Читать интересную книгу История русской культуры. XIX век - Наталья Яковкина

Портреты Жуковского, Витали, Крылова, Кукольника лишены эффектности. Художник стремился в них наиболее правдиво и тонко выявить характер, психологический склад изображаемого человека и достиг большой правдивости в передаче натуры. Такой крупный мастер, как Александр Иванов так отзывался о них: «…перед нами не портрет, а живое лицо, это не краски, а тело, глаза смотрят на нас, уста готовы заговорить, и весь человек как бы торжествует свое возрождение».[239] Итак, кисть зрелого Брюллова отличает правдивость и жизненность. Как далеки эти изображения от академической портретной живописи! Художник прошел большой и сложный путь от условности классического «манера» к стремлению точно и полнокровно отразить действительность. Но жизнь ставила перед искусством вообще и перед живописью уже новые, более сложные задачи. Похоже изобразить какое-либо лицо или событие было уже недостаточно, действительность требовала от художника осмысления жизненных явлений, определения своей позиции в общественной сфере. И ученики Брюллова еще робко, но неуклонно шли этим новым путем. Так, учеником его был Агин, первый иллюстратор «Мертвых душ», положивший начало русской полиграфической карикатуре. Пошел по стопам видения мира «смеха сквозь слезы» и другой ученик Брюллова — Федотов. С поразительной чуткостью оценил Брюллов значение творчества молодого художника, признав, что тот его обогнал. Мучительность творческих поисков усугубляется для художника пошатнувшимся здоровьем. Петербургская жизнь становится все тяжелее. Сужается круг друзей. В 1837 году погиб Пушкин. В последние годы жизни отошел от друзей Гоголь. Умер друг и собрат по искусству, скромный и приветливый Венецианов, в доме которого любил бывать Брюллов.

Наконец, после долгих хлопот, ему было разрешено выехать в Италию. Последний итальянский период творчества художника мало изучен, так как работы тех лет остались за рубежом в частных коллекциях. Не много известно и о жизни «великого Карла» в последние годы.

Имеющимся сведениям мы обязаны поискам, предпринятым в свое время В. В. Стасовым, а также современными исследователями в конце 70-х — начале 80-х годов нашего века. В дни, когда в Риме хоронили Карла Брюллова, там находился молодой его соотечественник и восторженный почитатель, начинающий критик В. В. Стасов. Ему не удалось застать в живых своего кумира, но он, познакомившись с итальянскими друзьями художника, сумел изучить и тщательно описать его наследие. Изысканиями искусствоведов установлено, что по приезде в Рим Брюллов очень близко сошелся с семьей Анджело Титтони, в доме которого жил и скончался. Оказалось, что Анджело и его брат Винченцо были активными участниками патриотического антипапского движения. Во время революции 1848 года Анджело был избран членом революционного муниципалитета Рима, а затем участвовал в чине подполковника национальной гвардии в обороне Римской республики. После поражения революции Анджело и Винченцо Титтони продолжали участвовать в патриотическом движении, играли видную роль в римских подпольных организациях. Позднее, после смерти Брюллова, оба брата, спасаясь от преследования властей, эмигрировали в Тоскану. Естественно, что тесная близость художника с семьей итальянских патриотов была бы немыслима без общности политических интересов и симпатий. Дружба Брюллова с Титтони нашла живописное выражение в целой серии портретов членов семьи, лучшим из которых Стасов считал портрет Анджело. Гордый поворот головы, высокий благородный лоб, покрасневшие от усталости веки и темные круги под глазами, пристальный взгляд, устремленный в будущее, — таким изображен римский друг Брюллова, патриот и революционер Анджело Титтони. Примечательно, что образ романтического героя создан чисто живописными средствами. Перед нами живой человек, сын своей эпохи с обычным лицом, которое становится прекрасным оттого, что его одухотворяют высокие помыслы.

Но если в портрете Анджело отсутствует героико-романтическая аллегория, то в портрете юной Джульетты Титтони она предельно ясна: привлекательная молодая девушка изображена в костюме Орлеанской девы. Широко раскрытые огромные глаза как будто устремлены туда, откуда появится знамение, повелевающее совершить подвиг во имя освобождения родной страны.

