Читать интересную книгу Игрушки для императоров - Сергей Кусков

Потому, что государство не может расстреливать само себя, а члены семей и есть государство. У семьи свои люди во всех кругах, сами ее представители как правило крупные должностные лица.

— Мы везде, Хуанито, — подвел он итог. — Мы — раковая опухоль общества. Звучит гнусно, но, к сожалению, общество не может обойтись без раковых опухолей. Такова его природа, никто и ничто не может этого изменить. Причем любое общество, вне зависимости от времени, эпохи, государственного строя или технического уровня.

Это в наших генах, генах любого социума. Мы бессмертны, мой мальчик.

Я вымученно кивнул. К сожалению, он прав.

— Да, ДБ борется с нами, и даже одерживает небольшие победы, но это то же самое, что срубить голову гидре — на ее месте вырастет новая. Мафия — не бандиты, и не те, кто держит им «крышу». Мафия — это власть, третья после королевы и кланов. И как бы ты к ней не относился, это так.

Дон Виктор меня огорошил. Не то, чтобы я не знал этого, или не догадывался, но как-то так прямо…

— Теперь об уровнях, — продолжил он. — Да, территориальные сферы влияния есть — мелкие дворовые банды, эскадроны, которые «крышуют» районы. Их курируют банды покрупнее, бандеры, а тем не дают спуску доны. Но есть, например, наркоторговля. Это свой, особый уровень, даже бандеры в нем лишь низшее звено. Есть проституция: этот уровень еще более разнообразен, огромен и совершенно не похож на любой другой. В нем тысячи собственных нюансов, и территориальное деление почти не играет роли.

Есть рабство. Да-да, не делай такие глаза, и оно есть. Всё есть. Есть особые клубы, для избранных, в которых богатые люди могут получить удовольствие… Скажем, не подпадающее под стандарт. С девочкой лет восьми — десяти, например. Или мальчиком.

От последней фразы меня передернуло, я через силу подавил в себе тошнотворный приступ, но дон Виктор его будто не заметил.

— А еще есть связи с общественностью, с различными организациями, фондами, и это свои, независимые уровни.

Есть важные люди в силовых структурах, префекты, губернаторы, депутаты, политики, от решений которых зависят те или иные вопросы, связанные с бизнесом семьи. Всех этих людей надо правильно мотивировать, и это тоже отдельный сегмент, из которого состоит мафия.

Есть банки, есть промышленные предприятия, подконтрольные семьям, есть экономисты, просчитывающие те или иные проекты, не отличающиеся законностью, и есть юристы, решающие, как «обелить» их. И иные специалисты, которых никак не причислишь к бандитам, но которые часть мафии, ее отдельный уровень.

А во главе всего этого стоит дон, Хуанито. Хефе, вождь, лидер. Только он решает, что и как должно быть, координирует стратегические задачи и назначает для их исполнения грамотных преданных людей.

Дон — это король, мой мальчик. А король не может быть бандитом.

Именно поэтому я хочу, чтобы им стал ты. Грамотный. Умный. Смелый. Уверенный. Везучий. Наглый. Дерзкий.

— А Бенито? — перебил я.

— Бенито? — Виктор Кампос рассмеялся, но как-то натянуто. — Бенито не справится. К сожалению. Он слишком горяч для дона. Хефе должен всегда держать голову холодной, а Бенито излишне импульсивен, а значит слаб. После моего ухода он долго не проживет, слабым в нашем мире не место, а я люблю сына и не хочу его смерти. Я понятно объяснил?

Я кивнул. Бенито жалко. Меня не жалко.

Стоп! Не туда меня понесло. При чем тут жалость? Он предлагает, предлагает добровольно, и если я соглашусь, это будет мое решение. И моя ответственность.

— Хефе выбирает себе преемника, это традиция, — продолжил дон. — Как глава семьи, глава клана. Но традиции выдвигать на это место родных сыновей нет, и это правильно. Подобные случаи имели место быть, но они не принесли никому счастья. Теперь можешь спрашивать.

— Я не знаю, о чем спрашивать, — честно признался я. — Всё как-то… Слишком неожиданно. Никогда не думал что подойду в качестве приемника главы мафии. Не понимаю, почему именно я, ведь я никак не связан с вашим миром, ничего не знаю о нем и…

— У мафии нет главы, — покачал головой дон. — Есть независимые друг от друга семьи. Кто-то более влиятелен, кто-то менее, но в основном мир поделен между ними уже давно и никто не заходит на территорию других. Обычно, подчеркну.

