— Не могу сказать, что всегда скрывался. Кое-какие слухи обо мне то и дело просачивались, но я всегда мог исчезнуть, а вернуться только тогда, когда все люди, знавшие обо мне, умрут своей смертью. Что же до Виньера, то он наверняка слушал солдатские байки, в детстве ему рассказывали сказки о тайном убийце, кое-что обо мне знала секретная служба, к которой он имел отношение. Меня, как вы изволили заметить, отличает одна особая примета, которую я изменить не могу, и это подробно оговаривалось в сказках. А потом он слышит от посторонних лиц, что его преследует некий Келд, человек с глазами разного цвета, который нанялся его убивать. Что он подумает в таком случае?
— Как я понял, он человек неглупый и умеет сопоставлять факты.
— Именно, а когда он их сопоставил, сделал непреложный вывод, что Келд из сказок и человек, что за ним гонится, — одно и то же лицо. Если обычную погоню он мог подкараулить, а потом спокойно зарезать, то в столкновении со мной спасение только одно — быстрый бег. Впрочем, это тоже неверно.
— ???
— Бег тоже не спасёт, — объяснил Келд. — Если мне кого-то заказывали убить, я всегда выполнял, бег и прятки дают только незначительную отсрочку.
— Что же, — спокойно сказал Колесов. — Вы, так сказать, потерпели неудачу, к тому же, как сами уточнили, не имели твёрдого намерения убивать Виньера. Так.
— Я же сказал, сперва нам следовало поговорить, вполне вероятно, что после этого мы бы подружились. Я не от хорошей жизни отправился в погоню.
— Вы можете дать слово, что, будучи развязанным, не попытаетесь сбежать и никому здесь не причините вреда?
— Да, — ответил Келд, после секундной паузы. — Даю слово. Никаких страшных клятв применять не буду, вам они ни о чём не скажут, пусть это будет честное слово убийцы.
— Тогда я так и поступлю, но после этого вы будете много и подробно рассказывать.
— О чём?
— О себе, о том, кто вы, откуда родом, когда родились, какими способностями обладаете, как их получили. Последнее мне особенно интересно.
— Я расскажу, но у меня будет ответная просьба, пообещайте, что хотя бы попытаетесь помочь мне.
— Обещаю сделать всё, что в моих силах.
Колесов нажал ещё что-то, после этого все путы разом ослабли, а пластиковый корсет, разделившись на несколько частей, тоже отъехал в стороны. Келд присел на широком столе, разминая затекшие конечности, а Колесов бросил ему тёплый плед, чтобы прикрыть наготу.
— Итак, я вас слушаю.
— С чего начать?
— Сначала. Как вас на самом деле зовут. Когда вы родились? Подозреваю, что вы старше, чем выглядите.
Келд хмыкнул, совсем недавно он выглядел, если и не на свой настоящий возраст, то близко к тому. Но проблема старения у него не так остра, как у обычных людей.
— Келд — моё настоящее имя. Что же до возраста, то я настоящий реликт. Родился я тысяча сорок семь лет назад в небольшом городке Суаре, что на берегу моря Светляков…
Келд, сам не ожидая от себя такого, рассказывал правду, то, чего не знал никто. Наивность в его возрасте невозможна, но он отчего-то верил, что именно с этими людьми следует быть откровенным. Может, это была интуиция, заложенная опытами создателя, а может, из предыдущего мира просочились духи, парочка особо любопытных, которые сейчас нашёптывают ему верную линию поведения.
Воспоминания о своём детстве он хранил, как самую главную ценность, только так, по его мнению, можно было сохранить себя. А теперь он, наверное, впервые за последние лет семьсот, рассказывал это начистоту другому человеку. Рассказывал, как лишился отца, который отправился в море и не вернулся, Келд плохо помнил его, только силуэт и запах. А потом в их городок пришла эпидемия, унёсшая чуть ли не половину жизни. Мать умерла, а восьмилетний Келд никак не мог в это поверить, сидел рядом с мёртвым телом и, заливаясь слезами, уговаривал её открыть глаза. Соседям пришлось силой отрывать его и уводить.
