видели, в каком он состоянии, — и к трем часам пополудни мы все еще ехали.
Я сидела на диване с телефоном, периодически проверяя, не пришло ли сообщение от Зака. Джесси сказал, что он проснулся чуть за полдень; еще он сказал, что Зак обычно медлителен после приступа.
— Поиграем в карты? — предложил Коннор.
Коннор сел за стол с колодой карт в руках.
— Конечно, — согласилась я, перелезая через диван.
— У тебя измученный вид, — заметил Коннор.
— Я мало спала прошлой ночью, — сказала я. — Мысли всякие.
— Аминь, сестричка.
Он раздал карты для игры в «пьяницу».
— Я музыку включу, не возражаешь?
— Давай, включай. Нет настроения беседовать.
— У меня тоже.
Коннор поскроллил в телефоне и, в итоге, включил топ-чарты.
Мы добрались до отеля почти в пять — двенадцать часов в автобусе из-за пробок. Нам всем не терпелось покинуть тесный салон автобуса, выйти и размять ноги.
— Как долго мы ехали, — сказала мама, когда автобус въехал в специально отведенный гараж при отеле. — Движение в Нью-Йорке нешуточное.
К счастью, сегодня вечером не было концерта; впрочем, завтра я должна вылететь в Лос-Анджелес к своей команде. И это значит, что на прогулку по городу у меня есть только этот вечер.
— Что будешь делать? — спросил меня Коннор, когда мы заселились в отель.
— Мне нужно найти что-нибудь на память о Нью-Йорк Сити, — ответила я. — Я толком не знаю, где искать.
— Таймс-сквер, — сказал Коннор. — Ты там найдешь всякие недорогие сувениры и осмотришь главную туристическую достопримечательность города.
— Я считаю, что статуя Свободы — это главный туристический объект.
Коннор удивленно приподнял бровь.
— Ты думаешь, что статуя Свободы главнее Таймс-сквера?
— Конечно.
— Нам придется признать, что ты ошибаешься.
— Мы договорились не соглашаться, тупица.
Коннор ухмыльнулся.
— Кроме тех случаев, когда я всегда прав. Можно я с тобой пойду?
— Ты хочешь, чтобы мы поискали что-нибудь для меня вместе?
Он кивнул.
— Еще я собираюсь убедить тебя приобрести какого-нибудь болванчика. Пока не знаю какого, чувствую, что болванчик — это предмет, который обязательно должен быть в коллекции разных пошлых предметов.
Я сообщила маме, куда мы идем, и вскоре мы уже шагали к Таймс-сквер. Я совсем забыла, как утомительно отправляться в путь с Коннором. У него был телохранитель, Эдди, и его останавливали в каждом квартале, чтобы сфотографироваться или взять автограф.
В результате десятиминутную дорогу мы осилили за сорок пять минут.
— Прости, — извинился Коннор, догоняя меня в очередной раз.
Я привыкла держаться в стороне, когда Коннор что-нибудь подписывал. Его поклонники не интересовались мной; они хотели провести миг наедине с Коннором. А я не хотела быть третьим лишним.
— За что? — спросила я.
— За то, что задерживаю тебя.
— Ты меня не задерживаешь, — я покачала головой. — Мне нравится прогулка. Это уж точно гораздо лучше, чем сидеть взаперти в автобусе.
На Таймс-сквер было даже хуже — там были люди, которым можно было заплатить, чтобы сделать фотографию с теми, кто надоел своими просьбами сфотографироваться с Коннором. Было гораздо труднее, чем гулять с Заком.
— Надо было мне шляпу надеть, — сказал Коннор.
Но я-то знала, что он намеренно никогда не прятался от своих поклонников. Были времена, когда я наблюдала, как он делал все возможное, чтобы наверняка с ними встретиться. И хотя стоять без дела и ждать его было утомительно, все же наблюдать шумиху вокруг собственного брата — это очень впечатляющий момент.
Это был тот парень, на которого я кричала за то, что посреди ночи он оставил сиденье унитаза поднятым, и который пытался петь арии из опер в душе. И были люди, готовые жизнь отдать за возможность встретиться с ним, провести рядом с ним хоть пару секунд. Я сама фанатка, и я понимала их, как никто. Коннор зашел в магазин на углу и купил толстовку. Он надел ее и затянул капюшон вокруг лица.
— Ты выглядишь нелепо, — засмеялась я.
— Я смогу пообщаться с кем угодно после того, как мы сделаем то, зачем пришли сюда, — сказал Коннор. — Но сейчас я хочу найти тебе самого лучшего болванчика.
— А кто сказал, что я согласна получить болванчика?
— Я сказал. Я всегда прав, помнишь?
— На все сто ты — заноза в моей заднице.
Мы обошли множество магазинчиков на Таймс-сквер. Коннор настаивал, что нам обязательно нужно найти классную вещицу, и оказалось забавным наблюдать, как он проверяет каждого найденного болванчика.
— Как насчет копии статуи Свободы? — спросила я.
— Не-а, — отказался Коннор. — Это не круто.
В седьмой лавочке Коннор показал мне болванчика — крысу с двумя торчащими зубами в шляпе с буквами NYC.
— Чтоэто? — Я взяла в руки эту штучку. — Она отвратительно симпатичная.
— Она изображает Крысу из Метро, — сказал Коннор. — С которой ты, может быть, встретишься до твоего отъезда завтра, как… с реальным существом.
— Это же крыса, — я не удержалась от смеха.
— Она — совершенство.
Вот так я добавила нью-йоркскую крысу-болванчика в мою коллекцию.
* * *
На следующее утро, как только я закончила паковать свой чемодан, раздался стук в дверь. Я уже приняла душ и оделась для выхода, осталось только уложить в чемодан мелочи, и можно лететь в Лос-Анджелес. Мой организм отказывался принимать смену часовых поясов. Я открыла дверь и обнаружила Зака с двумя кружками кофе в руке.
— Привет, — сказал он; голос все еще был хриплым.
Я моментально обняла его прямо вместе с кофе. Вчера я не виделась с ним, не хотела тревожить его, но ужасно по нему скучала.
— Я понимаю, — тихо сказал Зак. — Я виноват.
Наплевав на мамины правила, я втащила его в номер и закрыла за нами дверь.
Зак протянул мне кружку.
— Это ледяной макиато с карамелью.
Я сделала глоток, вдыхая сладкий запах:
— Ум-м.