построился рядами по четыре человека для похода в столовую. Старшина всегда использовала такие моменты для объявлений или нравоучений. В этот раз что-то ее вывело из себя, и она принялась громко отчитывать и поучать отряд из ста человек. Ее эмоциональная речь длилась минут десять. Примерно третья часть отряда состоит из таких же людей, как Тайсон — они стояли, слушали, но практически ничего не понимали.
Старшина заканчивает свою речь словами:
— Все всё поняли?!
И тут Тайсон, с довольным, как у ребенка, выражением лица, и широко улыбаясь, громко сообщает:
— «Бiз ештеңе де ұққан жоқпыз. Казақша айтсаңшы» — («Ничегошеньки не поняли, что ты говорила. Говорила бы по-казахски»).
Конечно, весь отряд тут же разразился дружным смехом, который нивелировал всю серьезность выступления старшины.
Я говорю по-казахски благодаря своим бабушкам и дедушкам, но язык в разных регионах Казахстана имеет некоторые различия. Мои соседки по комнате, кровати которых стояли в одном ряду с моей, были с юга. Как-то я спросила одну из них, когда нам идти на обед. Ответ был — «азанда». Я не знала этого слова и спросила, что оно значит.
— Это значит — скоро, — ответила она.
Думаю, хорошо, надо запомнить это слово. Через пару недель спрашиваю другую соседку, давно ли вышел из здания начальник отряда.
— Азанда, — отвечает она.
«А-а, думаю, значит, недавно вышел, придет не скоро».
— Хорошо, зайду позже, — говорю я и направляюсь к выходу.
— Зачем уходите, подождите, он скоро придет.
— Вы же сами сказали, что он недавно ушел.
— Нет, я сказала, что он давно ушел.
— Но вы сказали «азанда». Это ведь недавно.
Соседки начали смеяться.
— Так «азанда» — это недавно или это давно?
— И то, и другое!
И смеются, заливаются.
Язык легче усваивается, когда учеба не за партой.
Заключенные женщины по-разному используют свободное время — читают, вяжут. Часть учит языки. Кто-то ходит на мои занятия по английскому. Кто-то индивидуально учит арабский с девушкой, которая его хорошо знает. Казахоязычные через разговор осваивают русский, русскоязычные — казахский.
На участке несовершеннолетних — две девочки, казашки Жанат и Зарина, говорили между собой на казахском, с остальными — на русском. Другие девочки обижались, если за общим столом Жанат и Зарина, а до этого Гульмира, говорили между собой на непонятном языке. Я беседовала с девочками-казашками, убеждая проявить тактичность и говорить в общей компании на понятном всем — русском, но они забывали про это.
Однако вскоре вопрос был решен очень просто.
Я предложила русскоговорящим девочкам начать говорить на казахском. К моему удивлению, Маша призналась:
— Мне интересно, о чем они говорят, но я стесняюсь спросить.
Я посоветовала им учить каждый день по пять слов, которые используются каждый день, и использовать их в своей речи. Это было время летних каникул, часто девочки все вместе были во дворе. Так что возможности говорить было предостаточно.
Начали с пяти слов. Машин родной язык — татарский. Татарский язык близок к казахскому, поэтому процесс пошел очень быстро. Скоро перешли к десяти словам в день. Параллельно выучили самые распространённые выражения, которые произносились очень часто, интересовали Машу, и которые она стеснялась спросить. Теперь Маша стала сама употреблять эти выражения со своим мягким татарским акцентом.
Изучая язык, девочки стали дружнее.
Оранжевые человечки
За исключением концертных дней цвет лагеря — серый. Поэтому увидеть в ночи группу из пяти человек в оранжевых штанах и куртках — сенсация. Их вели строем по главной аллее. Рядом было сопровождение из служащих, значит, это осужденные. Когда никому не разрешают подходить и переговариваться, это вызывает еще больший интерес.
Время 9.30 вечера. Строй завели в баню.
Лагерь — это как маленькая деревня: все неизвестное становится известным максимум за полчаса. Сидящим в ШИЗО (штрафной изолятор) выдали новую форму — ярко-оранжевую, со светоотражающими наклейками. Форму они должны были надевать при выходе на общую зону.
В ШИЗО сажали на срок от одного дня до месяца за нарушение режима содержания — драки, использование мобильных телефонов, распитие спиртных напитков, их изготовление, и т. д. Потом проводили административные суды и решали, вернуть человека в отряд, в локальную зону или послать в СУС (строгие условия содержания) на шесть месяцев.
Территория ШИЗО находилась возле участка несовершеннолетних.
Любопытные девчонки пытались узнать, кто там сидит и за что.
Начальник отряда и воспитатель использовали это соседство, чтобы напоминать девочкам — за нарушение попадете в ШИЗО. Что в некоторой степени сдерживало особо эмоциональных девочек. Правда, не всегда. Подростки часто попадают в лагерь из-за необдуманных поступков. В лагере приходится учиться терпению.
Поверить в себя
В последнее лето моего пребывания в лагере общественный фонд «Жартас» проводил семинар-тренинг «Поверь в себя».
Три женщины приезжали каждую пятницу и полдня занимались с девочками. Через пару занятий девочки ждали пятниц как праздник. Больше всего им понравился день, когда они делали коллаж своей мечты. Картинки были яркие. Каждая подошла ко мне после семинара и рассказала, какой она мечтает видеть свою жизнь. Коллажи были разные и отлично отражали характер каждой девочки. Кто-то хотел свой салон красоты, кто-то путешествовать, кто-то добиться успехов в спорте.
Представительницы из Фонда разговаривали с девочками один на один. Вместе они искали сильные стороны каждой. Они рассказывали им про свою жизнь. Ни у кого из них судьба не была легкой. Но они справились, наладили свою жизнь и теперь помогают осужденным в лагерях.
На заключительный семинар приехала одна из учредительниц казахстанского представительства Австралийской программы реабилитации «Тин Челенджер» по имени Марлен.
Красивая женщина, сидя за чайным столом, рассказала историю своей жизни, историю борьбы за себя и свою семью.
В 1990-е годы в Казахстане был разгул наркотиков и наркоманов. Марлен, совсем еще молодая девушка, вместе со своим братишкой приобщились к наркотикам, мама к алкоголю. Семья прямым ходом катилась в пропасть, все деньги уходили на отраву. Несколько раз Марлен пыталась остановиться, но срывалась. Когда у нее была последняя возможность отказаться или в ближайшее время сесть в тюрьму, ей помогла православная семья — их знакомые, которые не были богаты, но дали деньги на оплату реабилитационного центра. Она смогла выдержать реабилитацию сама, потом пошел брат, затем вдвоем они спасли маму.
После рассказа она взяла привезенную с собой гитару и начала петь красивым сильным голосом. Оказалось, что это песни ее собственного сочинения. Никто не пил чай, все слушали, совершенно заворожённые. Потом Маша встала, подошла к ней и спросила: «Можно я вас обниму?». Похоже, Марлен не ожидала этого, но тут же крепко обняла Машу. Все остальные