ответа; вместо этого:
«Кулидж написал еще одну записку по этому поводу Эйдуку, но пока безрезультатно. Это было отличное замечание, если вы имели дело с цивилизованными людьми, а не с кучкой головорезов вроде шайки Эйдуков». Пришло время самому Шефу взвесить ситуацию. «По моему убеждению, хороший и решительный намек Гувера на то, что дальнейшие выгоды будут зависеть от поведения российских представителей в их отношениях с АРА в России, вот-вот должен быть получен. Толпа Эйдуков с каждым днем становится все самоувереннее».
Сарказм Мерфи, возможно, был направлен против Кулиджа, но его обвинение в том, что АРА не в состоянии противостоять Боло, было косвенно направлено против крутого солдата, ведущего шоу. Растущее разочарование поведением Хаскелла в отношении того, что работники по оказанию помощи называли «отношениями с правительством», было готово разжечь тлеющую вражду между ветеранами АРА и их начальством Регулярной армии.
ГЛАВА 6. ХАСКЕЛЛ В «ЛЕТУЧЕЙ МЫШИ»
Среди воплей протеста, доносившихся из районов по поводу посягательств сторонников Эйдука, одним из тех, что, возможно, разозлили Хаскелла, было письмо, отправленное ему Боуденом из Царицына в январе 1922 года. Боуден писал в связи с Приказом Эйдука № 84, только что опубликованным в местной газете, в котором говорилось, что все мандаты, подписанные американскими представителями АРА, недействительны и что лица, использующие их, подлежат судебному преследованию. Целью Эйдука было потребовать от российских инспекторов АРА получить официальные советские мандаты. Боуден сообщил Хаскеллу, что в Царицынском округе есть районы, где любой, пойманный с советским мандатом, будет «немедленно и жестоко предан смерти». Это заявление, которое было технически правдивым, должно было привлечь внимание читателя, но именно прощальный выпад Боудена мог спровоцировать полковника: «Неужели вы не можете еще немного держать Эйдука в узде?»
Боуден был одним из Старых бойцов АРА в подразделении, и как таковой он привык добиваться своего с правительственными чиновниками любого ранга. К январю в округах находилось более дюжины таких ветеранов АРА, как он, и они больше, чем другие работники по оказанию помощи, были склонны приписывать влияние Эйдука неспособности офицера-ветерана, возглавлявшего их миссию, защищать интересы кормильцев на фронте борьбы с голодом. Их огорчение от того, что военнослужащий Регулярной армии навязывает военную марку власти операции АРА, было достаточно сильным. Сомнительно, однако, что этот несчастливый брак оказался бы таким зажигательным, если бы старая гвардия АРА поверила, что Хаскелл противостоит Боло. В отличие от грубого вторжения в военную культуру, почтение полковника к советским властям было совершенно неожиданным, потому что это казалось нехарактерным для этой культуры и особенно для репутации полковника как человека жесткого.
Штабы в Нью-Йорке и Лондоне по-прежнему обеспокоены состоянием морального духа внутри российского подразделения, которое они пытались отслеживать по официальной переписке Хаскелла и по частным письмам, которые мужчины отправляли из России коллегам АРА в Европе и Америке. Действительно, учитывая масштабность и сложность самой операции по оказанию помощи, удивительно, сколько времени и умственной энергии руководители потратили осенью 1921 года, пытаясь понять, где они допустили ошибку при формировании российской команды и какие шаги им следует предпринять, чтобы гарантировать, что эта крупнейшая и последняя миссия АРА не потерпит краха и не запятнает весь гордый послужной список гуманитарных достижений Гувера со времен Бельгии.
У Эдгара Рикарда, генерального директора АРА в Нью-Йорке, должно быть, возникло тревожное чувство дежавю, когда он читал поступающие сообщения о холодном приеме, оказанном Хаскеллу, сначала в Риге Миллером, затем в Москве Кэрроллом. Ибо это то, что произошло в июле 1919 года, когда полковник приступил к выполнению своего задания верховного комиссара союзников в Армении. Его прибытие на Кавказ не понравилось, среди прочих, главе тамошней миссии АРА майору Джозефу К. Грину, офицеру, который на тот момент фактически стал подчиненным Хаскелла. Эти двое мужчин, очевидно, никогда не ладили. Шесть месяцев спустя ситуация ухудшилась до такой степени, что Хаскелл почувствовал себя вынужденным направить Рикарду пространный меморандум в защиту своего поведения на посту верховного комиссара. Среди нескольких неназванных объектов его неудовольствия была заметная фигура майора Грина. Полковник написал, что он может легко понять, почему некоторые люди, находящиеся в его подчинении, могут полагать, «что офицер Регулярной армии, прибывший со значительными полномочиями, может, по их мнению, быть абсолютно неспособным продолжать работу без их квалифицированной помощи и советов».
Какими бы ни были жалобы на него, слухи о якобы высокомерном обращении Хаскелла с АРА распространились по европейским офисам организации, где работники по оказанию помощи были готовы поверить в худшее о солдате из Вест-Пойнта. Таким образом, еще до своего назначения главой российской миссии Хаскелл пользовался дурной славой в организации. Один из членов русского подразделения вспоминал в 1930-е годы: «мы слышали истории о нем из грузинской России, истории, которые нам не нравились».
Проблему усугубляли сплетни, ходившие вокруг руководства Хаскеллом годом ранее миссией помощи в Румынии. Бывший начальник подразделения АРА в Польше просветил начальство в Нью-Йорке относительно пагубности этого румынского штамма вируса и способов его передачи: «Теперь несколько рассеянных членов этого бывшего румынского персонала время от времени путешествуют по Европе с 1919 года и за чашками кофе или бокалами сливовицы много сплетничали о полковнике, его способностях, его методах и определенных личных характеристиках, очевидных, по крайней мере, во время пребывания в Румынии». Точные обвинения остаются неясными, но презумпция виновности, без сомнения, проистекает из военной родословной обвиняемого.
Таким образом, приняв командование российской миссией, Хаскелл столкнулся не только с неизбежной враждебностью рядового к регулярным военнослужащим, но и с тенью, бросаемой на его прошлую деятельность в качестве администратора продовольственной помощи.
То, что все это было источником глубоких опасений среди должностных лиц АРА в Европе, задокументировано в замечательном письме, написанном Хаскеллу одним из его сотрудников, полковником. Джеймс А. Логан. Во время войны Логан был главой представительства Соединенных Штатов в Париже, где он служил в 1919 году неофициальным представителем США в Комиссии по репарациям, одновременно руководя там штаб-квартирой АРА. Он хорошо знал Хаскелла и приложил руку из Парижа к улаживанию кавказской путаницы. Выбор Хаскелла главой российской миссии вдохновил его вышестоящего офицера, все еще находящегося в Париже, дать совет в письме от 9 сентября, когда Хаскелл направлялся в Европу, чьи предостережения указывали на прошлые трудности и нынешние опасности.
Как кадровый военный и инсайдер АРА, Логан оказался в уникальном положении, чтобы откровенно поговорить с недавно назначенным директором российского подразделения. В организации Гувера был создан «великолепный моральный дух», проинструктировал он Хаскелла; как было бы «очень жаль», если бы сейчас она пришла в упадок. Тем не менее, нынешние обстоятельства создавали потенциал именно для такого развития событий. Он напомнил Хаскеллу, что большое количество бойцов АРА, когда-то бывших офицерами-добровольцами, пережили много неприятных