Потом он жил в приёмной семье у дальних родственников. Там он сполна почувствовал, что значит быть ненужным. Его редко кормили, часто наказывали и заставляли много работать. А когда ему это надоело, он сбежал, пытаясь найти для себя лучшую долю. Увы, бегал он недолго, там, на берегу моря, его поймали работорговцы. Несколько месяцев он просидел в трюме, питаясь помоями и не видя дневного света. Время от времени в трюм отправляли новых пойманных, а когда там стало тесно, корабль отправился в столицу, не ту, где сейчас дворец императора, а другую, старую столицу, впрочем, это неважно. Там их выгнали из трюма, истощённых и почти ослепших, а потом, забив в колодки, погнали плетьми на невольничий рынок. Кое-кто из будущих рабов знал, что бывает с мальчиками, купленными господами. Лишь немногие покупались для работы. Часть их, после операции, шла евнухами в гаремы, а другую покупали богатые распутники для плотских утех. Та и другая участь была ему одинаково противна, но убежать он этого было нельзя. Колодки весили столько же, сколько он сам, да и надсмотрщик с плетью не дремал, регулярно отвешивая удары направо и налево.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но тогда ему повезло, ему и ещё семи мальчикам. Вместо господ в богатых нарядах, с золотыми цепями на жирных шеях и напудренными париками на головах, ими заинтересовался высокий и худой, как палка, старик. Одет он был просто, даже бедно, но откуда-то взял деньги на семерых рабов. Келду ещё тогда бросилась его отличительная особенность — синие ладони. Это был знаменитый Самуэль, алхимик и учёный, равных которому не было в тогдашнем (да и в сегодняшнем) мире. В молодости он проводил неудачный алхимический опыт, колба взорвалась в руках, а реактив навсегда окрасил кожу на кистях в тёмно-синий цвет. После этого за ним и закрепилось прозвище.
Келд снова удивился, когда услышал, как этот старик сам выбирает рабов и сам назначает за них цену. У продавцов живого товара, которые со всеми покупателями торговались до хрипоты за каждый медяк, даже мысли не возникло этому старику перечить. Один из толпы покупателей, ещё молодой, но уже безобразно жирный купец выкрикнул что-то о том, что нельзя забирать всех мальчиков, тут и другие покупатели есть, их интересы тоже нужно учитывать. Самуэль удостоил его коротким взглядом, после которого кирпично-красная физиономия богача стала белее мела, а сам он предпочёл немедленно спрятаться в толпе.
— С этого момента закончилась история мальчика-сироты, и началась история убийцы, — добавил Келд.
— Каким опытам он вас подвергал? Чему учил? Много ли было неудачных опытов?
— Что значит неудачных?
— Он ведь применял неопробованные лекарства, так? Или проводил такие опыты раньше? Кто-нибудь после этого умер? Заболел? Сколько из вас дожило до конца испытания?
— Нет, никто из нас не погиб, а свои зелья он изобретал уже в процессе нашего обучения, исходя из того, каким именно изменениям он собирался нас подвергнуть.
— Но откуда тогда он мог знать, как подействует препарат? — Колесов непонимающе уставился на Келда.
— А как у вас изобретают препараты?
— Ну, есть некая болезнь, которую следует лечить. Придумывают препарат, который, вроде бы, должен помогать. Потом набирают добровольцев из больных. Тысяча человек получает препарат, а ещё тысяча получает под видом препарата пустышку. Потом считают, сколько человек выздоровело. Если среди исцелившихся тех, кто принимал препарат намного больше, значит, он действует.
— Способ, безусловно, хороший, но у нас алхимики поступают не так. По крайней мере, те, что существовали тогда. Они получали вещества, каждое из которых имело определённое влияние на человека. Потом их смешивали в нужной пропорции, после чего выдавали нужное зельё. Испытания тоже проводили, но не на тысяче, а на одном-двух.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— И? Удачно?
— Синерукий Самуэль, которого мы называли отцом, говорил, что у него девять из десяти реакций дают нужные препараты, десятая даёт, как правило, негодный препарат, он не действует, но отравить человека им невозможно.
— И это делали люди, не имеющие представления о химическом анализе?