снова и снова нервно водили по шву его брюк. Это был характерный признак, который я научился узнавать ещё в детстве.
Вопреки всем моим попыткам спасти его, мой отец был бездомным наркоманом. Принять этот провал с лёгкостью мне не удастся никогда.
Я испытывал искушение развернуться и выйти за дверь. Но я узнавал не только характерный признак, но и необходимость посмотреть в лицо плохому. Это часть моей работы, часть того, кем я являлся.
Я снял с себя поясной ремень и повесил его вместе с курткой на вешалку за столом, затем сел. Мы, Морганы, по весомой причине не любили объятия. Долгие годы разочарований и травмы превратили физическое выражение привязанности в незнакомый для нас язык. Я всегда обещал себе, что когда обзаведусь своей семьей, всё будет иначе.
— Как у тебя дела? — спросил я.
Дьюк отрешённо потёр местечко между бровями.
— Хорошо. Я вроде как поэтому и пришёл.
Я приготовился к просьбе. К отказу, который мне придётся озвучить. Я давно перестал давать ему деньги. Чистую одежду, еду, номера в отеле, лечение — да. Но я давно понял, на что именно тратились деньги, как только он их получал.
Это уже не злило меня. Уже давно. Мой отец такой, какой он есть. Я не мог сделать что-либо и изменить его. Ни через получение хороших оценок. Ни через победы на футбольном поле. Ни через выпуск с почётом. И определённо не через вручение ему денег.
— Я на какое-то время уеду, — сказал он наконец, поглаживая свою бороду.
Я нахмурился.
— У тебя проблемы? — спросил я, уже пошевелив мышкой компьютера. Я настроил уведомления, которые выскакивали, когда его имя промелькивало в системе.
Он покачал головой.
— Нет. Ничего такого, сынок. Я, ээ, начинаю программу реабилитации на юге.
— Серьёзно?
— Да, — он провёл ладонями по коленям и обратно по бёдрам. — Давненько подумывал. Какое-то время не употреблял и чувствую себя весьма хорошо.
— Сколько это — какое-то время? — спросил я.
— Три недели, пять дней и девять часов.
Я моргнул.
— Сам по себе?
Он кивнул.
— Да. Такое чувство, что пора меняться.
— Молодец, — я знал, что не стоит надеяться. Но я так же знал, каких усилий зависимому человеку стоило прийти к такому настрою.
— Спасибо. В любом случае, это место отличается от тех, в которых я бывал раньше. Там есть психологи, план медицинского лечения. Даже соцработники, помогающие с жизнью после. У них есть программы поддержки бывших пациентов, помощь с трудоустройством.
— Похоже, хороший потенциал, — прокомментировал я.
Я не был оптимистом. Только не в отношении его реабилитации. Слишком много разочарований за долгие годы. Я понял, что иметь ожидания в отношении него гарантированно приводило лишь к моему разочарованию. Так что я намеренно старался признавать то, на каком этапе он находился, а не на каком этапе я хотел его видеть. И не на том этапе, на котором он был когда-то.
Это помогало мне и в работе. Относиться к жертвам и подозреваемым с уважением, а не с осуждением. Пусть Дьюк Морган и был токсичным родителем, но он сделал меня более хорошим копом. И за это я был благодарен.
— Тебе что-то нужно перед отъездом?
Он медленно покачал головой.
— Неа. Я обо всем позаботился. Тут билет на автобус, — сказал он, похлопав себя по нагрудному карману. — Уезжаю сегодня после обеда.
— Надеюсь, это станет для тебя хорошим опытом, — сказал я совершенно искренне.
— Так и будет, — он сунул руку в тот же карман и достал визитку. — Вот номер и адрес этого места. Первые несколько недель они ограничивают звонки, разрешая связываться лишь в случае чрезвычайной ситуации, но ты можешь слать письма… если захочешь.
Он положил визитку на мой стол и подвинул её ко мне.
Я поднял визитку, посмотрел на неё, затем убрал в карман.
— Спасибо, пап.
— Ну, мне лучше пошевеливаться, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Надо повидаться с твоим братом, прежде чем отправляться в путь.
Я встал.
— Я тебя провожу.
— Нет необходимости. Не хочу позорить тебя перед твоим департаментом.
— Ты не позор, пап.
— Может, через несколько месяцев и не буду позором.
Я не знал, что с этим делать. Так что хлопнул его по плечу и сжал.
— Ты нормально выздоравливаешь? — спросил он.
— Ага. Парой пуль меня не уложить, — сказал я с притворной уверенностью.
— С некоторыми вещами справиться сложнее, чем с остальными, — настаивал он, не сводя с меня голубых глаз.
— Действительно, — согласился я.
Например, с дырками от пуль и разбитыми сердцами.
— Я неправильно обошёлся с тобой и твоим братом.
— Пап, нам не нужно вдаваться в это. Я понимаю, почему всё получилось так, как получилось.
— Просто мне хотелось бы, чтобы я продолжал пытаться и искать свет, а не погрузился во тьму, — сказал он. — Человек может научиться жить в той тьме, но это не жизнь.
* * *
Следующий час я разбирался с отчётами об инцидентах, запросами отгулов и распределением бюджета, пока слова моего отца эхом отдавались в голове.
Может, тьма — это пустое, бессмысленное существование, но именно свет мог тебя обжечь. Мне было нужно от Лины нечто, что она, похоже, не желала давать. Нечто столь же необходимое мне, как кислород. Честность.
Конечно, она поделилась отдельными частицами. Но то, чем она поделилась, было уклончивым и рассказывало ту историю, какую ей нужно. Она обставила всё так, будто наткнулась на Люсьена случайно, и у них состоялся нейтральный разговор. Она не говорила мне, что мой самый давний друг выследил её и угрожал из-за того времени, что она проводила со мной.
Тот факт, что она решила разобраться с этим сама, бесил меня почти так же сильно, как и излишне оберегающие ослиные поступки Люсьена.
Но хоть я и точно знал, что Лина не говорит всей правды, я чувствовал нечто, что не мог опознать, и что чертовски походило на нужду. И если она не нуждалась во мне в ответ, то чаши весов не будут уравновешены.
Лина Солавита на такое не запрограммирована.
Я сам не готов такое выполнить. Кто может нуждаться во мне, когда я в таком состоянии? Я в раздрае, бл*дь.
Чёрт, да я только что написал своё имя с ошибкой, пока подписывал заявление на отгул.
— Бл*дь, — пробормотал я и оттолкнулся от своего стола.
Я чувствовал себя слишком неспокойно, чтобы прятаться от мира. Мне надо сделать что-нибудь, что ощущалось продуктивным.
Я схватил куртку и ремень с крючка и направился в общее офисное пространство.
— Ухожу, — объявил я помещению в целом. — Принесу вам обед из