломбом подтвердил Бехайм. – Завтра или в какой-нибудь другой день пойду к нему и улажу это дельце. Что же до девушки, которую мне, надо полагать, увидеть не суждено…
– Вы ее увидите, – сказал Манчино, и печаль на его лице уступила место злости. – Да, ведь я этому не могу воспрепятствовать. И запомните, что я вам скажу: боюсь, для девушки это кончится плохо. Но тогда и для вас тоже, вот что я скажу. А может быть, и для меня.
Глава 5
Д’Оджоно сказал правду: дом «У колодца» выглядел до крайности запущенным, казалось, он уже много лет стоит пустой, необитаемый, крыша худая, балки прогнили, труба обвалилась, штукатурка на стенах облуплена, кладка вся в трещинах, и сколько Бехайм ни стучал и ни звал, дверь оставалась закрыта. И когда он этак вот стучал, и ждал, и звал, и стучал, и опять звал, и опять ждал, взгляд его ненароком упал на зарешеченное оконце над дверью, и в этом оконце он увидел лицо, оставлявшее впечатление такой же запущенности и обветшания, как и дом, небритое и нечистое лицо мужчины, который внимательно наблюдал, как он до крови разбивает себе пальцы о запертую дверь.
– Сударь, что это значит? Почему вы не отворяете? – возмутился Бехайм.
– А чего вы расшумелись, вдобавок на чужой земле, и вообще, кто вы такой? – в свою очередь спросил тот.
– Я ищу некоего Боччетту, – объяснил Бехайм. – Бернардо Боччетту. Мне сказали, его можно найти в этом доме.
– Все ищут Бернардо Боччетту, – проворчал человек в окошке. – Очень уж многие ищут Бернардо Боччетту. Покажите, с чем пришли, тогда и впущу.
– С чем я пришел? – удивился Бехайм. – С чем, черт побери, я должен прийти, чтоб вы меня впустили?
– Коли вам нечего оставить в заклад, идите своей дорогой, – посоветовал человек в окне. – Под простое ручательство здесь ссуду не дают. Или, может, вы пришли выкупить заклад? Тогда вы не вовремя, приходите после обеда.
– Сударь! – сказал Бехайм. – Деньги я брать в долг не собираюсь и закладов у вас не имею. Я хочу повидать господина Боччетту, и больше ничего.
– Повидать господина Боччетту, и больше ничего? – повторил человек в окне, явно с немалым удивлением. – А зачем вам нужно видеть этого господина Боччетту, ежели вы, судя по всему, не испытываете ни нужды, ни стесненности в деньгах? Какая вам радость на него смотреть? Ну увидите – и что? Ведь Боччетта – это я!
Не веря своим ушам, немец отступил назад и вновь присмотрелся к запущенной внешности и потрепанным чертам этого человека, который некогда принадлежал к флорентийской знати. Потом он поклонился и сказал:
– Меня зовут Бехайм, и должен я, сударь, передать вам поклон от моего батюшки, Себастьяна Бехайма, коммерсанта в Мельнике. Он будет рад услышать, что я побывал в вашем доме и нашел вас в добром здравии и благополучии.
– Бехайм? Себастьян Бехайм?! – пробормотал Боччетта. – Да, сударь, ваша правда, он будет вам благодарен за любую малую весточку от меня, ведь нечасто доводится слышать о друзьях. Передайте ему, стало быть, что на здоровье я не жалуюсь, хвори не одолевают, только вот иные обстоятельства… вы и сами знаете, какие нынче времена – войны, дороговизна, к тому же зависть людская да зложелательство, сплошной обман кругом, хочешь не хочешь, а терпи и мирись с невзгодами, так повелел Господь, такова Его воля, и никому не ведомо, не принесет ли завтрашний день еще что-нибудь похуже. Так вот, передайте вашему батюшке…
– Сударь! Вы что же, не хотите меня впустить? – перебил Бехайм.
– Отчего же? Сейчас-сейчас, – сказал Боччетта. – Вы, стало быть, сын Себастьяна Бехайма. Да-а, наверно, великое счастье оставить на свете сына, мне в этом было отказано. Ну хорошо, стало быть, передайте вашему батюшке, когда будете рассказывать обо мне…
– По-моему, вы собирались впустить меня в дом, – заметил немец.
– Ох, правда, а я стою тут и болтаю! Минуточку терпения… ключ куда-то запропастился… Да, кстати, вот беда: в доме нет ни вина, ни фруктов, ни другого угощения, а ведь гостя надобно попотчевать, оказать ему честь, как положено. Может, в таких обстоятельствах вы предпочтете, чтобы не срамить меня, прийти в другой раз, когда я получше подготовлюсь?
– Нет, сударь, – решительно объявил Бехайм. – Я, конечно, не отказался бы от кувшинчика доброго вина, но, поскольку издавна мечтаю потолковать с вами, откладывать эту беседу мне без нужды не хочется, а то, глядишь, что-нибудь помешает, никогда ведь не знаешь, что принесет грядущий день, как вы только что справедливо отметили. Поэтому будьте любезны, впустите меня в дом, не заставляйте стоять у дверей.
Лицо исчезло из окошка, послышались шаркающие шаги, звякнула цепочка, скрипнул ключ в замке, и на пороге появился Боччетта, с новой отговоркой на устах:
– По утрам я обыкновенно занимаюсь делами, вот и подумал…
– Что ж, можно и о делах потолковать, – оборвал его Бехайм и вошел в дом.
Помещение, куда Боччетта провел