И поэтому хорошо, что ты не связан с нами — тебя не сковывают традиции, сложившиеся за века, ты посмотришь на наш мир свежими глазами новичка и увидишь слабые места, невидимые тем, кто воспитывался в нашей среде. По которым затем ударишь, чтобы сокрушить врагов.

Мне вновь сделалось не по себе. Все уже просчитано на долгие годы вперед.

— А еще у тебя есть принципы, — улыбнулся дон. — И не делай такие глаза, принципы хефе нужны не меньше, чем мозги. Например, он должен понимать, нужен ли ему беспредел на своей земле. Нужен, Хуанито?

Этот человек нравился мне все больше и больше. Они с Бенито — небо и земля. Напрасно я так грешил на дона Виктора, сынок явно не в него.

— Возьмем для примера проституцию и торговлю малолетними. Они существуют, это так, как и множество других мерзких вещей. Но суть в том, что этот бизнес будет существовать столько, сколько будет существовать потребность в нем, спрос, то есть пока есть извращенцы и есть людское бесправие. Ни ты, ни я, ни королева — никто не сможет запретить его, от запретов он лишь глубже уйдет «под воду», примет крайне непотребные формы. Но вот контролировать его, какой вид и какой размах этот бизнес приобретет, если его не запрещать, дон может.

Что лучше, иметь на своей территории маленький чистенький публичный дом, в котором отмытые отогретые и накормленные девочки, умиравшие в трущобах Ханоя, Сайгона или Бангкока ублажают несколько десятков очень богатых, а потому не заинтересованных в огласке и расширении бизнеса клиентов? Или сеть грязных вонючих борделей, в которых сотни и тысячи украденных, купленных у работорговцев малолеток будут отдаваться любому желающему, у которого есть деньги, чтобы вечером получить свою дозу «приза» — изысканного наркотика? Мне, лично, импонирует первый вариант.

Такие вещи решает хефе, Хуанито. И только он может силой, жестокой, но эффективной, покарать людей, нарушающих его слово и организующих бизнес так, как ему не нравится. Ни ДБ, ни гвардия, ни сами боги — никто не сделает большего.

Это вторая причина, почему Бенито лучше не становиться на мое место. Он не знает предела, не видит нормы. Он превратит этот город в грязное болото. А я патриот Хуан. Мне не безразлично, что станет с Альфой в будущем. Наверное, дико звучит из моих уст, но это так.

Дон Кампос глубоко и нервно вздохнул. Да, он разочарован сыном. Но слишком его любит, чтобы не баловать и строго наказывать за проступки. Однако сейчас, когда зашел вопрос о «престолонаследии», он прагматичный глава мафиозной семьи, а не любящий отец. И это правильно.

Он меня огорошил, признаюсь. Вот так, в лоб, говорить вещи, от которых холодеет спина и мороз марширует по коже…

Но ведь правильно говорит! Да, этот бизнес будет существовать, как и любое незаконное, но прибыльное дело. И дону, настоящему хозяину вверенных ему «уровней», нужны эти долбаные принципы. Чтобы не скатиться в пропасть, не стать… Исчадием ада, демоном во плоти.

Виктор Кампос не хочет становиться таким, более того, он не хочет, чтобы таким стал тот, кто останется после него. И эти принципы, действительно, у меня есть.

— А еще у тебя имеется важнейшее на мой взгляд качество, — продолжил он. — Чутье. Ты знаешь, кому что сказать и как из той или иной скользкой ситуации выкрутиться. Это дар, поверь мне, дар богов, не каждому в этой жизни он дан. — И глядя на мое скептически скривленное лицо, добавил:

— Сколько раз за последние пару месяцев ты выходил сухим из опасных ситуаций?

Я хрипло прокашлялся.

— Я считаю, что большая часть моих… Выходов сухим — везение, сеньор. Банальное везение. Я не причастен к ним.

— Везение, друг мой, это тоже дар богов, — нравоучительно поднял палец дон Виктор. — Опасный дар, расслабляющий, к нему нужно относиться крайне осторожно, но тем не менее ценный, незаменимый! И ты только что признался, что он у тебя есть.

Везение и чутье — гремучая смесь, мальчик мой. Из тебя получится хороший сукин сын хефе!

Железная логика. Еще один гвоздь в крышку гроба моих контраргументов.

Я не хотел становиться преемником мафиози, не хотел становиться доном. Но это было интуитивное чувство, неосознанное, если так понятнее — неаргументированное. А этот человек бил именно логикой, аргументами, как тараном, круша в пыль все мои моральные барьеры.

Я буду сомневаться, теперь буду. Думать, взвешивать, оценивать — делать то, чего он добивался беседой. Вряд ли он ждет моего решения прямо сейчас, а значит, своей цели сегодня достиг.