— Пейте, я не хочу, — ответила та.
— Ну сядь хоть рядом, посиди.
Наталья поднялась с дивана, придвинула к столу стул и присоединилась к обществу Анны и Леры. Втроем они еще немного поболтали, причем тон в разговоре по-прежнему задавала Анна. Остальные лишь поддакивали ей, Лера — потому что думала о своем, Наталья — по причине обычной несловоохотливости. Потом Анна ушла в лабораторию, за результатами срочных анализов. Беседа без нее сразу расклеилась, и вскоре Наталья, вспомнив о неотложных делах, также покинула ординаторскую.
День пролетал незаметно и стремительно, наполненный привычными хлопотами и обязательствами, и чем меньше оставалось до его конца, тем тягостней и тревожней становилось у Леры на душе. Она уже с минуты на минуту ожидала того момента, когда Максимов, покончив с делами, отыщет ее и позовет с собой. Однако шефа все не было: возможно, его задерживали студенты, до конца рабочего дня так и не покинувшие отделение.
Когда он наконец зашел в ординаторскую, Лера с безучастным видом сидела за столом и пристально разглядывала стоящую на нем фотографию Насти с траурной лентой на уголке. Несмотря на долгое, томительное ожидание, появление Максимова показалось ей внезапным, застигшим ее врасплох.
Он подошел ближе, обнял Леру за плечи, бегло взглянул на снимок и проговорил вполголоса:
— Перестань травить себя. Что случилось, то случилось. Нам всем тяжело.
Лере показалось, что она сейчас захлебнется вновь охватившей ее острой ненавистью. «Всем тяжело»! Кто бы говорил!
Ладони у нее стали горячими и мокрыми, голова налилась чугунной тяжестью.
— Пойдем, — произнес Максимов, отодвигая Настину карточку от Леры.
Она вдруг с невероятной четкостью вспомнила, как он старательно изображал горе на недавних похоронах. Артист, ничего не скажешь.
Лера медленно поднялась, так же медленно, будто, двигаясь во сне, расстегнула пуговицы халата.
— Эти чертовы студенты всех достали, — сочувственно проговорил Максимов, глядя на ее неловкие, заторможенные движения, и подал ей пальто. — Ты готова?
— Да. — Ее голос был ровным и уверенным. Несмотря на овладевшее ею оцепенение, она теперь точно знала, что нужно делать.
Он нежно обнял Леру за талию и повел к лифту. Мягко стукнулись друг о дружку обитые резиной дверцы, кабина плавно покатила вниз.
Неправда, что этот подонок так уж неуязвим. Он ведь так же, как все, как убитая им Настя, как погубленные старики, состоит из мяса и костей, его тело оплетают множество кровеносных сосудов, и оно слабо и беззащитно перед любым грубым вторжением.
Его так легко уничтожить! Дождаться ночи, пока мозг, генерирующий злодейские проекты, отключится, и расправиться со слабым телом! Она сделает это, неважно как, но сделает, чтобы отомстить за всех тех, кого погубил этот мерзавец.
— Ты сегодня слишком молчаливая. — Максимов распахнул перед Лерой дверь на улицу. — Хочешь, заедем в один магазинчик? Это здесь неподалеку, уверен, тебе там понравится. Или, может, сходим в ресторан?
— Нет, — Лера покачала головой. — Поехали сразу домой. Голова раскалывается.
— Как скажешь. — Он обезоруживающе улыбнулся и достал из кармана брелок с машинными ключами. — Приедем, обязательно выпей пару таблеток аспирину — и против гриппа профилактика, и от мигрени хорошо помогает.
— Обязательно, — точно эхо отозвалась Лера.
Максимов услужливо открыл дверцу «Вольво» и усадил Леру в салон. Она слегка откинула назад голову, прикрыла глаза.
Скоро. Уже очень скоро. Надо лишь подождать, когда наступит поздний вечер. У него в аптечке так много разных лекарств. В том числе и то, сильнодействующее снотворное. Лера точно помнит, что оно совершенно не имеет вкуса, стало быть, его можно добавить в чай…
Откуда-то сбоку раздался звонкий, заливистый детский смех. Она вздрогнула, обернулась.
