и так раздербанили бизнес таджиков. Говорят, что и трафик отжали.
— Частично, Коль. Прилетал тут один из Таджикистана договариваться. Отдали часть, чтобы не потерять всё. Ворам и лично Башне многое отстегнули.
— Вот оно как. Не знал.
— Теперь знаешь. Но неужто твои стукачки тебе всё это не слили?
— Мои с «чёрными» ни разу не вась-вась, — поморщился Щеглов. А по «ворам», даже районным, у меня позиции слабые. Я ж не некоторые мои коллеги, беспредел не люблю ни бандосов, ни наш.
— Чистоплюй! Всё, прости. Знаю, что ты тут своё думаешь, я своё. Не будем из-за этого копья ломать.
Мнения Богомолова и Щеглова касаемо допустимого и запретного в их работе действительно различались. И ведь не то что оба они были сторонниками действий по уставу и только по нему. Просто понятия правильности и неправильности выхода за отведённые законом рамки очень уж различались. Богомолов, к примеру, будучи под длительным и заметным влиянием своего начальника, подполковника Маричева, считал вполне допустимым разного рода пресс-хаты, избиения задержанных, подбрасывание ствола или наркотиков тому, кому, по его мнению, следовало приземлить на нары.
Щеглов же всё это категорически не принимал и охотно торпедировал подобные трюки со стороны своих коллег. Не явно и громогласно, но так, что в большинстве случаев те сами не могли понять, почему вроде бы «правильно» выстроенное рушилось с грохотом и треском. Оставались одни лишь догадки, фактами не подтверждённые. И улыбающийся капитан Щеглов, этот многими нелюбимый, но зачастую очень необходимый специалист. Почему необходимый? Так голова у него хорошо работала и агентурная сеть позволяла… Да, она очень многое позволяла по причине не самых обычных принципов, на которых создавалась.
Получилось так, что с самого начала дела, на которые его бросили, оказались связаны то с незаконным ношением и применением оружия, то с нанесением разного рода вреда здоровью в результате драк. Частенько одно пересекалось с другим по понятной причине. И вот тут дало о себе знать представление тогда ещё простого лейтенанта о справедливости. Не законе, а именно справедливости, которая в немалой части случаев ему заметно противоречила. Вот оказался в руках у парня самопал, обрез и в очень редких случаях пистолет, чаще всего спортивный малокалиберный. И что с того то? Жизнь в Новиграде простой не была, а уж по некоторым улицам молодёжи не то что ночью, днём ходить было небезопасно для собственного здоровья. А желающих настучать на обладателя оружия всегда хватало. Сажать, ломать человеку жизнь? Вот за что, за какие такие мифические прегрешения? За желание сохранить собственное здоровье и самоуважение. За выстрел в воздух или даже в цель… особо наглую и охамевшую, мнящую о себе непонятно что? С таким тогда ещё лейтенант Щеглов согласиться не мог.
Где несогласие, там и до действий недалеко. Вот и отмазывал таких от условного, а то и реального срока в части случаев. Заметно снижал оный, а то и вовсе переводил на условку тогда, когда не получалось отмазать вчистую. Тем самым получал… Их и агентами то назвать было сложно, поскольку никаких расписок, никаких прямых и даже косвенных угроз. Скорее уж они являлись должниками Щеглова, помнящими оказанную им серьёзную услугу. А то и услуги. Часть таких должников вроде как тщательно избегала криминала или избегала по возможности, зато оставшиеся, рискнувшие или вынужденные пойти по этой очень извилистой дорожке, становились для него «золотым фондом».
Скорость стука превышала скорость звука? Опять же ошибка, причём серьёзная. Николай никогда и ничего не требовал, он при необходимости просто просил. И всегда оставлял для своих должников возможность отказа. Психология, она такая. Сложно отказать в просьбе тому, кто тебя серьёзно выручил в не столь и давнем прошлом. Более того, отказать в том, что не вызывало серьёзного, а то и вообще отторжения. Щеглов ведь просил правильно, то есть о том, что не входило у его должников в конфликт с собственным «я». Иногда же они и сами на него выходили, сливая тому ценную инфу на тех или иных субъектов, кого просто не выносили, но не могли добраться сами. Этакое взаимовыгодное сотрудничество, основанное на обоюдном уважении к жизненным принципам сторон. Совершенно не по советским канонам и даже не тем, которые образовывались на ныне разлагающемся трупе страны советов — это да, факт. Но было ли такое поведение неправильным, противоречащим не букве, но духу оперской деятельности? С подобным утверждением капитан Николай Щеглов сроду бы не согласился. В отличие от большей части своих сослуживцев, что тоже им учитывалось.
— И всё же, Коль, неужто твои вообще ничего не сказали?
— Смутно всё, Олег, — опер с ожесточением затушил окурок о чайное блюдце и тут же стрельнул из протянутой пачки вторую сигарету. — Жалом поводить обещали, им и самим это нужно. Пока что грешат на гастролёров. Только даже если и они, то их кто-то координировать должен был.
— Может сами того, скоординировались?
— Хрена с два! Это ж нужно было, чтобы целая банда в пару десятков рыл со стволами с родных мест снялась и в наш город прибыла. Ты серьёзно думаешь, что наши местные заправилы это бы прохлопали? Ни в жизнь не поверю!
Богомолов лишь кивнул, признавая весомость аргумента. Потом, правда, добавил уже из числа неизвестного Николаю:
— Тут среди прочих мест ещё и склад Сени Мурманского ломанули, где спиртовозы отстаивались и палёнку меньшей тарой покупателям отгружали. Одного не до конца дострелили. Ушёл на машине, словив две пули. Как не подох — только господь ведает. Сейчас этот Чика в больничке отлёживается.
— И?
— Да то, что других случайных выживших нет. Только те, кого дострелить и не собирались. Зато этот остался. Может чего видел-слышал. Я тут на всякий пожарный к дверям палаты человека попросил поставить.
— Поговорить хочешь?
— Так он мне ничего не скажет, — отмахнулся Богомолов. — Зато своим уже напел, что с ним случилось да как. А спирт — это товар особый. Не бочка, не пять. Целый спиртовоз с Кавказа прибыл. Его и взяли, остальное просто спалив.
— Ущерб. Они наносили ущерб, забирая лишь то, что могли, но остальное уничтожая. Вы ведь у себя в «убойном» это просекли, да?
Как не просечь! Подполковник Маричев сразу же, как только собрал воедино сводки с мест, чуть ли носом не ткнул своего особо доверенного подчинённого, показывая эту значимую, даже ключевую деталь. Даже высказал теорию, которая только и могла объяснить происходящее. Вот её