Портреты Анджело и Джульетты Титтони ясно свидетельствуют о том, что духовные искания Брюллова обретают законченную форму. Как глубоки были общественно-философские размышления художника, показывает эскиз его последнего, неоконченного произведения, картины-исповеди под названием «Всеразрушающее время». В ней художник хотел, видимо, раскрыть свое понимание сущности общественных явлений, свое отношение к таким жизненным преимуществам, как власть, деньги, слава.

Враг всяческой тирании, ранее сочувствовавший декабристам, художник, встретившись в Италии с участниками революции 1848–1849 годов, решительно выражает свое сочувствие и симпатию борцам за свободу своей Родины. Эволюция общественно-политических воззрений утвердила и новые художественные приемы в его творчестве. Лишь к концу жизни им был закончен этот долгий путь исканий, приведший великого художника от условности классицизма к возвышенной правде романтизма.

Примером наиболее яркого выражения романтических черт в изобразительном искусстве является творчество О. А. Кипренского.

Орест Адамович Кипренский прожил недолгую, но насыщенную творческую жизнь (1782–1836). Призвание его определилось еще в детские годы, когда он стал учеником Академии художеств. Однако суровая академическая школа не ограничила интересы пылкого юноши. Годы. учения в Академии были временем крупных событий в жизни России — смерть Екатерины II, восшествие на престол Павла I, затем знаменитые суворовские походы, потрясшие небывалым мужеством сердца современников. В 1799 году, нарушив придворный церемониал, воспитанник Академии художеств Кипренский обратился к Павлу I «с утруждением государя императора об определении в военную службу».[240] Просьба юноши была отвергнута. В 1805 году он окончил Академию художеств по классу исторической живописи, однако лучшие свои творения создал в портретном жанре. В одном из первых его портретов — приемного отца А. Швальбе — сказались уже те поиски нового как в технике письма, так и в трактовке модели, которые позднее принесут ему славу выдающегося портретиста своего времени. В портрете отца, убирая ненужные подробности с полотна, художник концентрирует внимание на лице и руках изображаемого человека, ибо они наиболее ясно выражают его психологию. Контраст темного фона и освещенных лица и рук еще более выделяет их и как бы приближает к зрителю. Удивительно, как молодой, двадцатидвухлетний художник сумел так тонко почувствовать и раскрыть внутренний мир пожилого, вероятно, испытавшего много тяжелого, человека. На полотне возник образ незаурядной личности, наделенной умом и властной волей, познавшей тяжесть трудовой жизни и горечь разочарований. Как непохож этот портрет на типичные парадные портреты академической школы с тщательно выписанными бархатными и шелковыми платьями, роскошными мехами, изящными позами и маловыразительными лицами!

Таким образом, уже в первом значительном произведении молодого художника проявились не только своеобразие художественной манеры, но и способность проникать во внутренний мир человека, постигать его духовную сущность во всей сложности их и противоречивости.

Эта черта отличает и последующее творчество Кипренского. Период, предшествующий Отечественной войне 1812 года и отмеченный вольнолюбивыми и патриотическими построениями русского общества, ознаменовался в творчестве художника созданием одного из лучших его творений — портрета Евграфа Давыдова, родственника знаменитого Д. Давыдова. Спокойное лицо молодого гусара с высоким светлым лбом, окаймленным темными волосами, его сильная и вместе с тем гибкая фигура рисуются на темном фоне предгрозового пейзажа. Его облик возникал перед зрителем в мерцающем трепетном луче света, как бы случайно пробившемся сквозь тучи. Яркая киноварь мундира, украшенного золотым и серебряным шитьем, белизна чакчир составляют сильный цветовой аккорд, сообщающий внутреннюю энергию. В спокойной небрежности позы юноши чувствуется уверенность в себе, не лишенная, однако, элемента внешней бравады. Оттенок меланхолической задумчивости, почти самоуглубленности, в его взгляде, усиленный трепетной изменчивостью пейзажа, придает ему одухотворенность, подчиняющую себе все черты облика.[241] Примечательно, что романтизированный образ молодого офицера, выражающий духовное богатство его натуры, представлен художником в ощущении эпохи героической и возвышенной, полной предчувствия боев за свободу, проникнутой жаждой подвига, стремлением «Отчизне посвятить души прекрасные порывы».