По дорожке, прилегающей к ограде со стороны, противоположной больничному двору, две молоденькие мамаши везли прогулочные коляски. В одной из них малыш спал, в другой заходился хохотом и строил забавные рожицы. Девчонки оживленно болтали и весело улыбались озорнику.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Оцепенение исчезло так же внезапно, как и навалилось. Лера почувствовала, как обжигает лицо морозный воздух из полуоткрытого окошка, услышала многоголосый гул улицы.
Нет, она никогда не сделает того, о чем мечтала мгновение назад! Она, подарившая жизнь Машке, не сможет отнять ее у другого человека, пусть даже у преступника, у убийцы. Врач не имеет права уничтожать, он должен только спасать — кого угодно, любого, согласно данной им клятве. Пусть судит Господь Бог, а она, простая смертная, не станет судить, даже если перед ней нелюдь, выродок.
И молчать она тоже больше не станет!
Лера с силой толкнула дверцу машины и вскочила. Максимов, не успевший еще занять свое место и стоявший рядом, посмотрел на нее с удивлением:
— Ты куда? Забыла что-нибудь?
— Да, — Лера кивнула, глядя ему прямо в глаза, — я забыла. Я забыла сказать тебе, что знаю обо всем.
— О чем? — Он вопросительно поднял брови.
— Помнишь, то утро, накануне которого я впервые приехала к тебе? Я проснулась тогда немного раньше, чем ты думал, и слышала, что происходило за стеной.
— А что там происходило? — с искренним недоумением произнес Максимов.
— Ты знаешь. У тебя были родственники Скворцова из восьмой палаты, и ты обещал им, что в течение двух недель добьешься его смерти. Я слышала каждое слово вашего разговора так же ясно, как слышу сейчас тебя.
— У тебя прекрасный слух, — спокойно проговорил Максимов и неожиданно крепко взял Леру за плечо. — Ну-ка сядь обратно в машину. Нам нужно кое о чем поговорить.
Прежде чем она успела что-либо произнести, он втолкнул ее в салон и затем, быстро обойдя автомобиль, уселся рядом. Лера вновь сделала было попытку выскочить, но железные пальцы шефа обхватили ее локоть.
— Пусти!
— Погоди. Я же сказал, нам нужно поговорить. Не бойся, я ничего тебе не сделаю, ты только выслушаешь, что я скажу, и выйдешь, если захочешь. — Он по-прежнему выглядел абсолютно спокойным, не спеша достал сигареты, ловко закурил одной рукой, другой продолжая удерживать Леру. — Ты уверена, что ничего не путаешь? Как, по-твоему, я собирался убить старика? Как вообще такое возможно, чтобы никто ни о чем не догадался?
— Инъекция обзидана. — Лера перестала выкручивать руку и, слегка прищурившись, глянула на шефа. — Та самая, которую я якобы прописала по ошибке Шаповалову.
— Почему — якобы?
— Потому что ты в курсе, что я не писала этого назначения. Его внесли в карту потом, пока я спала, по твоей указке. Вот беда — почему-то перепутали истории болезни. И вместо одного больного чуть не отправили на свет другого, смерть которого была вовсе не выгодна материально. В прошлые разы тебе везло больше: вспомни случай с Анной четыре года назад, и еще один, — кажется, врача звали Леной?
— Так. — Максимов задумался, продолжая дымить сигаретой и глядя на приборную доску.
Молчала и Лера. Она не чувствовала больше ни страха, ни отвращения, лишь невероятное облегчение оттого, что все сказала, что больше не нужно будет притворяться и лгать.
— Так, — повторил шеф и поднял глаза на Леру. — Ну хорошо. Я мог бы сказать тебе, что ты сумасшедшая, что у тебя начались галлюцинации и лучше всего показать тебя хорошему психиатру. Ты, наверное, хорошо представляешь, что ждало бы тебя после того, как ты изложила бы ему все вышесказанное, — это было бы лечение в психушке со всеми вытекающими отсюда последствиями. Великолепная перспектива, не правда ли, дорогая?
Он выжидающе взглянул на нее. Она продолжала молчать, хотя внутри у нее все похолодело.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Однако я так не поступлю, — он аккуратно положил окурок в пепельницу и освободившейся рукой сжал другой Лерин локоть, — не поступлю, потому что ты мне слишком дорога, и я не хочу видеть тебя слюнявой идиоткой, заколотой лекарствами, от которых все извилины превращаются в абсолютно прямые линии.